Страница 85 из 89
Нет нужды рассказывать вам, как велика была эта цена, как корабль за кораблем, разбитый непрестанными залпами, спускал флаг и сдавался; как из сорока кораблей, вышедших нам навстречу в то утро, только девять испанцев вернулись в Кадис, а четыре француза улизнули только для того, чтобы быть захваченными через несколько дней у Ортегаля. Из остальных десять пали во время сражения, а двадцать сдались в конце боя, и сам Вильнев вместе с испанскими адмиралами Алавой и Сиснеросом и двадцатью тысячами солдат и матросов стали нашими военнопленными.
Так закончилась последняя битва титанов на море. Во второй раз я видел, как Невредимый остров[45] спасся в критический момент своей судьбы от вторжения чужеземного врага и хватки чужеземного тирана. Трафальгар окончательно сломил морскую мощь Франции и Испании. Великая Булонская армия, которой через несколько дней предстояло вторгнуться в Лондон, развернулась в поисках других полей сражений, и по сей день вы можете увидеть статую Наполеона на его колонне над Булонью, повернутую спиной к той английской земле, которую будущий деспот Европы никогда больше не увидит, пока не окажется пленником на палубе британского линкора.
Если бы не стремительное плавание «Морского ястреба», Трафальгарской битвы могло бы и не случиться, а статуя Наполеона могла бы стоять лицом в другую сторону.
Мы принесли эту весть домой, убегая от шторма, который разразился над полем битвы на следующее утро, и никогда еще ни один корабль не приносил известий о большей радости и большей печали, чем мы. Британия была спасена, но человек, который спас ее, погиб смертью героя в самый час победы и в высший момент судьбы своей страны.
В течение пяти лет после Трафальгара мы на «Морском ястребе» действовали везде, где можно было найти хорошо нагруженного француза, пока британский флот и крейсеры не прочесали моря настолько чисто, что едва ли можно было найти приз, за который стоило бы сражаться. Наконец, мы привезли наши сокровища домой из пещеры, где все еще медленно гнил «Безжалостный», а затем заплатили команде «Морского ястреба». Сцена битвы переместилась с моря на сушу. У подданных волн была теперь только одна хозяйка, и никто не мог безопасно плавать по ним, кроме как с ее разрешения.
И все же для меня не было ни радости в золотом отдыхе, ни покоя на суше или на море, пока мой жизненный путь снова не пересечет путь той, с кем я в последний раз простился в темнице инквизиции. И снова поиски моей много раз потерянной любви стали движущей страстью моей новой жизни, и снова я отправился искать ее по красной тропе войны.
Половина мужского населения Англии, как вам известно, бросилась с оружием в руках навстречу булонской угрозе, и поскольку у нас с Марком были деньги, которые можно было тратить без ограничений, мы вскоре собрали отряд из пятисот всадников, оснащенный и вооруженный на испанские сокровища и французскую добычу, и отправились искать военного счастья с маршалом Веллингтоном на полуострове.
Вся Европа теперь пылала сражениями от края до края, а корсиканский авантюрист, сделавший себя тираном Франции, казалось, быстро шел к всемирной империи, подобный новому Молоху, сквозь пламя бесчисленных городов и кровь миллионов людей, погибших по приказу его проклятого честолюбия. Вы знаете, как он поднялся и как пал, чтобы снова подняться для той величайшей битвы, которая в один день разорвала цепи, которые он в течение почти двадцати лет готовил, чтобы сковать народы.
От кровавого поля Виттории до последней трагедии Ватерлоо мы пробивали себе путь от победы к победе во многих доблестных сражениях, о которых я охотно рассказал бы вам, если бы оставалось место или время, но моя длинная история спешит к концу, и деяния лет должны быть ограничены скудным упоминанием в нескольких словах, потому что для меня, кроме сражений и маршей, и снова сражений, эти годы были пустыми, так как все эти годы я тщетно искал свою любимую, но все же надеялся снова и снова, потому что я не мог поверить, что этот последний этап моего земного пути я пройду в одиночестве и без приветливого присутствия той, которая, верная своей клятве через сменяющиеся века, непременно появится снова, чтобы вложить свою руку в мою и поведать мне, что мрак, стыд и ужас нашего последнего расставания действительно очищены пламенем ее мученического костра, и что она снова вернулась ко мне со звезд, на этот раз, быть может, чтобы закончить свою миссию и мое скитание, и в последний раз провести меня сквозь тени к жизни за пределами мира и к восстановлению моего утраченного родства с богами.
Глава 32. Последняя победа
Именно в ночь перед битвой при Катр-Бра, ночь на 15 июня 1815 года, прославленную в бессмертной песне Байрона[46], наконец-то была услышана моя долгожданная молитва. Брюссельские часы пробили одиннадцать, когда герцогиня Ричмондская приветствовала улыбкой двух предводителей отряда, который стал известен благодаря множеству яростных и смертельных, отчаянных и безнадежных подвигов, и поэтому пользовался ничуть не меньшим почетом в этом историческом зале, который видел цвет британского рыцарства.
Когда мы были формально представлены и поклонились хозяйке, я поднял голову и рядом с ее светлостью увидел самую красивую фигуру во всей этой блестящей толпе, ту, кого я искал в течение десяти долгих лет сквозь бури и войны на море и на суше. Нежная, величественная и еще более прекрасная, чем когда-либо, с грацией новой, более совершенной жизни, сияющая в своей возрожденной женственности стояла она, та, чье несчастное, измученное пытками тело я в последний раз держал в объятиях в темнице инквизиции в Кадисе, и чей белый силуэт я в последний раз видел чернеющим среди пламени мученического огня. А сейчас на ее белой груди сияли огромные драгоценные камни, которые я подарил ей на обручение, когда сватался к ней и получил ее как Кейт Кэрью.
Наши глаза встретились, и от нее ко мне мелькнул приветственный взгляд такого совершенного узнавания, что, совершенно забыв, где я нахожусь и сколько глаз на нас смотрит, я шагнул к ней, протянув руки, с самым первым ее смертным именем на устах.
— Значит, вы уже знакомы? — спросила хозяйка, не подозревая, как странно звучат для нас ее банальные слова. — А я как раз собиралась представить вам капитана Валдара, леди Илма, потому что, я уверена, вы были бы самой красивой парой в этом зале, чтобы вести котильон.
— Как видите, в этом нет необходимости, ваша светлость, — ответила леди Илма. Откуда у нее опять это старинное имя? — Мы встречались с капитаном Валдаром некоторое время назад в Испании, в Кадисе, не так ли?
— Да, — ответил я, черпая уверенность в ее совершенном самообладании. — Это было в Кадисе, и, если ваша светлость не слишком занята, я могу немало рассказать вам о том, что произошло с той поры с человеком, судьбой которого вы тогда изволили интересоваться.
— И чем же я могла бы быть больше занята, мой Валдар, — сказала она, глядя на меня с любовью, уже пылавшей в ее милых глазах, которые более двухсот лет были затемнены смертью, но все же каким-то волшебством мгновенно преодолели огромную пропасть. — И все же, — продолжала она, когда мы распрощались с хозяйкой и отошли подальше от любопытных ушей, — может быть, у меня есть больше, что рассказать тебе, чем…
— Неважно, больше или меньше, рассказывай скорее, милая Илма, — перебил я. — Потому что, как ты, без сомнения, знаешь, сейчас лишь затишье перед бурей, и приказ выходить в поход может прийти в любой момент. Так что говори, чтобы мы не расстались, не разгадав тайну этой самой удивительной из всех наших встреч. И эти драгоценности, которые я подарил тебе так давно, перед тем, как мы с тобой поженились…
— Да, — сказала она, положив на них руку и снова глядя мне в глаза. — я много над этим думала, мой бывший муж…
— И нынешний, — возразил я, — если истинный брак когда-либо нуждался в разрешении земли и благословении небес.
45
Британия.
46
«Паломничество Чайльд-Гарольда», третья песнь.