Страница 16 из 22
Госпожа де Ламбаль покачала напудренной головой:
– А госпожа де Пикиньи?
– Герцогиня? – переспросила дофина, смеясь. – Неужели вы ревнуете? Какое счастье! Стало быть, вы меня любите? Успокойтесь, госпожа де Пикиньи меня лишь развлекает, она очень остроумна, но вы, Тереза, здесь единственная женщина, которой я могу доверять, единственная, кто меня понимает.
Насмешливые глаза принцессы посерьезнели.
– Вы можете рассчитывать на мою преданность, Антуанетта. Она принадлежит вам навечно…
– Благодарю вас, Тереза, – взволнованно ответила дофина. – Как вы видите, рядом со мной нет ни одного по-настоящему доброго и снисходительного друга. Моя мать далеко, письма, что она мне пишет, не более чем длинные проповеди о добродетели. Господин де Мерси за мной присматривает, аббат де Вермон шпионит и все докладывает ему.
– А дофин?
В голосе Марии-Антуанетты зазвучала горечь.
– Он? Он меня игнорирует, я его почти не вижу. Он охотится, занимается строительными работами или слесарничает.
– Но это днем, Антуанетта, а по ночам?
Дофина презрительно засмеялась:
– Превосходный муж! Когда он случайно забредает в мою спальню, ложится и сразу засыпает. И храпит. Это настолько неприлично, что я не могу сомкнуть глаз, а наутро он первым делом спрашивает меня: «Хорошо ли вы спали?» Какой жалкий человек!
– Вижу, вам повезло в браке не больше, чем мне, – вздохнула госпожа де Ламбаль[15].
– Но хуже всего, мой друг, – продолжала дофина, – то, что все здесь смотрят на меня как на чужую. Что бы я ни сделала, я все равно остаюсь Австриячкой.
– Однако союз с Австрией не был вреден для Франции, – заметила принцесса.
– Очевидно, но правда в том, что я мешаю очень многим людям. Тетушки только и думают, как бы меня использовать, Дюбарри меня ненавидит, любезности, оказываемые мне королем, бросают на него тень. Граф де Прованс, с тех пор как полгода назад женился, сильно переменился по отношению ко мне. Его против меня настраивает жена. Эта савойская принцесса не может забыть, что д’Эгийон хотел женить дофина именно на ней. Если бы не Шуазёль, она заняла бы мое место… Она считает, что я украла у нее королевскую корону… Помимо короля, только один герцог Шартрский мил со мной.
– Он? – в ужасе воскликнула госпожа де Ламбаль.
– Он чуть ли не каждый день присылает мне цветы в китайских или саксонских фарфоровых вазах, сопровождая их стихами… Но что с вами, моя милая?.. Вы вся взволнованы…
– Антуанетта, – взмолилась принцесса, чье тонкое лицо выражало сильное волнение, – умоляю вас, остерегайтесь этого человека.
– Почему? Он же ваш свояк, верно?[16]
– Вы не знаете о моем горе, мадам. Да будет вам известно, что это герцог Шартрский стал причиной смерти моего мужа. Он втянул принца де Ламбаля в жуткие оргии: вино, игры, женщины. Одна из этих тварей заразила его дурной болезнью, и он сгорел в несколько месяцев. Ему было всего двадцать лет. И не подумайте, что герцог действовал по легкомыслию, нет, его план был хорошо обдуман. Он желал остаться единственным наследником моего свекра, герцога де Пантьевра, на дочери которого женился.
– Какой ужас! – воскликнула Мария-Антуанетта. – Я благодарна вам за предупреждение, впредь я буду его остерегаться… Ах! Мужчины в большинстве своем жалкие создания.
– Поэтому, – вновь заговорила госпожа де Ламбаль, – мне и не нравится никто из новых претендентов на мою руку.
– Вы правы, сердце мое, оставайтесь моим другом, моим единственным другом.
– Это будет самый лучший мой титул, Антуанетта… но вы забываете, что вас ждут, я действительно бессовестная, что задерживаю вас.
– Не беспокойтесь, Тереза, этот бал меня вовсе не привлекает. Госпожа де Ноай решила сегодня сделать его более пышным, чем обычно, и, кажется, разослала много приглашений. Я рискую встретить там малосимпатичные лица. Видите ли, лучшее мое время – это то, что я провожу в вашем обществе; по крайней мере, с вами мне не приходится постоянно следить за собой, обращать внимание на любое произносимое слово. Моя жизнь совсем не такая, какой ее представляют, я очень часто плачу…
Госпожа де Ламбаль нежно привлекла дофину к себе.
– Cara mia[17], – произнесла она мелодичным голосом, – верьте, все изменится.
Мария-Антуанетта съежилась в обволакивавших ее объятиях.
– Cara mia! – прошептала она. – Почаще зовите меня так, эти слова сладко звучат в ваших устах! Они напоминают мне Метастазио, Шёнбрунн, блаженные времена моего детства… Как я вас люблю! Я хотела бы видеть вас счастливой и богатой… Если я однажды стану королевой…
Дверь в глубине комнаты открылась, и появилась фигура разодетой госпожи де Талейран-Перигор. Мгновение маркиза искала взглядом дофину. На темном фоне оттоманки выделялась крепко обнявшаяся парочка в светлых платьях. Благородная дама жестом выразила возмущение.
– Ваше высочество забыли? – спросила она. – Бал уже начался, что скажет госпожа де Ноай?
Мария-Антуанетта поднялась и оправила примявшиеся юбки.
– Ну вот, я готова. Сердце мое, – обратилась она к госпоже де Ламбаль, – непременно навестите меня завтра, в любое время. Вы будете желанной гостьей. А теперь пошли танцевать!
Кончиками пальцев она послала принцессе воздушный поцелуй и, легкая, вдруг сбросившая печаль, отправилась, сопровождаемая маркизой де Талейран-Перигор, графиней де Таванн, герцогиней де Бовилье и маркизой де Клермон-Тоннер, через террасу в апартаменты госпожи де Ноай.
В ярко освещенных залах звучал клавесин и скрипичный оркестр. Мужчины надели камзолы с жилетом из бархата или золотой парчи, красные каблуки их туфель[18] с блестящими пряжками подчеркивали изгиб их икр, обтянутых чулками из лионского шелка. Дамы были в платьях светлых тонов, с широкими фижмами, на их высоких, тщательно завитых напудренных прическах свет люстр играл, словно бледное солнце на присыпанных снегом елях.
Приход Марии-Антуанетты со свитой вызвал оживление. Танцующие пары остановились, кланяясь ей, когда она проходила мимо. Поскольку она направилась к своему месту, ей навстречу быстро пошла молодая женщина.
– А, вот и моя милая гардеробмейстерина, – радостно сказала дофина.
– Ваше высочество пришли так вовремя, – заметила герцогиня де Коссе. – Без вас этот праздник был унылым.
– Действительно, я вижу, что здесь не очень весело, – констатировала Мария-Антуанетта. – И вы сама, моя дорогая, выглядите печальной… Вы недовольны?
– Как я могу быть недовольной, имея счастье служить вам, мадам? – ответила герцогиня. – Однако я не могу не думать о моем муже.
– Герцог большой негодяй, – сурово заявила Мария-Антуанетта. – Иметь такую безупречную супругу, как вы, и оставить ее ради какой-то Дюбарри, потаскухи самого низкого пошиба… Он не заслуживает ни малейшего снисхождения.
В глазах госпожи де Коссе сверкнуло пламя.
– Ваше высочество и представить себе не можете, как я ненавижу эту женщину! Она отняла у меня мужа, он потерял из-за нее рассудок, он сохнет, я боюсь за его здоровье и жизнь.
– Как он не похож на моего, – прошептала Мария-Антуанетта. – Уж тот-то умеет себя пощадить и, если дело так пойдет и дальше, доживет до ста лет.
– Не понимаю, – с досадой продолжала герцогиня, – что есть в подобном существе такого, что сводит всех мужчин с ума. А король молчит!
– Он закрывает глаза, – сказала дофина, – но наберитесь терпения. Недалек тот день, когда герцог на коленях приползет к вам молить прощения за свои измены.
– Если б только ваше высочество оказались правы! Но я вижу госпожу де Пикиньи…
Молодая женщина подошла с хитрым выражением лица и лукавой улыбкой.
– Мы говорили о наших мужьях, – произнесла дофина. – Надеюсь, господин де Пикиньи не похож на них.
15
Муж госпожи де Ламбаль, Луи-Александр де Бурбон, принц де Ламбаль (1747–1768), внук графа Тулузского (незаконнорожденного сына Людовика XIV от госпожи де Монтеспан), вел распутную жизнь и умер всего через полгода после свадьбы.
16
Герцог Шартрский, сын и наследник герцога Орлеанского, главы младшей ветви королевской династии, был женат на Марии-Аделаиде де Бурбон, сестре мужа принцессы де Ламбаль.
17
Дорогая моя (ит.).
18
Туфли на красном каблуке – деталь костюма той эпохи, говорящая о принадлежности человека к дворянскому сословию.