Зеркала и галактики

Еще бы не пожалеть. Центр ксенологических исследований в академгородке закрыли, сотрудников разогнали, директора – Кирсана – хотели отдать под суд. Проворонил такую опасность, не упредил, нейтрализовать не сумел… Некомпетентность, халатность, да не было ли заодно и преступного умысла?

Переселенных СерИвов уничтожили. Подчистую. Северин надеялся, что людям оставят хотя бы каплю памяти от подселенцев. Куда там! В угаре, его самого объявили пособником захватчиков и передали миллаушам на «казнь». Вышел скандал: умные звери всем отрядом отказались работать, пока Северина не признают невиновным и не оставят в покое. Пришлось уступить.

По делу сотрудников института Донахью ведется следствие. Кто заронил идею о переселении СерИвов в людей, да почему, да отчего… Сотрудники, конечно, ссылаются на мать-миллаушку – дескать, она вдохновила СерИвов на переселение, она же заставила людей Донахью СерИвам в этом помочь. Саму мать до сих пор не нашли, и Очень Умного Зверя не отыскали, и обе его сестрицы куда-то запропастились. При этом никто не задавал неудобных вопросов Кирсану и ребятам из группы спецназначения, которые освобождали миллаушек из института. Понятно, что сами же миллауши заставили следователей не допрашивать людей и даже об этом не думать.

Вскоре миллаушский карательный отряд отбудет на родину. На Беатриче останутся лишь несколько десятков наблюдателей-полицейских, которые будут приглядывать за порядком вообще и СерИвами в частности. На сегодняшний день уровень преступности упал до нуля, и власти рады-радехоньки.

Светлана с Кариной брели по аллее, занятые своей женской беседой. Подружки не разлей вода. И чудесные няньки для Краша, Мстиславу в помощь.

За спиной отворилась дверь.

– Слав, к тебе можно?

«Нельзя», – подумал телохранитель, но вслух этого не сказал.

Краш мялся на пороге – пришибленный, виноватый, растерянный. Недоразумение, а не человек.

– Можно?

– Заходи, – разрешил Мстислав, стараясь подавить раздражение.

– Не сердись. – Краш неуверенно тронулся с места.

«Не сердись». Мстислава ноги сами понесли ему навстречу, а сердце растаяло. Рабство!

– Ну, что? – спросил телохранитель суше, чем хотелось. Краша следовало держать в строгости.

– Слав, я… – виновато начал тот. – Я хотел попросить…

О, черт, опять!

– Не проси, – велел телохранитель. Очень жестко приказал. Даже сам удивился, как хорошо получилось. – Никогда ни о чем меня не проси.

– Почему? – Краш сжался, словно его ударили.

У Мстислава от жалости душа перевернулась, однако он постарался это скрыть и напомнил:

– Я сто раз говорил: хочешь чего-нибудь – предложи, обсудим. Но не проси. Тебе ясно?

По растерянным глазам было видно: ничего ему не ясно, только зря обидели без вины виноватого. Невозможно с ним. Мстислав махнул рукой на воспитание.

– Я слушаю. Что ты хотел?

– Убрать зеркала, – извиняющимся тоном сказал Краш. – Хотя бы часть.

– Они тебя кусают?

– Нет, – ответил Краш на полном серьезе. Ни малейшего чувства юмора. – Но они везде.

– И что же?

– В них просыпаются Зеркала СерИвов.

– СерИвов у нас нет, – терпеливо сообщил телохранитель. – Зеркала их показать не могут. Поэтому они и не проснутся.

Краш совсем растерялся. На лице появилось умоляющее выражение, которое Мстислав ненавидел, поскольку в такие минуты совершенно не мог противостоять своему подопечному.

– Хорошо, уберем, – обещал он.

Краша это не успокоило.

– Я видел, – произнес он с несчастным видом. – В зеркале… как будто вспышка.

– Ну, так это не то. Когда настоящее Зеркало отражает СерИва, изображение сначала крохотное, затем оно растет, некоторое время держится, и только потом исчезает.

– Тут было не так. Похоже на… – Краш подыскивал, с чем сравнить. – Как будто огонь в камине. Полыхнул и погас. Слав! – он отшатнулся. – Ты что?!

– Ничего, – процедил телохранитель.

Глянул на свои руки. Даже кулаки не сжались – а Краш перепугался. Соображать не соображает, но все чувствует. Значит, зеркало показало вспышку пламени. Уж не патрульный ли миллауш пожаловал?

– Антонио, – Мстислав вызвал по интеркому охранника, – ты следишь за периметром? У нас что – гости?

– Да, кто-то подъезжает. Сейчас скажу… Ага. Северин с дамой.

– Этих пропусти. А миллаушей нет?

– Э-э… Вдалеке вижу патрульный глайдер. Возможно, к нам.

– Не пускай. Нас проверяли и по плану, и внепланово, и как угодно. Покажи запись о проверках, и пусть убираются.

– Понял, – обрадованно сказал охранник. Как любой нормальный человек, он крепко недолюбливал миллаушей.

Краш попятился к двери.

– Слав, я пойду?

– Иди. Но тогда не увидишь, с какой дамой прибыл мой брат.

– Потом расскажешь. – Краш удрал. Северина он откровенно боялся.

Обрадованный, Мстислав поспешил гостям навстречу. С братом он давно не виделся, а про «даму» вообще ничего не слыхал. Видать, дело серьезное, коли Северин сподобился привезти ее в поместье.

Пройдя анфиладой роскошных залов, телохранитель вышел на парадное крыльцо. Мобиль Северина стоял у ступеней, но ни самого брата, ни его спутницы было не видать. Колоннада белого камня мягко светилась под искусственным солнцем, окна в доме отсвечивали золотисто-коричневым, не пропуская взгляд внутрь.

И никого. За колоннами укрылись, что ли?

– Север?

– Здесь, – откликнулся брат, вынырнув из-за угла.

Он шел один. Что-то не так?

– Антонио сказал: ты с дамой. – Мстислав присматривался.

– Я… да. Правильно.

Угол рта у него подрагивал. Что-то стряслось.

– Заходи.

Телохранитель открыл перед братом дверь – из медового дерева, с тонкой резьбой, которую Северин считал шедевром и не уставал восхищаться работой мастеров. Сегодня он прошел в дверь, ее не заметив. Мстислав повел брата в бывшие покои Домино – в комнату, где прежде обитал сам и которая не прослушивалась с пульта охраны. Спальни тоже не прослушивались, но разговаривать в спальне показалось нелепо.

За двустворчатой дверью, отделанной шелком, был коридор с зеркалами и недавно навешанными глухими панелями по стенам и потолку. Панели скрывали фривольные росписи, любимые прежним владельцем покоев. Краш сюда носа не казал, поселившись на втором этаже, в комнате для гостей, и здесь вообще никто не бывал. Однако Светлана, едва увидев изображения голых красоток, объявила, что это необходимо закрыть, и Мстислав заказал панели. Северин прошел мимо, не отпустив ироничного замечания, хотя росписи он прежде видел и высказывался в том духе, что оно, конечно, слегка чересчур, но вообще-то – живописный шедевр и на любом аукционе будет стоить кучу денег.

В бывшей комнате Мстислава все осталось, как было: стены затянуты коричневым шелком, коричневое же покрывало на постели, кресло, два стула, придвинутый к стене стол, рядом – видеоэкран.

– Присаживайся, – телохранитель указал на кресло. – Пить что-нибудь будешь?

Северин потряс головой, отказываясь, и подошел к окну, раздвинул шторы. В комнату хлынул искусственный солнечный свет. За окном был такой же газон, как Мстислав недавно рассматривал, и цветущие кусты. Северин застыл, словно завороженный видом.

Телохранитель набрал на вделанной в столешницу панели заказ: два бокала с ромом – контрабандным, от Йенса, – шоколад и фрукты на закуску. Заказ прибыл через пару минут, и все это время Северин стоял молча, напряженно выпрямившись и глядя в окно.

Мстислав подал брату бокал:

– Пей. И шоколад не забудь. Что стряслось?

Северин пригубил темный, крепкий, роскошный ром и глуховато ответил:

– Миллауши улетают домой. Через два дня.

Ну и новость. Вся планета ждет не дождется, когда карательный отряд отбудет.

– Улетают, – согласился телохранитель, недоумевая. – Нам-то что за горе?

Северин отвернулся наконец от окна, одним махом допил ром и со стуком поставил бокал на поднос.

– Они не хотят, чтоб я летел с ними.