Медовый месяц в космосе

– Ну, во-первых, вы моложе, что уже совсем лишнее замечание; а во-вторых, возможно, вы думали о чем-то другом.

– Под этим, я полагаю, вы подразумеваете благородную особу вашей светлости.

Это было сказано таким тоном и с такой неописуемой улыбкой, что в разговоре сразу же образовалась пауза, и наступило молчание, которое было гораздо красноречивее, чем это могли бы сделать любые слова.

Когда мисс Зейди вновь расслабилась, она подняла руки к волосам и, поглаживая их, сказала:

– Но я думала, что вы привели меня сюда, чтобы показать мне некоторые эффекты, а не для того, чтобы…

– Не для того ли, чтобы воспользоваться первой реальной возможностью попробовать одно из самых дорогих удовольствий, которые смертный человек когда-либо похищал с земли или моря? Помнишь тот день, когда мы спускались с большого ледника, когда твоя нога соскользнула, а я успел поймать тебя и спасти от вывиха лодыжки?

– Да, негодяй, а на следующий день ты ушел и оставил после себя что-то вроде разбитого сердца! Почему ты тогда не сделал этого? О, какими идиотами вы, мужчины, можете быть, когда задумываетесь об этом!

– Это было не совсем так, Зейди. Видишь ли, я обещал твоему отцу накануне – конечно, тогда я был всего лишь младшим сыном, – что не буду говорить о реализации на практике моих идей, пока не воплощу их, и поэтому…

– И тогда я могла бы поехать в Европу с миллионами дяди Рассела, чтобы купить корону этого человека, Байфлита, и заплатить за нее…

– Не надо, Зейди, не надо! Это слишком ужасно, чтобы думать об этом, а что касается короны, ну, я думаю, что могу дать тебе такую же, как у него, и не требующую повторной позолоты. Боже правый, только представьте себе, что вы замужем за подобной штучкой! Что могло заставить вас додуматься до этого?

– Я не задумывалась, – сердито сказала она, – я не думала и не чувствовала. Конечно, я решила, что исчезла из вашей жизни, а потом мне стало все равно. Я разозлилась до глубины души и решила поступить так, как поступают другие, – получить титул и положение, и чтобы внешняя сторона была такой же яркой, как и внутренняя. Я решила быть королевой общества за границей и несчастной женщиной дома… и, Ленокс, слава Богу и тебе, что это не так!

Затем последовала еще одна интерлюдия, и в конце ее Редгрейв сказала:

– Подожди, пока мы не закончим наш медовый месяц в космосе и не вернемся на Землю. Тогда тебе не нужна будет никакая корона, хотя она у тебя будет, потому что все страны Земли не вместят другой такой женщины, как ты – твоей милой души! Конечно, сейчас это не так, но… в общем, ты понимаешь, о чем я. Ты побываешь в других мирах, совершишь, так сказать, круговое путешествие по Солнечной системе и…

– И я думаю, дорогой, что это обещает достаточно чудес, да и других вещей тоже… Нет, ты действительно слишком взыскателен. Я думала, ты привел меня сюда, чтобы показать мне некоторые из чудес, которые может сотворить этот твой удивительный корабль.

– Тогда еще немного, и я вам покажу. А теперь встань на ту ступеньку, чтобы видеть все вокруг, и смотри во все глаза, потому что ты увидишь то, чего еще не видела ни одна женщина.

Глава IV

Над маленьким письменным столом, прикрепленным к стене командирской башенки, находилась квадратная панель из красного дерева с шестью попарно расположенными белыми кнопками. С одной стороны панели висел телефон, с другой – переговорная трубка. По правую руку от места, где стояла Зейди, находились два никелированных колеса, а за каждым из них – белый диск, один с разметкой на 360 градусов, другой – на 100 с делениями по десяткам. Над головой висел обычный компас, а на других частях стены компактно располагались барометры, термометры, барографы, в общем, практически все приборы, которые только могли потребоваться самому взыскательному аэронавту или исследователю космоса.

– Видишь ли, Зейди, это то, что можно назвать мозговым отсеком Космолета, и, если учесть, что мои двигатели работают нормально, я мог бы заставить его делать все, что захочу, не выходя отсюда, но, как правило, конечно, в машинном отделении находится Мургатройд. Если бы он не был самым добросердечным валлийцем, которого когда-либо порождал Йоркшир, я думаю, он стал бы идолопоклонником и поклонялся бы двигателям Космолета.

– А кто такой Мургатройд, позвольте узнать?

– Прежде всего, он, можно сказать, потомственный подданный дома Редгрейвов. Его предки служили моим на протяжении последних семисот лет. Когда мои предки были грабителями-баронами, его предки были оруженосцами. Когда мы отправились в крестовый поход, они тоже пошли; когда мы собрали полк для короля против парламента, они, естественно, первыми записались в него; и когда мы постепенно успокоились в мирной респектабельности, они сделали то же самое. Наконец, когда мы занялись торговлей как железных дел мастера и инженеры, они тоже пошли туда. Этот Мургатройд, например, был мастером-бригадиром на моих заводах в Смитоне, и он был единственным человеком, которому я осмелился доверить секреты Космолета, и единственным, кому я мог доверить себя на его борту, вот почему у нас экипаж из двух человек. Понимаете, владение таким судном – это довольно серьезный бизнес, и если он попадет не в те руки…

– Да, я понимаю, – кивнула Зейди. – Это было бы слишком ужасно, чтобы думать об этом. Ты мог бы держать в ужасе весь мир, но я знаю, что ты этого не сделаешь, потому что, во-первых, я тебе этого не позволю.

– Спокойно, спокойно, мадам; позвольте мне покорно напомнить вам, что вы все еще моя пленница и что я все еще командир Космолета.

– Ну, хорошо, – сказала Зейди, прерывая его нетерпеливым жестом, – а теперь позвольте мне посмотреть, что может сделать с ним командир Космолета.

– Конечно, – ответил Редгрейв, – и с величайшим удовольствием, но, кстати, это напоминает мне, что вы еще не заплатили за вход.

Когда оплата была произведена и принята, или, возможно, правильнее было бы сказать – принята и отдана, Редгрейв положил палец на одну из кнопок.

И тут же Зейди услышала, как все слабее и слабее становится колебание воздуха за гладкой стеной башни. Затем произошел небольшой толчок, едва не нарушивший ее равновесие, и вот уже облака под ними начали обретать форму, и огромные белые континенты с серыми океанами между ними бесшумно и стремительно уносились вдаль.

Редгрейв повернул колесо с диском в 100 градусов немного влево. В следующее мгновение облака поднялись вверх. На мгновение Зейди увидела лишь белую дымку со всех сторон. Затем атмосфера снова прояснилась, и она увидела далеко внизу огромное пространство океана, похожее на внезапно застывшую твердь.

Там были длинные атлантические валы, покрытые снежной пеной. То тут, то там через большие интервалы виднелись маленькие черные точки, за некоторыми из них тянулись коричневые следы, другие были с небольшими белыми пятнами, отчетливо выделявшимися на фоне серо-голубого цвета моря. С каждым мгновением их становилось все больше. Потом волны с белыми гребнями пришли в движение, и большие океанские пароходы и парусники с полными парусами все меньше и меньше походили на игрушечные. Прямо под ними показался очень большой пароход с четырьмя трубами, из которых валил густой черный дым. Редгрейв взял в руки бинокль, с минуту смотрел на него и сказал:

– Это "Дойчланд", новый гамбургско-американский рекордсмен. Давайте спустимся и поболтаем с ним. Интересно, получает ли он новости о войне? Мы ведь заодно с Германией, и они могут что-то знать об этом.

– Это было бы очень мило! – сказала Зейди. – Давай полетим и покажем им, как мы можем бить рекорды. Полагаю, они уже заметили нас и теперь гадают, кто мы такие. Думаю, увидев нас, они почувствуют, как изрядно отмучился воздушный шар бедного графа Цеппелина.

Редгрейв отметил "мы" и "нас" с тайным удовлетворением.

– Хорошо, – сказал он, – мы полетим и устроим им небольшой аттракцион.