Некто или нечто?

Впрочем, оба события — и защита Ивановским диссертации и открытие вируса бешенства — были замечены лишь узким кругом специалистов. Даже в мире науки вряд ли в ту пору кто мог оценить в полной мере значимость открытия Ивановского. Что же касается второго события, то широкая публика твердо знала: пастеровские прививки вполне предохраняют от бешенства; а проходит или не проходит через фильтр микроб, или как его там ни назови — это уж от лукавого…

Но все ж таки, выходит, Пастер научился предупреждать смертельную болезнь, не зная ее возбудителя? Да, так. Вспомним, что Дженнер почти за сто лет до Пастера ввел прививки против оспы, уж и подавно ничего не ведая о заразном начале, вызывающем эту болезнь.

Пастер назвал Дженнера «одним из величайших людей». Сам Луи Пастер принадлежит к той же плеяде ученых, которые останутся в памяти человека, пока существует род людской.

Дженнер был сельский доктор, Пастер — химик и кристаллограф. Дженнер лечил пахарей и доильщиц, не думая вначале ни о каких открытиях. Пастер тем более не помышлял о научной карьере, в школьные годы он довольно равнодушно относился к наукам.

Потом у молодого Луи Пастера пробудился интерес к химии. Он начал с того, что, казалось, не имело никакого отношения к болезням, — занялся изучением виноделия и пивоварения. Английский торговец написал ему, что французскими винами, несмотря на их высокое качество, торговать рискованно: «Вначале мы охотно покупали эти вина, но очень быстро пришли к грустному выводу, что торговля ими приносит большие убытки из-за болезней, которым они подвержены».

Подобные же неприятности происходили во Франции с пивом: оно прокисало.

Пастер долгое время постигал тонкости виноделия и пивоварения. И пришел к неожиданным для того времени выводам: портят вино и пиво микроскопические растения (дрожжи, плесени, бактерии) — не те, что участвуют в брожении, а посторонние, «дикие». Пиво и вино, не содержащие живых микроорганизмов, не болеют.

Пастер нашел и способ предупреждать винные болезни. Он предложил прогревать вино перед перевозкой до температуры 50–60 градусов. Такая процедура не изменяет свойств вина, но зато обезвреживает попавшие в него микроорганизмы. «Для проверки моего метода, — писал Пастер своему другу, — в Габон будут посланы партии прогретых и непрогретых вин; до сих пор наши соотечественники, работающие в колониях, пили чистый уксус».

Проверка показала, что прогретое вино может храниться долго, не меняясь, а непрогретое быстро прокисает. Таким же способом Пастер предложил сохранять и пиво: разлитое по бутылкам, оно затем подогревалось.

Так возник метод обеззараживания пищевых продуктов, получивший название пастеризации. Ныне во всем мире пастеризуют молоко, прогревая его в течение получаса.

Пастер довел метод обеззараживания до совершенства. Лабораторные стеклянные сосуды, простерилизованные им в 1864 году, в то время, когда он изучал болезни вина и пива, оставались абсолютно чистыми, то есть лишенными микроорганизмов, почти сто лет.

От вина и пива чистый химик Луи Пастер перешел к исследованию болезней животных, а потом и человека. Неожиданный переход? Пастер пишет: «Видя, как пиво и вино подвергаются порче вследствие того, что в них незаметно попадают микроскопические организмы и быстро там размножаются, мы не можем отделаться от мысли о возможности подобных явлений и в организме человека и животных».

Вино и пиво можно предохранить от болезней, подогревая их. Очистить любую жидкость от микробов можно, также пропустив ее через фильтр. Но как избавить человека от опасных возбудителей болезней? Дженнер указал путь, он предложил предохранительные прививки. Помог счастливый случай, Дженнер нашел ослабленный, неопасный для человека возбудитель оспы у коров. Но природа вряд ли запасла вакцины, подобные оспенным, для других заразных болезней. Надо пробовать самому, искусственным путем ослабить микроб, — рассудил Пастер.

Он занялся куриной холерой. Выделив от больной курицы бактерии, он размножил их в бульоне, а потом стал переливать из одной чашечки в другую. Каждый раз он переносил из чашечки в чашечку по одной капле зараженного бульона.

Пастер надеялся, что при многократных пересевах бактерии ослабнут и можно будет употребить их для предохранительных прививок. Но только ничего у него не вышло. Перенесенная из чашечки в чашечку сто раз, стократ разбавленная, культура холерной бактерии все равно оказывалась смертельной для курицы.

Пастер вводил подопытным курицам свежую культуру бактерий. Уверившись, что она в любом виде несет гибель, он попробовал впрыснуть очередной курице из пробирки с бактериальной культурой, простоявшей несколько месяцев. Курица поскучнела, нахохлилась, перестала было клевать корм. Но продолжалось это недолго, вскоре она выздоровела. Ее поместили отдельно и неустанно за ней наблюдали.

Когда она оправилась совершенно, ей ввели порцию той бактериальной культуры, от которой все курицы до нее погибали. Она не заболела.

Метод найден: если пересевать бактериальную культуру не сразу после того, как она выращена, а дав ей постоять четыре месяца и больше, то бактерии ослабляются и в таком виде годятся для предохранительных прививок.

Ободренный успехом, Пастер захотел применить этот же способ для предупреждения сибирской язвы — болезни скота, опасной также для человека. Культура бацилл сибирской язвы, простояв несколько месяцев, убивала подопытных животных так же скоро, как и свежая.

Раздумывая над этой неудачей, Пастер припомнил, что года за два до того он заражал сибирской язвой морских свинок. Известно было, что возбудитель сибирской язвы очень долго может сохраняться в почве. Пастер на свинках и проверял — сколь долго? Ему указали место, где двенадцать лет назад была захоронена корова, погибшая от сибирской язвы. Он взял из захоронения почву, развел ее и впрыснул нескольким морским свинкам. Они все погибли.

Удалось дознаться, что столь необычная живучесть присуща не самим бациллам сибирской язвы, а их спорам, с помощью которых бацилла размножается. Значит, чтобы выработать ослабленную, не смертельную вакцину, надо избавиться от спор. Пастер взялся за дело вместе со своими неизменными помощниками — Шамберленом и Ру. Они стали выращивать бациллу сибирской язвы при разных температурах; примечали, какая температура более всего угнетает споры. После многих проб доискались: если выдерживать бактерии сибирской язвы в течение десяти дней при плюс 42–43 градусах, то возбудители теряют способность образовывать споры. Такая вакцина не опасна для организма.

Летом 1881 года Пастер и его сотрудники в присутствии большой комиссии специалистов проделали массовый опыт. Стадо овец в 50 голов разделили на две равные партии. Одной партии впрыснули вакцину сибирской язвы, вторую оставили для контроля, ничего не впрыскивая. После того всему стаду впрыснули смертельную дозу неослабленной сибироязвенной бациллы. Через сутки все 25 овец, оставленные для контроля, пали. Привитые остались живы, не проявив даже признаков болезни.

В течение следующего года во Франции получили вакцину, предохраняющую от сибирской язвы, 85 тысяч овец.

Так Пастер доказал, что заразное начало — яд — в ослабленной форме может служить противоядием.

Вслед за тем Пастер задумал испробовать свой метод для борьбы с бешенством (водобоязнью). Болезнь эта, уносившая сравнительно мало жертв, никогда не принимавшая характера большой эпидемии, тем не менее во все века наводила ужас на людей.

Биографы Пастера писали, что он в девятилетием возрасте перенес тяжелое потрясение — на его глазах умирал человек, укушенный бешеным волком. Зрелище это запало в душу мальчика на всю жизнь и будто бы нашло потом отражение в его научных исканиях.