Страница 3 из 40
На сей раз он поехал один. Он обосновался в Никитском ботаническом саду, близ Ялты. Модный курорт с его соблазнами нисколько не привлекал молодого ученого. Да и некогда было ему. Он едва успевал спускаться под вечер к морю, чтобы искупаться после дня, проведенного на солнце.
Он знал работу Майера, однако начал свои исследования «от печки». Ведь майеровские опыты никем не повторялись.
Местные табаководы-татары рассказали ему, что мозаика (они называли ее «бозух» — болезнь) чаще появляется на тех полях, где табак сажают год за годом, не сменяя его другой культурой. Очевидно, возбудитель проникает в почву с опавших больных листьев?
Ивановский набрал больных листьев, измельчил их и заделал в почву рядом со здоровыми растениями. Через некоторое время на здоровых листьях появилась мозаика. Еще опыт — для полного подтверждения заразности мозаичной болезни: из растертых листьев больного растения Ивановский отжал через полотно сок. Потом он вооружился тоненькой стеклянной трубочкой; набирая в нее сок, он втыкал трубочку в жилку листа здорового растения. Так он ввел зараженный сок десяти здоровым растениям. На одиннадцатый день листья покрылись бледными пятнами, схожими с разводами на мраморе — верный признак мозаичной болезни.
Быть может, болезнь передается по наследству? Собрав семена больных и здоровых растений, он высеял те и другие отдельно, далеко друг от друга. Растения взошли, выросли и оказались все совершенно здоровы — и те, что от здоровых семян, и те, что от больных.
Ну так, ясно: болезнь заразна, по наследству не передается. Поищем возбудителя. Ивановский садится за микроскоп. На предметном стекле — капля табачного сока, выжатого из растения, больного мозаикой. Она чиста, прозрачна, как слеза младенца — никаких бактерий. Повторим. Еще и еще. Никаких бактерий, никаких грибков не обнаруживается даже при самом большом увеличении. Он просматривает не только сок, но и тонкие, сделанные острой бритвой, срезы больных листьев. Опять ничего.
Раз болезнь заразна, раз есть возбудитель, то надо же заставить его выдать себя. Бактерия, микроб, грибок — любой микроорганизм, попав в подходящую для него питательную среду, начинает бурно размножаться, образуя громадные колонии. Ученым конца прошлого века это было достаточно хорошо известно, наука уже владела методами искусственного разведения микроорганизмов.
Ивановский начал с обычного мясного бульона, пустив туда несколько капель сока, пораженного мозаичной болезнью. Проходили часы, дни, бульон оставался чистым, незамутненным. Возбудитель мозаики не желал в нем размножаться. Ивановский перепробовал затем разные питательные смеси, удовлетворяющие вкусам самых капризных микробов: агар, желатину и другие. Тот же результат. Вареный картофель — лакомство для некоторых микроорганизмов… Опять ничего.
Быть может, возбудитель мозаики питается только соком табачных листьев? Прибавим ко всем этим бульонам и смесям добрую порцию обычного табачного сока. Никакие ухищрения не помогают, возбудитель мозаики и тут не выдает себя, словно его нет вовсе.
Ивановский совсем извелся.
И без того тощий, он похудел еще больше от напряженной работы и от крымской жары. Служащие Никитского сада глядели на него кто с изумлением, кто с жалостью: оголтелый какой-то, можно ли так надрываться! А он никого не замечал вокруг. Да ведь любой человек, в котором бьется творческая жилка, повел бы себя примерно так же, как Ивановский: столкнувшись с загадочным явлением, попытался бы, пусть не с таким упорством, не так последовательно, но добиться истины.
Наступила осень. Ивановский уехал в Петербург и в лаборатории Фаминцына продолжал изучение табачной мозаики на препаратах, привезенных с собой. А на другое лето опять появился в Никитском саду.
Добросовестно выполняя задание департамента, на чьи средства он совершал поездки, Ивановский давал табаководам дельные советы. Чтобы мозаика не распространялась, он рекомендовал не разводить табак на одном поле несколько лет подряд, а перемежать его другими культурами; рекомендовал сжигать больные растения. В то же время он искал ответа на главный, мучивший его, как ученого, вопрос: где возбудитель болезни и что он такое?
Он пустил в ход свечу Шамберлена.
Шамберлен, ученик и сотрудник Луи Пастера, в 1884 году смастерил под руководством своего учителя фильтр для улавливания микроорганизмов. Прибор этот гораздо удобнее, чем фильтровальная бумага. Он настолько прост и надежен, что применяется в лабораториях и доныне под названием «свеча Шамберлена». По виду фильтр действительно напоминает толстую свечу. Это круглый высокий сосудик из слабообожженной фарфоровой глины. В его стенках много пор. Они пропускают жидкости, но задерживают микроорганизмы. Значит, вода, сок растений, кровь — любая жидкость, пропущенная через фарфоровый фильтр, свободна от бактерий, грибков, дрожжей, от всего живого, что различимо в микроскоп. Так рассуждали Пастер и Шамберлен. И они не ошибались.
Спустя год после изобретения фарфорового фильтра, мир узнал об одном из самых выдающихся открытий века: Пастер стал делать людям прививки, спасающие от бешенства. Благодеяние, оказанное этим открытием человечеству, — неоценимо. Естественно, что Пастер и его сотрудники попытались найти микроб, вызывающий бешенство. Слюну бешеной собаки исследовали под микроскопом; изучали также осадок в фарфоровом фильтре после того, как через него прошла зараженная жидкость. Ничего найдено не было. Предположили: возбудитель так мал, что не виден в микроскоп. И это, в общем, тоже было верно.
В 1890 году, в том году, когда Ивановский начал работать в Никитском саду, на Международном гигиеническом конгрессе выступил Роберт Кох, один из создателей микробиологии. Он перечислил ряд болезней, не поддающихся изучению обычными, принятыми тогда методами: оспа, желтая лихорадка, чума рогатого скота, трахома. Кох подчеркнул, что возбудители этих болезней неразличимы в микроскоп и не размножаются в искусственных условиях…
А теперь вернемся в Никитский сад. Отжав сок из табачных листьев, зараженных мозаикой, Ивановский пропустил его через свечу Шамберлена. Затем взял из прибора осадок, положил на предметное стеклышко и тщательно изучил под микроскопом при самом большом увеличении. Никаких признаков возбудителя болезни!..
Как будто все. Возбудитель мозаики так мал, что его не разглядеть в микроскоп. Возбудитель не размножается искусственным путем, предпочитая одно лишь ядовитое табачное растение. Этих фактов, добытых упорным многомесячным трудом, хватило бы для научной статьи, а то и для магистерской диссертации. К списку болезней, оглашенному Робертом Кохом, прибавится еще одна — табачная мозаика. Что тут можно еще сделать?
Да, так, но ведь все опыты, проделанные Ивановским в Никитском саду до сей поры, не привели ни к какому открытию. Методика не нова. Так или не так рассуждал молодой ученый, мы не знаем. Возможно, что он действовал, в известной мере, неосознанно, интуитивно. И уж, конечно, он не знал, к чему приведет дальнейший его шаг. Но логика исследования вела его дальше…
Сок больного растения, пропущенный через фильтр, не может содержать заразного начала, он свободен от всяких микроорганизмов. Проверять это незыблемое положение, которое, кстати, подтвердил весьма добросовестный Майер, — только терять драгоценное время.
А все-таки…
Ивановский вооружился стеклянной трубочкой и стал вводить отфильтрованный с помощью свечи Шамберлена табачный сок здоровым растениям. Через десять дней на листьях этих растений появились пятна и узоры, напоминающие рисунок на мраморе. Сомнений нет — сок больных мозаикой растений, пройдя сквозь свечу Шамберлена, сохранил свои заразные свойства. Именно тут Майер и ошибался.