Ведьмина ночь

Светлый глаз богини потемнел. А темный — посветлел.

— Но теперь все, как должно. Так что, проси награду…

И смотрит этак, выжидающе.

А ведь и вправду можно попросить. Что? Жизнь долгую? Здоровье железное? Богатства несметные? Что еще человеку от богов надобно?

И понимаю, что ничего.

Такие подарки без подвоха не бывает. А потому я лучше сама.

— Не стоит, — я качаю головой. — Я… не знала о том, кто она. Да и вышло все по большей части случайно. Если б она к источнику не сунулась, жила бы себе дальше.

Взгляд мой к этому самому источнику устремляется. Крохотный он здесь совсем, ладошкой накрыть можно.

— Она… желала к другому богу уйти, — говорю, хотя ей, богине, все должно быть ведомо и без того. — К тому, что…

— Пришел на наши земли? — она чуть склоняет голову.

— Да. Но он её не принял. Точнее та вещь, которая… где-то там…

— Травит наш источник.

— Ваш?

— Мой. И сестры. Вода живая. Вода мертвая, — богиня опускается к корням дуба и зачерпывает той самой воды. Здесь она вновь же серая, только играет, когда становится почти белой, как левый глаз. А то вдруг темнеет, густеет, что деготь. — Мы не враждуем, как то придумали люди. Ни к чему оно. Вот и учинили когда-то… шутку.

Что я там говорила? Юмор у богов и правду специфический.

Шутка.

— И как понять, какая вода будет? — спрашиваю, глядя на эту игру черного и белого, точнее оттенков серого.

— Никак. Та, которая и вправду нужна, — отвечает богиня. А потом смотрит на меня. — Только болеет он. Давно уж… вылечи.

— Как⁈

Я еще с древним князем не разобралась. И с суженой его. Теперь вон божественный источник добавился.

— Сила. Чужая. Травит. Мешает. Забери… отдай… куда-нибудь подальше. А то корни дуба от нее сохнут. Уйдет он. Уйдет и вода. И жизнь.

Как-то это прозвучало… предупреждающе, что ли?

— Почему… вы ведь знаете, что это. И где это. И… почему вы просто… вы же сильнее! И вообще богиня.

— В том и дело. Не место мне в вашем мире. Что руками людей сотворено, то только людям и менять, — произнесла она неожиданно ласково, будто с ребенком разговаривая. — Не бойся. Оно не злое.

Но и не доброе.

И еще я помню, что с Розалией случилось. И не хочу такой смерти… хотя, конечно, странно бояться смерти, стоя рядом с той, кто и есть смерть.

Она же коснулась моих волос. Осторожно, будто опасаясь прикосновением этим причинить вред. И пальцы скользнули, оставляя теплый живой след.

— У вас же есть те… слуги… не знаю, жрицы! Есть ведь⁈

Конечно, есть.

Старые боги никуда не ушли, да, отступили и большею частью люди ходят в иные храмы, но… заговоры, наговоры. И мне ли, ведьме, не знать о том, что есть и иная вера.

Тем более сейчас.

— В них моя сила. И потому не могут они, — покачала головой богиня. — Ты справишься.

Ну да, оно же ж просто так.

— Расскажите… что мне вовсе искать? И где? И… и не понимаю, почему я⁈ Я же тут вообще случайный человек…

И запинаюсь. Больно взгляд у нее снисходительный.

— Не случайный? Так?

Едва заметный кивок.

— И как… вы ведь знаете. Знаете, как оно было на самом деле…

Богиня покачала головой.

— Я далеко не так сильна, как во времена былые. Да и тогда-то не была всеведущею. Это людям проще жить, когда вроде как за ними боги присматривают. А ежели что не так, то худо смотрели.

Странно как…

— А вы все тянетесь, тянетесь к тому, что неможно. Играетесь. Путаете нити жизни, пока не запутаете так, что вовек не разобрать.

Она чуть наклонилась. И холодные губы коснулись чела.

— Не бойся, девочка…

А в руку мне вложили.

— Что это?

— Вода.

— Живая? Или мертвая?

— А тут сама решай, — донеслось сквозь шум листьев. И я упала… падала, падала и упала. В кровать, в которой очнулась сразу вот, хватая воздух губами.

Хотела себя нужной почувствовать, Ласточкина?

Пожалуйста!

Нужнее некуда. И главное, что онемевшие почему-то замерзшие пальцы стискивают флакон.

С трудом получается руку поднять. Стекло. Старое, мутноватое, и сквозь него ничего не видно. Даже мелькает мысль, что обманули, что пуст флакон.

Но…

Нет, не пуст. От воды пахнет той самой пылью. И безнадежностью. Еще влажной древесной корой. Лесом. Всем и сразу.

Вода.

Живая и мертвая. Я заткнула флакон крышечкой и подумала, что такое сокровище спрятать бы. Если это и вправду… а к чему ей врать-то?

И голова раскалывается.

Но спрятать надо.

Куда?

Князь, конечно, упырь порядочный, но…

Я с трудом добралась до подоконника и, распахнув окно, почти легла на него, да и лежала, вдыхая сырой утренний воздух. Рассвет едва теплился. И выходит, что проспала я от силы пару часов. Может, и слабость от того? С недосыпу?

И от божественного вмешательства?

Сколько я лежала на подоконнике, глядя на темную зелень сада, не знаю. Наконец, поняла, что лежать-то неудобно. Подоконник на живот давит, голова вниз свешивается, да и вообще пить охота.

И в туалет.

Даже и не знаю, чего сильнее.

От подоконника я отползла. Вода обнаружилась рядом с кроватью, в графине. С виду вполне обыкновенная, может, артезианская, может, водопроводная фильтрованная, кто тут что знает… ладно, потом разберусь. А в соседней комнатке — душ с туалетом. То, что надо. И наличие белоснежного халата уже воспринимается, как само собой разумеющееся.

Моя одежда грязна. И кажется, восстановлению не подлежит. Включая кроссовки, а их жаль, новые совсем…

Из комнаты я вышла босиком.

И едва не споткнулась о рыся, что вытянулся поперек порога.

— Чтоб тебя! — сказала я, когда когтистая зверюга взмыла стрелой. Еще и зашипела, спину выгнув. — Хвост отдавлю!

Рысь нагло повернулся задом, демонстрируя куцый хвост. Ну да, отдавить такой надо бы постараться.

— Значит, лапы отдавлю. Лапы у тебя длинные… — проворчала я, давя зевок. — Мне бы домой…

Рысь тявкнула.

И плюхнулась на зад.

Здоровый он все-таки, однако… не тигр, конечно, но все одно крупнее нормальных, точнее тех, которые в зоопарке живут.

— Домой нельзя? Тогда хотя бы на кухню, — сказала я, когда разглядывать зверя надоело. Интересно, он меня охраняет или сторожит, чтобы не сбежала ненароком. — Я проголодалась что-то.

Рысь склонил голову на бок.

— Уши оборву, — я все-таки подхватила полы халата и протиснулась между стеной и зверем. — Или заколдую…

Угроза подействовала слабо.

Вообще мог бы и в человеческом обличье посторожить, а то неудобно как-то. Он меня знает, а вот я… ну не похож он на Мирослава. С морды, так сказать. Какая-то она… недостаточно самоуверенная, что ли? Вот до чего довели.

Уже рысью физиогномику познавать стала.

Как ни странно, чем дальше, тем лучше я себя чувствовала. Усталость окончательно прошла, а с нею и сонливость. На меня же снизошло престранное спокойствие.

Все будет хорошо.

Или как-нибудь.

И…

Рысь обогнул меня и трусцой побежал вперед, то и дело оглядываясь, следую ли за ним. Надеюсь, он на кухню меня ведет.

Глава 39

На кухню. Или это еще не кухня? Комната, залитая светом. Окна огромные, в пол. За ними сразу терраса начинается. А в комнате — длиннющая столешница с коробом кофе-машины, какие-то еще машины. Кажется, холодильник. Стулья высокие, барные.

И диванчик.

Нет, это еще не кухня.

А главное, я была не первым посетителем.

— Извините, — я нисколько не удивилась, увидев Марка Ивановича, изучающего кофе-машину. — Сон был такой… все одно не лягу. Кофе бы.

— Присаживайтесь, — он указал на диванчик, стоящий у окна. — Сейчас принесу. Кушать хотите?

Я прислушалась и поняла, что хочу.

Рысь устроилась рядом с диванчиком и, растопырив когтистую лапу, принялась её вылизывать. Или принялся?

— Я кухню искала. Я и сама могу, — сказала на всякий случай.

— Не стоит. Оливер весьма… нервно относится ко всем, кто покушается на его владения. Пожалуй, только Святе и позволено к холодильникам прикасаться.