Майский ястреб

Ответ мне не потребовался. Все и так было понятно.

Агравейн схватил короля за руку.

— Да что, дьявол меня забери, тут происходит? — вскричал он. — Разве Гвальхмаи вчера не доказал, что он лучший воин? Все члены Братства ему благодарны! Да что там! Вся Британия, все, для кого саксы представляют угрозу!

— Ты слышал, я поблагодарил его, — по-прежнему тихо, но голосом еще более холодным, ответил Артур. — Это больше, чем мне бы хотелось. Не проси меня сделать что-либо еще.

— Да вы ничего не сделали! — Агравейн готов был перейти на крик. — Клянусь богами моего народа, где ваша знаменитая справедливость? Гвальхмаи доказал…

— Он доказал лишь то, что может убивать саксов. Но это мы уже знали, — отрезал Артур. — Не тебе упрекать меня в несправедливости, Агравейн, ап Лот.

Агравейн побагровел.

— Солнцем клянусь! Я пойду с моим братом искать другого лорда, который...

— Никуда ты не пойдешь, — устало махнул рукой Артур. — Ты здесь заложник, и будешь здесь, чтобы твой отец не нарушил клятву.

Агравейн стремительно побледнел, а затем опять покраснел от гнева. Он даже схватился за рукоять своего меча, но вовремя опомнился и убрал руку. Артур не шевельнулся и просто смотрел на него.

— Зачем это, государь? — спросил я.

Верховный король прекрасно понял, что я имел в виду.

— Ты все знаешь и сам, сын Лота, — процедил он. — Дай Бог, чтобы все было не так. — Он развернулся на каблуках и ушел в шатер. Возле королевского шатра собралось много народа, они пришли с какими-то делами, но теперь не решались заговорить с Артуром.

Я тоже не знал, что теперь делать. И Агравейн не знал. Брат стоял, глядя вслед королю, сжимая и разжимая кулаки.

— Солнцем клянусь, — прошептал он, наконец, сдавленным голосом. — Да что же еще он должен совершить… — он резко отвернулся. — О Боже! Я-то чем виноват?

— Не знаю, — упавшим голосом ответил Бедивер. Во время всего разговора он так и стоял позади нас.

— Перестань, — сказал я Агравейну. — Ты тут ни при чем. Он просто злится на меня.

— Да за что? — сердито спросил Агравейн. — Ты помог ему добыть победу! Ты дрался, рискуя жизнью! И с какой стати он думает, что все это было колдовством? Просто он с самого начала не доверял тебе. А, между прочим, у него было гораздо больше причин ненавидеть меня. Я же сражался против него рядом с отцом. Но с тех пор, как я стал заложником, я видел от него только великодушие. Он и сам никогда не поминал об этом, и другим запрещал говорить, что я пленник и сын его врага. Я еще не вошел в Братство, а он уже прислал слугу, который помог мне выучить язык, и относился ко мне со всей вежливостью и благородством. А ты никогда не сражался с ним, тебе от него ничего не надо, ты добыл ему победу в бою, и какую победу! А теперь он хочет прогнать тебя, как бродячую собаку. Не понимаю! Я не понимаю!

— Я тоже, — грустно сказал Бедивер. — Я вчера вечером говорил с ним. Он, как обычно, зашел расспросить, кто ранен. И он превозносил меня за то, как мы провели атаку. Я ведь его много лет знаю. Что на него нашло? Правда, бывало. Я зайду, а он сидит молча, смотрит в никуда, и не то чтобы планы строил, а так… Вот и сейчас то же самое. А когда он такой, лучше его не трогать. Гвальхмаи, ты точно знаешь, что вы не встречались раньше?

— Никогда.

— Вчера я начал говорить ему о тебе, а он меня остановил. «Я не могу, — говорит, — он колдун и сын ведьмы. Он добыл нам победу с помощью колдовства, с помощью темных сил. Я не приму его в Братство. И доверять ему не могу». Он очень устал, да и то сказать, битва выдалась тяжелая. Агравейн, я думаю, потом он извинится перед тобой.

Глядя на этих двух очень храбрых, умелых воинов, я напряженно размышлял. В каком-то смысле Верховный Король прав. Я не сделал ничего особенного. Ну, убивал саксов… правда, впадал при этом в боевое безумие, а светящийся меч действительно можно принять за колдовской. Бедивер же говорил, что никто не сражается одним мечом. В конце концов, какие у Артура доказательства, что я сражался за него? А какие здесь могут быть доказательства вообще? Я думал о Братстве, об Артуре. Он создал очень необычный отряд, и дело не в искусстве его воинов. Они связаны особыми отношениями, они относятся друг к другу как родичи, и они ставят честь превыше всего. Как я надеялся войти в их круг с помощью оружия? Это каким же дураком надо быть, чтобы надеяться войти в их ряды, размахивая мечом?

Я вспомнил сон, который видел в Камланне, и Артура в тени Королевы. Куда бы я ни повернулся, она всегда появлялась, как будто все тени были ее тенью. Она все еще властвовала над той моей частью, которая связана с ней узами крови, прошлыми обязательствами и настоящими моими стремлениями. Я не получу свободы, пока снова не встречусь с ней лицом к лицу, и либо освобожусь, либо окончательно попаду к ней в зависимость. Как я мог сказать Артуру: «Я свободен от Тьмы»? Тьма породила меня, Тьма меня сформировала. Да, однажды мне удалось вырваться, да и то не своими силами. Артур все это чувствовал, а я не мог изменить его мнение.

Сознание того, что провалилась еще одна моя попытка, оказалось мучительным. Возможно, мне и вправду следует уйти. Как сказал Артур, я легко смогу найти место в Британии у любого короля. Если бы я пошел к Уриену из Регеда…

Нет. Сюда меня привели, значит, я нужен здесь. Уйти — значит признать поражение, сдаться.

— Что будешь делать? — участливо спросил Бедивер.

— Пойду, схожу к лекарям.

Что толку болтаться без дела в пустых размышлениях? А рана, хотя и незначительная, все же требовала внимания.

Возле шатров я услышал странный звук, похожий на низкий гул, который издает пчелиный улей. Я остановился и вопросительно посмотрел на Агравейна, он так и шел за мной. Бедивер ушел искать Кея.

— Раненые, — небрежно ответил мой брат. — Сейчас тут уже потише, а поначалу… Лекаря, должно быть, совсем вымотались.

— Ты что, хочешь сказать, что они так и работают со вчерашней ночи?

— Самое главное они сделали. Сейчас им на смену пришли другие. С тяжелыми ранеными разобрались, теперь очередь ходячих. Потом проверят, как там те, которых осматривали еще ночью. Иногда сразу не решить, лечить или отрезать. Надо, чтобы прошло какое-то время. Безнадежных лечить не станут, другим забота нужнее. — Агравейн потупился. — Честно говоря, не люблю я здесь бывать, особенно сразу после битвы. Ты не возражаешь, если я пойду, займусь своими делами? Потом я найду тебя. — Он повернулся и поспешно ушел куда-то за шатры.

Внутри шатров не хватало места. Те, кого осмотрели, выбрались на улицу и теперь лежали на траве, как рыба на берегу после шторма. Лица серые, глаза потухшие или наоборот, слишком яркие, лихорадочные. Некоторые в бинтах, некоторые — нет. Кровь — привычное зрелище для любого охотника или воина, но это на охоте или на поле боя. А когда перед тобой лежит человек со вспоротым животом, это вовсе не то же самое, что олень, убитый ударом копья. Все здесь видится по-другому. Тяжело раненые лежали неподвижно, они стонали или бормотали — именно этот ужасный звук и создавал тот гул, который я слышал, подходя. Некоторые спали, а некоторые… уже умерли. Поодаль сидели те, кто получил менее тяжелые раны. Они негромко переговаривались. Пахло кровью, потом, рвотой, нечистотами, загнивающими ранами — таким особым запахом боли и беды. Пока пробирался через ряды раненых, я успел забыть, зачем пришел. Один из раненых узнал меня и замахал здоровой рукой. Это был воин из отряда Кея. Я подошел.

— Воды, — пробормотал он. — У тебя есть вода?

— Я ... я постараюсь принести тебе воды. — Еще несколько человек рядом встрепенулись и тоже начали просить пить. Первым моим желанием было сбежать отсюда. Я вспомнил, как остановил слугу с ведрами, и мне стало плохо.

Я вошел в шатер и некоторое время постоял, озираясь. Один из лекарей заметил меня. Он как раз заканчивал ампутацию.

— Что тебе надо? — резко спросил он.

— Ничего особенного. У меня ... только царапина. Я, наверное, сам справлюсь…