Чёрный дождь

— Вот доем и приду,— спокойно ответил я.— Через полчаса или через час, не позже...

Сколько я ни толковал, директор упорно стоял на своем.

— Как только окончишь молитвы, Сидзума,— сказал он,— ложись спать. Завтра, с самого утра, пойдешь снова на вещевой склад и попросишь, чтобы тебе отпустили уголь. Заманчиво, конечно, достать его, как ты говоришь, на свой страх и риск, но, по-моему, мы не должны так легко отступаться. Не хочу тебя обидеть, но пойми, надо действовать решительнее. Только тогда мы добьемся чего-нибудь.

— Ну что ж, завтра опять схожу. Но только все это зря.

Делать было нечего. Снова придется пробираться сквозь развалины.

Прочитав молитвы, я возвратился домой. Еще с улицы я почуял запах печеных рисовых лепешек, проникавший сквозь наглухо закрытые в связи с затемнением ставни,— и сразу понял, что их пекут на углях, смочив предварительно в соевом соусе.

Вошел я через черный ход. Наши гости уже проснулись и, вместе с Ясуко и Сигэко, сидели за столиком — чудесным столиком из черного дерева, который хозяин предоставил нам во временное пользование. Перед ними стояли небольшие тарелки и чаши с печеными лепешками. Рис, несомненно, привезли с собой гости. Ясуко и Сигэко уписывали лепешки за обе щеки.

— Наконец-то пришел,— радостно воскликнула Сигэко.— Извини, что начали без тебя.

— Добрый вечер, дядя,— сказала Ясуко.— Простите, что мы вас не дождались. Печеные лепешки пахнут так, что мы не утерпели. Нам привезли жареный рис и колобки. Мы и для вас оставили.

— Спасибо, что о нас позаботились,— сказал я, обращаясь к гостям, и присел на порожке, стараясь, чтобы никто не заметил ожога на моей левой щеке. Гости глядели на меня красными, как у кроликов, глазами. Один из них — Ватанабэ Macao — был родным братом Сигэко, другой — Такамару Ёсио — отцом Ясуко. Такамару, всхлипывая, покусывал свои усы, Ватанабэ утирал слезы. Глядя на них, Ясуко и Сигэко перестали есть. Как и они, я изо всех сил сдерживался, чтобы не заплакать. Но мои усилия оказались безуспешными, и мне пришлось отвернуться от гостей.

— Какое счастье, что вы все живы и здоровы! — с чувством проговорил наконец Ватанабэ.— А мы уж, правду сказать, боялись, что не увидим вас на этом свете. Только и надеялись, что найти место вашей смерти.

— Мы так рады, что и высказать не можем,— добавил Такамару.— Все думали, что Ясуко погибла, утешались только мыслью, что она ушла в мир иной вместе с вами. Вы так много для нее сделали. Родственники в Кобатакэ и Хиросэ потеряли всякую надежду увидеть вас в живых.

Я пил чай, который налила мне Ясуко, и беспрестанно повторял:

— Извините, что мы доставили вам столько беспокойства.

Ватанабэ рассказывал, как потрясена была вся их деревня, услышав о том, что случилось в Хиросиме. Такамару дополнял его рассказ отдельными репликами.

Вечером шестого августа жители Кобатакэ узнали, что на Хиросиму сброшена мощная бомба. Говорили, будто погибла треть хиросимцев, включая находившиеся там войска и отряды добровольного служения родине. Еще одна треть хиросимцев тяжело пострадала, остальные отделались легкими ранами и ожогами. Все дома, до одного, сгорели. Жители Кобатака сразу поняли, что это не слух, распущенный пораженцами, а чистая правда. Седьмого и восьмого августа поступили еще более тревожные вести. В соседних деревнях появились первые раненые беженцы. Одни умирали сразу же, едва добравшись до дома. Другие терпели страшные мучения. В деревне Хиросэ жил профессор — видный специалист по детским болезням, он приехал из Кобэ. Всякий раз, когда к нему обращались за помощью, он говорил после осмотра:

— Что это за болезнь, я не знаю, но думаю, что она не поддается лечению.

Страдавшим от ожогов он выписывал мазь, а тем, кто испытывал нестерпимую боль, впрыскивал пантопон. К сожалению, в запасе у него была всего дюжина ампул, и этих ампул не хватило даже на один день.

В Кобатакэ, по словам наших гостей, возвратились двое. У обоих — сильные ожоги и переломы. На вопрос, как обстоит дело в Сэнда-мати, они сказали, что все дома уничтожены, а среди уцелевших никто не избежал ран и ожогов. Не встречались ли они с Сигэмацу? Они ответили— нет, не встречались, но если бы Сигэмацу и его семья не погибли, они давно уже вернулись бы в деревню. В деревне их до сих пор нет, значит, их нет уже и на этом свете. Ни один человек в здравом уме не останется жить в выжженной пустыне. Выслушав их, наши родственники уверились, что нас уже нет в живых. Но сидеть сложа руки они не могли. Им хотелось что-нибудь предпринять, хотя бы разыскать останки. Пока Ватанабэ обдумывал, как лучше всего поступить, утром десятого августа, словно сговорившись, к нему заявились все родственники. Семейный совет решил сложиться и послать в Хиросиму Ватанабэ и Такамару. Так как предполагалось, что мы погибли, они должны были взять с собой рисовые лепешки и жареный рис для совершения поминального обряда.

Перед тем как отправиться в путь, Ватанабэ и Такамару зашли к моей матери. На домашнем алтаре у нее уже стояли наши фотографии, а перед ними — три чашечки с водой. Тут же была и ваза со свежесрезанными георгинами.

— Господин Ватанабэ и господин Такамару, я слышала, что вы едете в Хиросиму,— сказала им моя мать.— Не сочтите за труд захватить с собой курительные палочки, а также воду и свежие листья. Палочки поставьте во дворе, попрыскайте вокруг них водой и разбросайте листья. Возьмите с собой и плоды кэмпонаси [17] . Сигэмацу их очень любил.

Мать наполнила колодезной водой бутылку из-под уксуса, завернула в бумагу курения и свежие листья и вручила все это Ватанабэ. Затем подобрала с земли несколько упавших, но еще зеленых плодов кэмпонаси и положила их в кармашек его рюкзака.

Деревня Кобатакэ стоит на плоскогорье — пятьсот пятьдесят метров над уровнем моря,— замкнутом с трех сторон горами, между рекой Асида, которая течет на юг по восточным районам префектуры Хиросима, и рекой Ода, орошающей земли префектуры Окаяма. В былые времена Кобатакэ входила во владения клана Накацу из Кюсю, и в ней проживал даже его управитель. До сих пор в деревне сохранился дом, принадлежавший некогда самурайскому роду. Теперь Кобатакэ захирела, нет даже сколько-нибудь сносной дороги, которая связывала бы деревню с внешним миром. Ватанабэ и Такамару пришлось больше двух часов спускаться вниз по узкой горной тропинке вдоль реки Асида, пока они не вышли на шоссе; там им удалось сесть на порожний грузовик, работавший на древесном угле. Только в одиннадцатом часу добрались они наконец до разбомбленного города Фукуяма. К железнодорожному мосту через реку Асида они подошли уже в кромешной тьме. Пришлось стать на четвереньки и ползти вперед, ощупывая руками шпалы. Двигались они по разным путям, договорившись, что при появлении поезда помогут друг другу перебраться на безопасный путь. Чтобы не растеряться, они то и дело окликали друг друга. Ползти было тяжело. Стоило наклониться, как рюкзак начинал давить на голову, а когда они старались держать спину ровно, рюкзак почему-то оказывался на боку. Чтобы не упасть, они судорожно хватались за рельсы. В конце концов они все же дотащились без особых происшествий до станции Акасака.

17

Кэмпонаси — конфетное дерево.