Страница 11 из 12
Высший совет являлся в действительности судом шести персон, который решал судьбу Японии и имел также влияние на жизни миллионов людей во всем мире. Влияние, конечно, не было прямым, поскольку это было бы не по-японски. Кабинет министров, а не Высший совет обладал законной властью и действовал в интересах нации, но «центр тяжести» находился в Высшем совете, и его решения неизбежно влияли на весь кабинет.
К 9 августа члены Высшего совета уже прекрасно знали мнение друг друга. Они встречались все чаще, и их совещания становились все более продолжительными, по мере того как возрастало давление противника. И хотя проходили бесконечные часы в обсуждениях, каким образом можно закончить войну, но оставались нерешенными еще многие существенные вопросы, в то время как возможность действовать катастрофически резко сузилась.
Министр иностранных дел Сигэнори Того, шестидесяти двух лет, был вторым кандидатом, избранным Судзуки на этот пост. Кидо, хранитель печати, предложил оставить министром иностранных дел Сигэмицу из предыдущего кабинета Койсо. Но Койсо наложил на это решение вето.
Адмирал Окада рекомендовал Того. Кидо поддержал это предложение, и его секретарь объяснил причину этого: «С войной было невозможно покончить внутри страны, это мог сделать только министр иностранных дел, имевший необычайные способности и готовый ради этого рисковать своей жизнью… не существовало более достойного кандидата, чем Того».
Судзуки нашел Того в курортном городе Каруидзава, где тот вел «сельский» образ жизни почти все то время после своего внезапного ухода в отставку с поста министра иностранных дел в правительстве Тодзё в сентябре 1942 года. Того сел на ближайший поезд в Токио и 7 апреля в 10.30 вечера встретился с Судзуки. Им предстояло выяснить, смогут ли они проводить совместный политический курс, управляя страной.
Того спросил Судзуки, что он думает о перспективах войны. Премьер ответил: «Я думаю, что мы сможем продержаться два или три года». Того просто вскинул руками.
«Современная война, – сказал он старому адмиралу, – зависит в основном от сырья и производства. Поэтому Япония вряд ли сможет продолжать войну даже в течение года». Того посчитал, что они вряд ли смогут сотрудничать, имея столь разные взгляды. Он поблагодарил Судзуки и отказался от предложения.
Однако на следующий день явились несколько важных просителей, среди которых были адмирал Окада, секретарь Кидо Сакомидзу, два бывших высокопоставленных сотрудника Того в министерстве, которые настоятельно попросили Того принять пост. Они сказали, что Судзуки пока не мог говорить о мире из-за возможных неожиданных последствиях, но Того мог бы помочь старому адмиралу окончательно определиться с вопросом и выработать соответствующую политику. Кидо сообщил по секрету, что император желает окончания войны, а он, Кидо, настоятельно просит Того принять предложение.
Того встретился с Судзуки еще один раз, и в этот раз старый моряк сказал: «Что касается перспектив войны, ваше мнение меня полностью удовлетворяет, а что касается дипломатии, то вы получаете свободу действий». При этом условии Того согласился занять пост.
«Министр иностранных дел Того был человеком неразговорчивым, бесстрастным и абсолютно лишенным личного обаяния», – писал премьер-министр послевоенного времени Сигэру Ёсида.
Человек настойчивый, обладавший западным образом мышления, Того послужил Японии как в начале, так и в конце войны. Именно он, будучи министром иностранных дел в кабинете Тодзё в 1941 году, вел длительные, продолжавшиеся несколько недель переговоры с американцами, которые закончились тем, что японский посол передал Государственному секретарю США Халлу послание за полчаса до атаки на Пёрл-Харбор.
При описании внешности Того первое определение, что приходит на ум, – внушительный. Его голову венчала копна волос серовато-стального цвета, под носом с широкими крыльями торчала щетка усов. Рот часто кривила то презрительная усмешка, то гримаса. На больших ушах торчали дужки огромных очков с черной оправой, которые так любили обыгрывать военные карикатуристы союзников. За круглыми стеклами очков скрывались глаза, напоминавшие собой лежачие запятые, подпираемые широкими скулами. Что касается одежды, Того был щеголем, предпочитая строгие костюмы и рубашки в полоску с французскими манжетами и платками в кармане, гармонировавшими с галстуками. С его лица не сходило выражение, которое прямо спрашивало: «Что вы хотите? Почему вы отнимаете у меня время? Вы закончили?»
Того имел такой устрашающий вид, что его подчиненные разбегались в стороны, только завидев подходившего начальника. В конце войны он сильно расстраивался, что никто из работников министерства не предлагал сражаться до последнего. Возможно, это было следствием его внушавшего страх отношения к людям. Отстраненность Того от своих сотрудников объяснялась отчасти его манерой получать информацию об их мыслях и намерениях. Он просил свою дочь Исе сообщать ему, что думают ее муж (секретарь Того) и его коллеги в министерстве иностранных дел по тому или иному вопросу.
Того готовился к карьере дипломата и получил классическое образование. Он специализировался на немецкой литературе в Токийском императорском университете, откуда обычно для многих студентов начинался путь в министерство иностранных дел. Во время Первой мировой войны он находился на дипломатической работе в Швейцарии и был младшим членом делегации Японии в Версале. Затем он был направлен в Германию, чтобы наблюдать за тем, как выполняются и какие последствия имеют условия мирного договора. Бедствия войны оставили в его душе неизгладимый след.
В 20-х годах Того был первым секретарем японского посольства в Вашингтоне на протяжении четырех лет. Пробыв в Германии некоторое время, он становится начальником одного из отделов в министерстве иностранных дел. Там он подготовил документ, касавшийся долгосрочных отношений Японии с Россией, которые он считал очень важными, вторыми по значению после Китая.
В японской прессе его назвали закулисным стратегом, работавшим для двух японских министров иностранных дел в 30-х годах, которые изменили либеральному подходу 20-х в своей политике. О нем начали говорить как о главе «традиционного курса» в министерстве иностранных дел.
По иронии судьбы, в 1937 году он был назначен послом его величества в нацистскую Германию. По складу характера и философским взглядам он был полной противоположностью нацистов, командировка в Берлин поклонника Шиллера и Гёте закончилась колоссальным провалом. Он был в плохих отношениях с Риббентропом, немецким министром иностранных дел, и другими официальными лицами нацистов. «Япония не может вести серьезных переговоров с такими выскочками, как Гитлер», – заявил он однажды.
Если Того и имел какие-то иллюзии относительно некоторых сигналов, подаваемых в Японии, его берлинский опыт покончил с ними полностью. Генерал Осима, японский военный атташе, игнорировал выполнение протокола и вел секретные переговоры с Риббентропом с целью преобразовать Антикомминтерновский пакт, договор между Германией и Японией, в полноценный военный союз. Осима докладывал военным в Японии, а не министерству иностранных дел. Генерал намеренно игнорировал японского посла и держал его в неведении относительно ведущихся переговоров. Нацисты общались не с дипломатами, а напрямую с Осимой, поддерживая сотрудничество с Японией. Неудивительно, что японские журналисты в Берлине время от времени обнаруживали посла сидящим в одиночестве и пьющим всю ночь, бормочущим, что «представители держав Оси не могут понимать дипломатию».
После десяти месяцев пребывания в Берлине Того был назначен послом Японии в Советский Союз. Генерал Осима занял его место в Берлине и получил свободу действий. Того уехал из немецкой столицы спустя месяц после Мюнхена, и он чувствовал себя так, «как будто я бежал, спасая свою жизнь, от пожара».
Несмотря на то что условия жизни в Москве напоминали домашний арест, Того не чувствовал себя подавленным.