Страница 2 из 18
– Полагаю, вы не очень огорчились? – полюбопытствовал Илюшин, приглядываясь к возможному клиенту. – У меня как-то не вяжется ваш облик с образом официанта. Отчего вдруг вы решили поработать в ресторане? Из интереса, изучать типажи посетителей?
– Так и у меня не вязался! – хохотнул Силотский. – Нет, не для интересу, признаюсь. Это я себя испытывал – смогу через такое испытание пройти или нет. Испытание – потому что мне, признаться, не по вкусу других обслуживать, а в те годы я и вовсе считал это унижением. С возрастом-то поумнел, конечно... А тогда мне пришлось себя заставлять, и я даже некоторое удовольствие стал находить в том, чтобы угождать другим. Что-то вроде игры с самим собой, знаете... Но закончилась моя игра после той выходки с водкой!
– И что же было потом, после того как вас уволили? – спросил Бабкин, с интересом слушавший рассказ.
– А потом вот что, – посерьезнел Силотский. – На следующий вечер, как раз когда моя смена была, остановились три джипа возле «Нимфы». Вышли из них люди с автоматами, зашли в ресторан и постреляли.
– В воздух, попугать, или...?
– Кто в воздух, а кто «или». Восемь трупов вынесли потом из «Нимфы», из них четверо официантов. Вот так-то! Хозяин ресторана кому-то не угодил, я уж в этом не разбирался. С тех пор я к таким подсказочкам ой как серьезно отношусь! Они, можно сказать, всю мою жизнь направляют.
– Вы поэтому обратились к нам? – проницательно спросил Макар.
Силотский бросил на него быстрый взгляд и кивнул.
– Да. Меня многие считают странным – вроде как несолидно бизнесмену косить под байкера и увлекаться фантастикой. – Он улыбнулся во весь рот, пожал плечами. – Ну что ж поделать, вот такой я человек. Мои сотрудники про меня думают, что я слегка чокнутый, а я на них смотрю и не понимаю: как можно такой скучной жизнью жить? Каждый день десять лет подряд одно и то же – ну и кто после этого чокнутый, я или они?
– А почему они так считают? – не понял Сергей. – Из-за мотоцикла? Из-за того, что профессии часто меняли?
– Да нет, – поморщился Силотский. – Объясню: я с детства люблю читать. Раньше все подряд глотал, а лет восемь назад подсел, как сейчас принято выражаться, на фэнтези и фантастику. И в один прекрасный момент вдруг понял: это ж все правда!
– Что – правда? – осторожно уточнил Бабкин.
– Да все, что в книгах описано. В хороших, само собой. Ничего там авторы не выдумывают, а списывают, как говорится, с натуры.
В комнате повисло молчание. Силотский безмятежно смотрел то на одного сыщика, то на другого, ожидая их реакции. Сергей подумал было, что их клиент действительно нестандартен в том смысле, насколько нестандартны могут быть шизофреники, но в следующую секунду признал, что Дмитрий Арсеньевич на сумасшедшего ничуть не похож.
– Вы хотите сказать, что существует мир Дозоров, который описывает Лукьяненко? – совершенно серьезно спросил Макар. – И существует не потому, что его описал хороший фантаст, а изначально, сам по себе?
– Именно! И Тайный Город Вадима Панова – тоже! – обрадованно подхватил Силотский, довольный тем, что его так быстро поняли. – Вот что хотите со мной делайте, а я знаю наверняка: есть он, есть. Некоторым людям дано видеть кое-что... особенное. Если среди таких людей попадается писатель, он начинает описывать то, что увидел или почувствовал. Так и получается фэнтези. Вы же не будете отрицать, что мир Среднеземья существует? Конечно же, Толкиен его не выдумал, а срисовал практически с натуры, но с натуры, видимой лишь ему одному!
«Толкиенутый, – поставил Бабкин свой собственный диагноз. – В свободное от бронированных дверей время бегает по лесам и отлавливает эльфов. Ролевик».
– Вот только не нужно причислять меня к ролевикам, – немедленно попросил рыжебородый, словно прочитав его мысли. – Эти суррогаты мне не интересны. Мне достаточно чистого знания о том, что рядом с нами существуют параллельные миры, и этих миров неисчислимое множество.
– У вас есть какие-то доказательства, кроме голоса интуиции? – заинтересовался Илюшин.
– Как вы думаете, почему Вадим Панов недавно сменил квартиру? – в ответ огорошил его Силотский. – Отличную просторную квартиру в хорошем районе... Почему, а? Да потому, что рассказал то, что не стоило рассказывать. Навы не любят, когда рассекречивают их адреса, а Панов в своих книгах не удержался и был откровенен, слишком откровенен.
– Вы хотите сказать, – медленно спросил Бабкин, – что писателя Вадима Панова преследуют те, кого он описывает? Дмитрий Арсеньевич, вы серьезно?
– А вы знаете, что его машина увешана артефактами? – усмехнулся тот. – Настоящими артефактами, дающими защиту в том числе и от проникновения. Почему, вы думаете, никто не смог ее угнать? Хотя пытались, я знаю точно, пытались неоднократно! Нет, Панов знает , о чем пишет.
Бабкин пригляделся к Силотскому внимательнее, надеясь уловить в его глазах нездоровый блеск или хотя бы намек на одержимость, но перед ним сидел спокойный улыбающийся человек, производивший впечатление вполне здравомыслящего.
– Так, – помолчав, сказал Макар. – Давайте вернемся к причине, по которой вы обратились к нам.
– Жамэ вю. Это – первая причина.
– Что? – не понял Сергей.
Он взглянул на напарника, но тот понимающе кивнул.
– Вы не думаете, что с этим стоит обращаться к психологам, а не в частный розыск? – спросил Илюшин.
– Уверен. – Силотский потеребил бороду, хотел добавить что-то еще, но сдержался. – Вам кажется, что я не в себе? Может быть, это именно та причина, по которой я пришел к вам, а не к врачам. Я не уверен, что это – только у меня в голове.
– Прошу прощения, что такое «жамэ вю»[1] ? – не выдержал Бабкин.
– Противоположность «дежа вю»[2] , – объяснил Макар, откашлявшись. – Знакомые ситуации кажутся незнакомыми. Человек может тысячу раз ходить одной дорогой, а на сто первый почувствовать, что он никогда не был в этом месте.
– Вот-вот, вы все правильно объяснили, – обрадовался Дмитрий Арсеньевич. – Это именно то, что происходит со мной. У меня ощущение, что я ставлю мотоцикл на стоянку, но дорога до подъезда – не та, которой я проходил позавчера. Подъезд – не мой, незнакомый. Вроде все то же самое, но я чувствую, что стою в другом месте, где не был раньше.
1
Жамэ (франц. – ‘amais) – никогда.
2
Дежа (франц. – de’a) – уже.