Страница 19 из 40
Просматривая цветы в сегодняшних рабатках, клумбах, газонах и парковых полянах, я нашел все цветы, находящиеся в гербарии 1841 года.
Но «ботаники» не ставили своей целью собрать все цветное царство Михайловского. Это была только памятка — сувенир. Гербарий сохранился до наших дней. Он был семейной реликвией Пушкиных. Потом он попал в Бродзяны — имение Г. Фризенгофа, который к 1852 году женился на сестре Натальи Николаевны Пушкиной — Александре. Сегодня он находится в литературном музее Пушкина в словацком селе Бродзяны, неподалеку от города Партизанска.
Глава 27
СИЛЬНЕЕ ВСЕХ БЕД…
В осенний день 18 октябри 1967 года через Михайловские прошел ураган, какого никогда здесь не бывало. Ураган прошел узким, не шире чем полкилометра, коридором в сторону Прибалтики. Это случилось днем, вскоре после полудня. Вдруг. И продолжалось около часу. Сила ветра была неизмеримая. Центром бедствия были сосновые рощи в центре Михайловского. В результате урагана пало одновременно свыше пяти тысяч деревьев, исключительно сосны и ели. Многие деревья были расщеплены, вывернуты с корнем, перекручены или переломаны. Вся территория Михайловского оказалась покрытой сломанными сучьями и ветвями. Дороги стали непроезжими… Дирекции заповедника немедленно обратилась за помощью к своим шефам — воинам. Они быстро откликнулись на нашу просьбу, и в Михайловское походным порядком, с полевой кухней, обозом, тягачами и другими машинами прибыл большой отряд солдат.
Деревья, разделанные на древесину, вывозились на главную поляну Михайловского, где складывались штабелями. Одновременно корчевали пни от погубленных деревьев и вывозили их за пределы заповедника.
Одновременно производилась посадка молодых деревьев взамен погибших. Через два месяца, к середине декабря, ликвидация последствий бурелома была в основном завершена.
А вот еще был год 1978-й — полная невидаль. Беды шли одна за другой.
С 5 по 10 мая барограф делал записи в норме, никаких знаков падения давления атмосферы не показывал. А в ночь с 10 на 11 мая в Михайловском случилось «светопреставление», и продолжалось оно целые сутки. К 7 часам утра пришла тьма египетская, сильнейший ветер и такой огромный снегопад, какого я не видывал доселе никогда, хотя живу здесь тридцать седьмой год, и никто мне про эдакое из здешних жителей не рассказывал. Это было совсем не то, что случилось в заповеднике 18 октября 1967 года.
На этот раз светопреставление было совсем другое. Это было какое-то «чудище, озорно, стозевно…» С неба падали «снежинки» весом по 100 граммов каждая. Они падали на землю, на деревья, на кусты, как мины, и рвали деревья, стволы и сучья, как шрапнель. Все сущее на земле покрылось полуметровой толщины снежным покровом. Снег прилипал к деревьям огромными сугробами и гнул их долу со страшной силой. К концу снеголома в михайловских рощах, парке и усадьбе лежало около двух тысяч сломанных, вывороченных с корнем, поваленных или изогнутых колесом молодых сосен и берез. Большинство их было в возрасте пяти — десяти лет, были и постарше, лет двадцати пяти — тридцати. Полег, как трава, и декоративный кустарник, особенно ивы вокруг «Острова уединения», сирень, жасмин на усадьбе шюта. Повсюду лежали погибшие мелкие пичуги — дрозды, скворцы, зяблики, ласточки, мухоловки и другие пичужки. И только воронье почувствовало себя ладно. Вороны хватали павших и застывших, но еще живых птичек и тащили их в свои углы. Интересно было смотреть на гнездо аиста, в котором аистиха высиживает свое «племя младое». Видя беду и муки аистихи, аист-папа подлетел к гнезду и сел рядом с наседкой. Можно было видеть, как некоторые малые пичуги в поиске спасения бросались в проезжающие по дорогам автомашины; в дома на усадьбе и мою квартиру стучались многие скворцы, поползни и синички. А один скворец даже разбил стекло в оконной раме дома, в котором находится «нарядная комната» нашей хозяйственной части.
Когда все кончилось и я прошелся по парку и рощам заповедника, я завыл, как собака, почуявшая покойника. Но в Тригорском, Петровском и Святогорье все обошлось благополучно.
Я побежал в райком КПСС, райсовет, турбазу. Всюду стал взывать о помощи.
Накупили ножовок, пил, топоров, шпагата. Работа закипела в хорошем аллюре. Да скоро порядок не наведешь. Уж больно большого масштаба лихо!
Я вел записи о тех днях.
Утром 14 мая, когда в Михайловском было серое-серое небо и моросил настоящий осенний дождь, я проходил по роще, на северной окраине поляны, на которой устраиваются наши народные Пушкинские праздники, и вдруг услышал диво дивное — пел соловей. Вот смельчак! Хотя и то нужно сказать по моим многолетним фенологическим наблюдениям соловьи прилетают в Михайловское вместе с ласточками. Это обычно бывает между 10–20 мая.
Со дня окончания снеголома, то есть 11 мая, в заповеднике идут почти беспрерывно дожди. Холодно. На Сороти, в прудах и озерах вновь начала резко подниматься вода. По всему видно, быть у нас второму весеннему половодью!
А 15 мая пришло солнышко, тишина, теплая благодать. Уже вторая неделя пошла этой благодати! Вот как хитро и мудрено все устроено в природе.
А сегодня утром, против всех ожиданий, в Михайловском был заморозок. Записываю этот день — 10 июня. Накануне вообще была сплошная осень, шли холодные дожди, куда холоднее, чем на картине художника Попкова… А вообще — ур-ра!
Октябрь. За прошедшие сто тридцать дней — более ста десяти дней шли дожди. Последнюю неделю дождь льет круглосуточно. В лесах, парках, на лугах, дорогах, дорожках всюду вода, лужи.
Сороть разбухла, вышла из берегов и утонула в озерах, и все это превратилось в «окиян-море». Пришло полое половодье, куда мощнее, чем весеннее. С 1 октября пришлось приостановить работы по очистке озера Маленец. Листья на деревьях стали очень тяжелыми, стали отрываться от стволов сучья, а кое-где попадали и сами деревья. Несколько больших стволов и древних дубов и лип упало в заповедных парках. Среди них старинный дуб в «часах» тригорского парка и ганнибалова липа в Петровском. Очень много покалечено в садах фруктовых деревьев.
Большой урожай яблок, созревание их шло долго. Некоторые сорта созрели буквально на днях. Яблоки водянистые, тяжелые, они стали ломать деревья.
Дожди, дожди…
Каждый входящий в дом приносит с собою от 200 до 500 граммов воды. В музеях началась водяная карусель. Сырость. Появилась плесень на экспонатах… Поэтому пришлось сократить в особо дождливые дни маршруты экскурсий по музеям. А в дни проливного дождя закрывать дом-музей в Михайловском совсем. Комнаты маленькие, ковровые дорожки сразу делаются мокрыми… А созданное за долгие годы хранить надо…
Но этими бедами год не закончился. В декабре ударили сильные морозы, доходившие местами до 50 градусов, и нанесли страшный ущерб садам и паркам. Они искалечили многие деревья, в особенности старые дубы, клены, ясени и декоративный кустарник — сирень, жасмин, шиповник, барбарис, акации, боярышник. Как ни странно, меньше всего пострадала липа. Особенно сильно были покалечены фруктовые сады Михайловского, а в них деревья, которым под пятьдесят и более лет. Все фенологические процессы у деревьев сильно запоздали. Слабо пробуждались почки, не было молодых побегов. Деревья стояли голые. Особенно грустно было смотреть на старинный вяз на дерновом круге перед домом поэта, на «дуб уединенный» и другие древние дубы в Тригорском, которым было 400–500 лет! Уже начинался июнь, все вокруг зазеленело, а «патриарх лесов» не подавал признаков жизни. И невольно думалось: неужели пришел конец самому старому, самому величавому древу пушкинской земли?
Но мы не теряли надежды на то, что дыхание все же к нему придет.
Средства, которые рекомендуют в этих случаях, известны: больше воды, больше удобрений. Две наши машины — поливочная и пожарная — с утра до вечера курсировали между рекой Соротью и парком, лили воду к подножию ствола, на крону — тысячи ведер ежедневно, с перерывами день-два. Кормили его химикатами, особенно обильно конским навозом.