Страница 5 из 7
Вступивший на престол после гибели отца, потрясённый его убийством, новый царь Александр III начал деятельность, отменяющую либеральные реформы предыдущего царствования. Граждане из низших слоёв населения были практически лишены права получить гимназическое и высшее образование и впоследствии занять достойную государственную должность («указ о кухаркиных детях»). Процветал национализм, революционные элементы подверглись репрессиям; была организована секретная полиция, боровшаяся с революционной деятельностью; введена цензура; ограничено университетское самоуправление. Царь отменил некоторые свободы крестьян и урезал самостоятельность городских дум. Он ввел высокий имущественный ценз, тем самым лишив низшие сословия права голоса.
Надо признать, что контрреформы Александра III привели к резкому спаду количества революционных терактов, ужасавших российское общество. Политика царя, направленная на развитие национальной промышленности; финансовые меры, способствующие повышению уровня жизни населения; укрепление армии и флота, в том числе посредством национализации ряда крупных военных предприятий, – всё это привело к тому, что Россия по темпам промышленного роста вышла в число мировых лидеров. Российский флот впервые в истории по своей боевой мощи стал третьим в мире после Англии и Франции.
Успехи страны способствовали определённому сглаживанию, консервации социальных проблем.
В своих странствиях Алёша встречал разных людей, и его удивляло, что большинству «ничего не надо, никуда всё это: академии, науки, аэропланы, – лишнее! Надобно только угол тихий и – бабу». Для мужицкого сознания «баба – полезный для жизни человек».
Профессиональный вор, бывший студент учительского института, объяснял Алёше свой взгляд на женщин. «Рассказывал о них, вкусно чмокая, с восторгом, с какой-то судорогой в разбитом теле; в этой судороге было что-то болезненное, она возбуждала у меня брезгливое чувство, но речи его я слушал внимательно, чувствуя их красоту. “Баба, баба! – выпевал он, и жёлтая кожа его лица разгоралась румянцем, тёмные глаза сияли восхищением. – Ради бабы я – на всё пойду. Для неё, как для черта, – нет греха! Живи влюблён, лучше этого ничего не придумано!”»
Отличался от этой массы серого равнодушного народа Андрей Степанович Деренков – двадцатисемилетний владелец булочной, народник, принимавший у себя диссидентствующих студентов и просто людей с революционными взглядами. Этот худой улыбчивый человек с жидкой бородкой полагал, что для Пешкова обучиться ремеслу пекаря – единственный выход из безысходности. Пока же он предоставил кров и дом «парню грубоватому, но умному, простому в обхождении и совершенно трезвому: непьющему и некурящему». В воспоминаниях Деренков рассказывает, как по ночам они с Алёшей подолгу говорили о Чернышевском, Добролюбове, Писареве, Шелгунове, о французской революции, о Мюнцере, о Ф. Лассале.
«Народник» Деренков «обладал лучшей в Казани библиотекой запрещённых и редких книг», которой «дорожил более всего на свете». Все вырученные от торговли хлебом деньги он отдавал «на помощь людям, которые верят: “счастье народа прежде всего”»[2].
В среде студентов-народников эрудированный и «имевший о себе мнение» Алексей не стал равным, а лишь «сыном народа», как они называли его между собой: он был для них как бы экспонатом, наглядным доказательством исповедуемой ими «веры в народ».
Привыкший к надёжному тёплому крылу бабушки, Алёша чувствовал себя одиноким и беззащитным. Весь противостоящий ему мир в его буднично-тяжкой обстановке противоречил его давним ожиданиям. Добрый Деренков не мог заменить ему нежного женского участия и понимания.
Когда он получил известие о смерти бабушки Акулины, «точно ледяным ветром охватило его».
Интереса женщин своего круга он, некрасивый, простой и угловатый, не привлекал. Но уже явно ощущал порывы любви, те движения сердца, которые превращают жизнь из скучной прозы в пленительный роман, в поэму, а иногда и трагедию.
Особенно угнетающе на него подействовала неудача в отношениях с сестрой милосердия Марьей Деренковой (возможно, сестрой Андрея Степановича; в публикациях последнего времени её фамилию можно встретить в различных вариантах). А ведь он вовсе не домогался её тела, а искал лишь духовной близости.
Марья была «маленькая, пухлая, голубоглазая – и невиннее птицы зорянки». Она страдала каким-то нервным расстройством и была ранимым беззащитным существом.
Но девушка предпочла Пешкову другого: идейного гуру и «спасителя» Алексея того времени, «железного революционера» Михаила Ромася, и стала его женой. Правда, счастья не получилось, и Марья развелась с ним, проведя оставшиеся годы жизни в глухом башкирском селе Макарове. Она нашла себя, по мере возможностей оказывая медицинскую помощь неграмотным, плохо говорящим по-русски местным жителям.
Позже уже не Пешков, а Горький вспомнил о предмете своего юношеского увлечения и захотел узнать о её судьбе. Оказалось, она умерла в том же Макарове, прожив жизнь как «житие»[3].
Неординарный вид Пешкова не столько интриговал, сколько отталкивал представительниц прекрасного пола. Позже, в автобиографическом рассказе он описал, каким был в то время его обычный наряд: «…синие шаровары городового, а вместо рубахи, я носил белую куртку повара; – это очень практичная вещь: она ловко играет роль пиджака и, застёгиваясь на крючки до горла, не требует рубашки. Чужие охотничьи сапоги и широкая шляпа итальянского бандита великолепно завершали мой костюм». Но, как водится, «по одёжке встречали», а вызывающая самобытность молодого человека в сочетании со странной одеждой не прибавляла ему в женских глазах привлекательности.
Правда, героиня рассказа – не Марья Деренкова, а другая женщина, речь о которой пойдёт ниже, – но эклектика в одежде была присуща Алёше Пешкову всегда, с ранних лет.
Смерть любимой бабушки и хоть и нелюбимого, но родного деда, общая неуютность жизни и афронт от Марьи привели юношу к решению прекратить тяжёлое бессмысленное существование.
Алексей шёл к своей роковой цели основательно. Приобрёл анатомический атлас, чтобы знать, куда стрелять, пистолет и четыре пули – чтоб наверняка. В записке, не оказавшейся, по счастью, предсмертной, он обвинил Генриха Гейне, выдумавшего «зубную боль в сердце», и попросил вскрыть его тело, чтобы «посмотреть, что за чёрт в нём сидит». Но, пытаясь свести счёты с жизнью, в сердце он не попал: пуля разорвала лёгкое и застряла в спине (12 декабря 1887 года). В больнице спустя несколько дней он повторил попытку суицида, и его снова спасли. При тогдашнем развитии медицины травма такого жизненно важного органа, как лёгкие, не прошла бесследно и вкупе с интенсивным курением впоследствии привела к развитию туберкулеза.
Горький опишет эту историю в рассказе «Случай из жизни Макара» (1912), а в повести «Мои университеты» (1923) назовёт самым страшным эпизодом своего прошлого.
За попытку самоубийства юноша был отлучен от церкви. В Уголовном уложении Российской империи отсутствовала статья, посвящённая самоубийцам; их судил церковный суд. «В следующий раз на монастырских воротах повешусь», – отреагировал Алексей, но, согласно решению суда, должен был пройти обследование у психиатра.
Узнав, что сильный, довольно чувственный молодой человек, обладавший легковозбудимым воображением, принципиально отказывался от плотской любви, не подкреплённой духовной близостью, врач настоятельно рекомендовал ему для телесного и душевного здоровья «завести бабёнку погорячее». Тогда, возможно, он сможет изжить свою психическую неуравновешенность, манию бродяжничества, склонность к садизму и к самоубийству как к средству решения проблем.
С разбитым сердцем и ущемлённым самолюбием Алексей ушёл куда глаза глядят – бродяжничать. Он был зол на жизнь – она своими мерзостями внушила ему унизительную глупость попытки самоубийства. И всё это время он только вожделел высокого чувства к женщине, принципиально отказываясь от «низкой», земной любви.
2
Уже известный писатель А. М. Горький написал письмо Р. И. Эйхе. Он просил его вмешаться в «дело» Деренкова. В письме Горького к Эйхе есть примечательные слова: «Если можно, вознаградите человека за хорошее, что он делал…»
3
В январе 1931 года из Сорренто, где тогда проживал Горький, пришло письмо в Стерлитамак. «Если Вы найдёте время сообщить мне о жизни и судьбе Марии Степановны Деренковой, – я буду сердечно благодарен Вам», – просил A. M. Горький врача стерлитамакского горздравотдела М. И. Мишенина. В ответном письме сообщалось, что Мария Степановна умерла в ноябре 1930 года.