Страница 23 из 60
Камилла помимо воли шевельнулась, хоть и думала притвориться.
— А я вот, закончил с отчетами и решил заглянуть… как ты тут, — прозвучало как оправдание.
она молчала, выжидая.
Заглянул? теперь иди обратно, к себе…
но вместо этого Аларик подошел к окну, выглянул наружу, потом повернулся к кровати, где Камилла сжалась в комок.
она в доме темного мага, подумать только!
А он подошел, посмотрел на нее сверху вниз, а потом просто опустился рядом на пол, уселся так, что его спина опиралась о край кровати, и Камилла при желании могла протянуть руку и потрогать его голову.
— Я посижу тут немного, не возражаешь?
она смирилась, все еще не понимая, что ему нужно.
А маг некоторое время сидел молча — Камилла видела профиль в лунном свете, красивый такой профиль, какие любят в романах рисовать на картинках — затем тихо заговорил.
— Знаешь, если тебя это хоть как-то поддержит… то я очень сочувствую твоему горю. мне в этом смысле было проще: меня увезли от матушки, когда я был еще мал. Поэтому сейчас я не знаю, жива она или нет, и не знаю, где ее можно попытаться разыскать — потому что понятия не имел, где жил. Это была какая-то глухая деревня, даже без названия… таких полно. меня увезли оттуда навсегда. но мне иногда приятно думать, что матушка жива, и что… я точно знаю, у нее потом были и другие дети, и, может быть, она сейчас нянчит внуков… мда… — помолчал, раздумывая, и добавил, — расстояние — не главное, что нас разделило.
Камилла пискнула из-под одеяла.
А что? Что может быть хуже расстояний?
— Время, вот что разделяет сильнее всего, — слушая какие-то свои мысли, произнес Аларик. он откинулся затылком на край перины, лунный свет обрисовал его профиль. Сделав паузу, он добавил, — поэтому, если рассматривать время как расстояние, только особенное, то… ты можешь думать, что твои родители просто… уехали. Далеко уехали. может быть, отдыхать и жить где-нибудь в милом домике на берегу моря, гулять по вечерам по белокаменной набережной… Главное во всем этом — понимать, что рано или поздно вы все равно будете вместе, но жить при этом так, чтобы потом было, о чем им рассказать.
Камилла вдруг невероятно отчетливо представила себе все то, о чем он говорил: что ее дорогие родители… где-нибудь там, и что у них есть домик о двух этажах с балкончиком и маленьким садиком с фруктовыми деревьями, и что маменька раскладывает прозрачное грушевое варенье по банкам, накрывая его хрустящей желтоватой бумагой, а папенька в это время сидит в старом кресле, в своем любимом полосатом стеганом халате.
Грудь резануло нестерпимой болью, и она задохнулась, зашлась рыданиями. И даже не сразу поняла, что сильные мужские руки попросту сгребли ее в охапку, прижали к горячей груди, и что сама она вцепилась в его рубашку и плачет, воет в голос.
— Девочка, — его ладонь гладила по волосам, по спине, — все это… просто надо пережить. Просто пережить, перетерпеть. У тебя все будет хорошо.
Камилла ещё сильнее вцепилась в грубую ткань. Ей было так холодно, тело мага казалось единственным источником тепла, и, казалось, она медленно погружается в мягкий, горячий кокон.
— ну, что ты, — пробормотал он, — ты должна быть сильной. Сильные могут отомстить, слабые гибнут.
И Камилла, словно во сне, почувствовала прикосновение его губ к виску. она уперлась локтями в грудь Аларику и отстранилась, заглядывая в его черничные глаза.
— мне страшно. И очень больно, — выдохнула.
но язык не слушался, получилось снова что-то совершенно неразборчивое.
он вдруг улыбнулся уголками рта, хитро так, по-лисьему. И снова прижал ее голову к своему плечу, гладя по волосам и плечам.
— Все пройдет, — бормотал Аларик, — чем дальше тебя будет уносить поток времени, тем легче тебе будет. Просто думай… что они где-то далеко, и что там им хорошо.
И она, отогреваясь, успокоилась. Все еще всхлипывая, прижалась щекой к промокшей от слез рубашке. от Аларика приятно пахло душистым мылом и еще чем-то неуловимым, но таким близко-знакомым. Камилла просто закрыла глаза и позволила себе греться в чужом тепле, ей казалось, что ниточки этого тепла медленно, одну за одной, выдавливают те ледяные стрелы, что пронзили сердце…
— Знаешь, — вдруг сказал Аларик, — мне сейчас… очень хорошо. ты меня греешь… госпожа баронесса, — она расслышала в последних словах усмешку. А потом он спросил, — хочешь, расскажу тебе про ковен?
И Камилла молча кивнула, потому что ей в самом деле было интересно. так хорошо сидеть в теплом коконе этих объятий, ни о чем не думать, а просто слушать мрачную сказку о том, как темные маги объединяются в ковены…
Аларик шевельнулся и вытянул из-под ворота серебряный медальон. В лунном свете стало видно, что на кругляше вылито изображение ворона, у которого под лапой череп.
— Вот, — сказал маг, — это знак ковена Ворона. И, знаешь, я ни разу не пожалел, что меня взяли именно в этот ковен. Здесь куда больше свободы, чем, скажем, в ковене волка. Все-таки ворон — это птица, а птица — это в какой-то мере символ свободы. По крайней мере, мне приятно думать так. И рано или поздно клетка распахнется… только, наверное, уже не при нашей жизни.
Помолчал, медленно покачивая ее в руках, словно убаюкивая.
И голос мага зазвучал тихо и монотонно, словно колыбельная.
Камилла слушала о том, как мальчиков, привезенных в ковен, сперва обучают быть послушными, поручая для этого самую тяжелую работу.
— Я таскал волу из колодца, и однажды ступор сорвался, мне руку почти до кости распахало, — от тихого хриплого голоса мага почему-то бежали мурашки по телу, — но тьма никогда не лечит, и потому руку зашивали… что поделаешь, хорошо, что рука не утратила ловкости.
Потом мальчиков учат обращаться с собственной тьмой, той, что внутри. Учат, как носить ее в себе безболезненно, и как делиться ей с другими членами ковена.
— Как-то раз меня чуть не высушили… Где-то был большой прорыв вергов, и старшие обратились за помощью ковена. ну и как-то получилось, что я открылся больше, чем нужно, и почти всю Силу высосали из меня. Глупый я был… и доверчивый. мы редко черпаем из самой тьмы, только то, что отпущено людям. Потому что тьма — опасна, в ней можно утонуть, сойти с ума.
Строить заклинания учат уже тогда, когда тьма полностью подконтрольна. И тогда настает тяжелое время, потому что юношам приходится осваивать основные правила изменения материи и одновременно проводить часы на суровых тренировках. маг должен быть сильным. Физически. Потому что не может защитить себя от людей…
Камилла слушала и слушала, закрыв глаза, вдыхая легкий запах чистого тела сквозь рубашку, и ей казалось, что она медленно плывет в маленькой лодочке по большой и глубокой реке. но река не враждебна, она просто несет ее куда-то… Глаза начали слипаться, и последнее, что запомнила Камилла — то, что утром ей надлежит вспомнить о том, что она баронесса, и о том, как надлежит себя вести баронессе. А он, Аларик, будет просто вспоминать эту ночь, как редкий добрый сон, когда кто-то грел темного мага своим теплом.
Камилла провалилась в сон. И все было хорошо. И снова к ней пришли маменька и папенька, гладили ее по голове и говорили, что все будет хорошо, и что у них тоже все прекрасно — они отлично проводят время, гуляя по белокаменной набережной.
— У вас правда все хорошо? — несколько раз переспрашивала Камилла, заглядывая в их глаза.
— Правда, конечно, правда, — смеясь, ответил отец, и в его голосе ей почему-то послышался голос Аларика.
— Когда будет нужно, мы все равно будем рядом с тобой, — добавила матушка ласково, — вот увидишь. ты же у нас не обычная девочка.
— А какая? — удивилась Камилла.
об этом матушка заговорила впервые.
— ты все узнаешь, когда наступит время, — улыбаясь, сказала она.
Поутру ей стало лучше. настолько, что она сама села на кровати, спустив ноги. Поболтала ими, прикасаясь кончиками пальцев к дощатому полу. А потом, решившись, встала и, придерживаясь за стену, побрела в уборную.