Белая собака

Все расхохотались, главным образом чтобы скрыть смущение. После этого перешли к обсуждению серьезных вопросов. Сама Клара подала другим пример, подписав в тот вечер чек на сорок тысяч долларов. После уплаты налогов американская актриса может располагать суммой в сорок тысяч долларов только в том случае, если она получает двести. Три четверти заработка этой женщины уходили на борьбу за равноправие.

Но нельзя жить и бороться рядом с людьми, чьей выдержкой и смелостью вы восхищаетесь, и не видеть в них просто мужчин и женщин. Клара влюбилась в чернокожего. Потом в другого. Я думаю, она даже не догадывалась, что они черные: работая среди них, она уже давно перестала различать цвет кожи. Но это были годы, когда после убийства Малькольма X. фанатизм доходил до безумства или слабоумия, на то он и фанатизм. Правилом активистов стало использовать сочувствующих белых, ни на минуту не забывая о том, что они враги. Это называется gaming whitey.

Трудно себе представить, чем могут обернуться ненависть, жажда реванша, желание запугать и сделать больно у негра-фанатика, который спит с белой или насилует ее. Кливер, бесспорный лидер экстремистов, сейчас находящийся в изгнании, объяснил свое отношение к насилию, которое совершил; он говорит об этом в своей блестящей биографии «Душа на льду». Клару использовали, имели и презирали.

И как часто бывает с протестантами, в чьем сознании существует идея какой-то туманной вины, прямиком ведущая к мазохизму, ее психика не выдержала. Она стала считать себя священной жертвой, которая искупает все преступления белой расы, в том числе двести лет надругательства белых мужчин над черными женщинами. Именно этот тип женщин чаще всего составляет несчастливые пары. Сейчас мне кажется, что знаменитая, полная юмора фраза: «Если кто-нибудь докажет мне, что, переспав с ним, я внесу свой вклад в борьбу чернокожих» — шла из глубин подсознания, уже обреченного на саморазрушение. Профессия писателя иногда воодушевляет окружающих на откровенные признания. Кларины пересказы «любовных диалогов» отличались ужасающей банальностью, свойственной взаимоотношениям всех садо-мазохистов: классические реплики типа «на, возьми, кретинка» — «хорошо, милый» были представлены во всей красе.

Мы поцеловались. Ее худоба превратилась в костлявость, в ее словах и жестах чувствовалось возбуждение, в котором легко угадывалось действие стимуляторов. Клара еще была красива, но в ее красоте уже проглядывала пергаментная сухость. Человек, чуткий к смене временных границ, смог бы определить, какой она станет лет через десять, когда ей будет пятьдесят. Ее сопровождал молодой негр в синем блейзере, вежливо-насмешливый, с непринужденными манерами. Первые двадцать минут, сдобренные двумя стаканами виски, по традиции были посвящены последним выходкам полиции и обвинениям, выдвинутым против Рона Каранги. А затем настал тот мучительный момент, когда бывшая кинозвезда — а на этом поприще примириться с тем, что ты «экс», особенно тяжело — заговорила о ролях, которые ей предлагали и которые она отвергла, о сменяющих друг друга агентах… Ее спутник разглядывал свои ногти. Нам было чрезвычайно неловко. Мы всё знали, и Клара знала, что мы знали… Недавно ей предложили двести тысяч за главную роль в фильме Алана Лернера «Paint your Wagon», с Ли Марвином. Бюджет — двадцать миллионов долларов. Джин бросила на меня отчаянный взгляд: она согласилась на эту роль две недели назад, и контракт был уже подписан. Марк резко повернулся к своей несчастной подруге.

— Why don’t you shut up? — крикнул он. — Да заткнись же ты!

— But, honey… Но, дорогой…

Он вскочил и отобрал у нее стакан:

— You had enough. С тебя хватит.

Зеленые глаза наполнились слезами.

— You are a bastard, — сказала она. — You are such bastards, all of you. Now that I have no money left… Все вы сволочи. Конечно, теперь, когда я на мели…

Марк повернулся к нам.

Это был неплохой парень. Оказалось, даже талантливый. Его первая пьеса, одна из лучших пьес «негритянской школы», которой сейчас наследует «еврейская школа», замечательна тем, что в ней нет ни капли ненависти.

Он сказал, что из тех трехсот тысяч долларов, которые Клара отдала за восемь лет, ни один цент не был истрачен на дело. Все осело в карманах членов сорока двух комитетов, специально созданных, чтобы утешать не черных, а белых. Есть такие небольшие негритянские организации, единственная цель которых — утешать белых, за их же счет убаюкивать их совесть. Они кладут деньги в карман, и белым становится легче. Скоро каждый состоятельный «виноватый» белый заведет собственную негритянскую организацию, чтобы иметь возможность чувствовать себя хорошим человеком. В этой стране не больше двенадцати стоящих негритянских организаций. Цель всех остальных — не действовать, не помогать людям, а кормиться самим. Так долго не продлится…

Я старался не смотреть на Клару. Впрочем, это была и не совсем она: транквилизаторы, помноженные на алкоголь, мало что от нее оставили. Я знал одну такую женщину, необыкновенно красивую; она была родом из Техаса, и звали ее Линн. Она играла в «Стреле и пламени». Однажды вечером она легла спать, накачавшись наркотиками, а через три дня нашли ее прекрасный труп, прижатый к стене сложившейся кроватью.

Клара истерически рыдала. Она говорила Джин:

— I’ll tell you, honey. You either work or them or you screw with them… Ты либо работаешь на них, либо спишь с ними… Или — или.

— Shut up, I’m telling you, — сказал Марк. — Заткнись!

— Дайте ей выговориться, — сказала Джин. — Ей станет легче.

— А если ты будешь заниматься и тем и другим, все решат, что ты ненормальная. They think you are gone pathological. Никто уже не верит, что ты работаешь с неграми ради идеи, а не ради секса. Give me another drink. Дай мне выпить.

Он отобрал у нее стакан:

— No, you won’t. С тебя хватит. Тебе вечером на собрание.

— Потому что, моя милая, если ты впутываешь сюда любовь, все летит к черту… Самая большая гадость, какую ты можешь им сделать, — это спать с ними. Именно этого от тебя ждут все черные и белые расисты. Ты играешь им на руку. Тогда они смогут сказать, что убеждения, правосудие и тому подобное — ширма для любовных утех. И вот еще что, моя дорогая. Чернокожий подонок не потому подонок, что он чернокожий. Он подонок, потому что он подонок.