Одержимость шейха

— Я верю тебе, — как-то глухо бурчит он себе под нос, пока его плечи опускаются и снова вздымаются.

— Нет, это не так, — парирую ему со всей своей жесткостью. — Ты злишься. Потому что не хочешь мне верить.

Он резко отталкивается и поворачивается ко мне.

— Я не злюсь на тебя, — произносит он тихо, но весьма убедительно, особенно когда делает первый шаг ко мне, от которого мое сердце совершает кульбит в груди. — Я готовлюсь к тому, что сейчас произойдет. — Еще один шаг. — Я пытаюсь взять свои эмоции под контроль, чтобы не разбить его череп прямо у твоих ног. — С этими словами Джафар окончательно сокращает между нами расстояние. Настолько, что теперь суровое лицо нависает над моим. — Я сдерживаю себя, чтобы не раздавить его глотку голыми руками, потому что хочу убить его самым ужасным способом за то, что он сделал.

— Но не можешь? — тут же прикусываю язык и сжимаю пальцы рук в кулаки. — О, нет… я совсем не это имела ввиду. Я просто пытаюсь понять, на что ты злишься.

Поврежденная часть его губ дергается.

— Могу. Я злюсь не поэтому.

— Тогда почему?

— Я разочарован в человеке, который ел из моих рук, жил под моей крышей и клялся мне в своей верности. Мы прошли с ним не одну войну и не один кризис в моей стране, Зураб был моей правой рукой и головой, когда этого требовала ситуация. Он был мне как старший брат, которому я бы доверил свою жизнь. Но сейчас все это поблекло на фоне его предательства. Я ошибся так сильно, что сейчас твоя правда выворачивает меня наизнанку.

Сказанные им слова напоминают маленькие иглы печали, пронзающие мое сердце.

— Т-ты… ты ведь не обязан…

Джафар цепляет пальцами мой подбородок, вынуждая смотреть в его дикие глаза.

— Он лгал мне прямо в лицо. Клялся, что ему ничего неизвестно о твоем исчезновении, в то время как ты умирала под палящим солнцем пустыни. — Хватка на подбородке усиливается, и я даже слышу, как скрипят его зубы. — Из-за его лжи я мог потерять тебя.

— Если бы ты поверил мне сразу, то никогда не потерял бы меня.

Дыхание вмиг спирает в горле, когда я замечаю, как ожесточается каждая черта мужского лица, а в звериных глазах вспыхивает что-то первобытное и собственническое. Я ненавижу свой язык. Почему рядом с этим мужчиной он никогда не может держаться за зубами?

Внезапно широченная ладонь обхватывает мою шею сзади, отчего изо рта вырывается глухой звук.

— Больше не потеряю.

Почему-то его обещание прозвучало больше как угроза.

Я уже открываю рот, чтобы ответить, но внезапно раздается стук в дверь и прерывает нас, а потом в кабинете появляется Зураб. Если бы Джафар не убрал с моей шеи свою руку, сейчас бы хрустели не его костяшки пальцев, а мои позвонки.

— Мой господин…

Джафар тут же перебивает Зураба жестом руки, на что тот натягивает на лицо вымученную улыбку.

— Ахмед, останься.

Высокий мужчина в армейском костюме оливкового цвета и с вышитым на нем черным рисунком кивает и отходит к стене. После чего Джафар концентрирует свое внимание на Зурабе.

— С документами все улажено?

— Да. Все в порядке. Ваш отец…

— Я не спрашивал тебя о нем.

Зураб смиренно прикусывает язык и кивает Джафару с почтением.

— Ты много лет хорошо служил мне, Зураб, и только по этой причине я даю тебе сейчас возможность самому рассказать правду.

Пауза.

— В чем вы меня подозреваете, господин?

Лживый шакал.

— Я хочу знать, что тебя связывает с этой девушкой. — Джафар кивает в мою сторону. — Ты уверен, что все мне рассказал?

Зураб сразу же бросает на меня мрачный взгляд, только помимо ненависти ко мне в нем еще отчетливо плещется страх.

Еще никогда не видела визиря таким жалким. Уверена, дай ему сейчас волю, он бы придушил меня, но на фоне Аль Нук-Тума, Зураб не более чем убогое насекомое, пресмыкающееся перед своим хозяином.

И в подтверждение тому его лицо с каждой секундой становится бледнее, и, кажется, я даже вижу, как дрожат его опущенные вдоль тела руки, а приоткрытый рот дергается, как у выброшенной на берег рыбы. Трус!

Презрение и жажда мести основательно занимают свое место в моей груди, вытесняя жалость, а вместе с ней и искаженное чувство вины, которое я не должна испытывать в данной ситуации.

Всевышний! Какая же я глупая! Этот урод пытался изнасиловать меня, а я зачем-то беру на себя ответственность за его жизнь. Мне должно быть плевать!

Именно с этой мыслью я проигрываю своим эмоциям, ощущая, как жар подкрадывается к горлу, лишая возможности нормально дышать. Потому что я помню, как его грязные руки трогали меня, помню, как эти губы слюнявили мою кожу, а его детородный орган терся о мое тело… Я даже помню, с какой яростью сжала его яйца, за что потом и получила плетью по спине. Он обошелся со мной, как с ничтожеством, и теперь самое малое, на что я имею право, это чтобы Джафар вырвал его сердце голыми руками. Но я не уверена, что Аль Нук-Тум пойдёт на такое, если только этот ущербный лично не признается ему, как безжалостно он пытался избавиться от меня.

ДЖАФАР

Расправляю плечи и заставляю себя сложить напряженные руки перед собой. И на это у меня уходит практически вся сила воли, потому что этими руками я предпочел бы сейчас убивать.

Я никак не ожидал, что из прекрасных алых губ прозвучит имя моего визиря. С той самой секунды слишком много отравляющих эмоций омывают мою ревущую от очередного предательства душу. Однако в глубине этой души я все-таки желал, чтобы Джансу ошиблась.

Но разве может она забыть того, кто оставил столько ран на ее теле? Ведь я знаю, что шрамы — это ничто по сравнению с тем, какие кровавые борозды остаются в нашей памяти.

А судя по тому, как искажалось ее лицо, когда она начала растерянно шептать проклятое признание, они все еще кровоточат. Идиот, еще и усомнился в ней. А ведь Зураб всегда был настроен против этой девушки.

Замечаю, как он мечется взглядом в сторону Джансу, и сам перевожу на нее свое раскаленное внимание. Я мог бы сказать, что она растеряна и напугана, если бы не видел в тропических глазах дикарки ярость, которая провоцирует идеальную кожу на девичьих щеках раскраснеться. И моя агония разгорается еще больше от того, что ко мне приходит четкое осознание, что между этими двумя определенно произошло что-то. Жадное чувство собственничества ошпаривает мой мозг, после чего изо рта вырывается строгий рык:

— Прикрой лицо, Джансу!

Она вздрагивает, будто вырывается из лопнувшего мыльного пузыря, и, хлопая ресницами, торопливо выполняет мое требование, пятясь в угол комнаты.

— Мне повторить свой вопрос? — теперь обращаюсь к Зурабу, сжимая пальцы рук в кулаки, едва сдерживая желание разбить его лицо.

— Нет, мой господин, — прилетает мне сдавленный ответ, на что я стискиваю челюсти, уже представляя, как отгрызаю голову лживому ублюдку.

Делаю ленивый шаг в сторону Зураба, ощущая, как каждая мышца в моем теле вспыхивает от потребности броситься на шакала и разбить его череп прямо у ног Джансу. Пролить его кровь ради женщины, которой он причинил боль. Как неудачно для него, ведь она стала слишком важной для меня.

— Где ты был во время поисков?

В этот самый момент мой визирь делает одну огромную ошибку. Зураб снимает перстень со своего пальца, практически незаметно переодевая его на другую руку. Такое случается, когда он нервничает. На таких мелочах и попадаешься.

Втягиваю воздух одним уголком рта, позволяя раздражению исказить свое лицо, однако и это не становится для Зураба сигналом о том, что не стоит мне врать. Хотя я бы не пощадил его ни при каком раскладе.

— Ездил в сопровождении двух солдат на нефтяную скважину.

— Если мне не изменяет память, ты задержался.

— Так и есть. Мы едва не угодили в бурю и переждали ночь в одной из деревень.

— А наутро просто взяли и отправились обратно во дворец?

Он сглатывает, но отвечает слишком уверенно, что разнится с его выражением лица и глазами, которые предают его и уже молят меня о пощаде.