Страница 2 из 38
Палатки уже совсем близко. Их всего три. Вокруг ни души. Может быть, в них никого нет?
— Если я правильно понял, — говорит Иван Петрович, — голубой глаз на Ладони Фатымы должен особенно надежно предохранять от недоброго взгляда? По принципу «лечить подобное подобным»?
Полог одной из палаток отдергивается. Появляется невысокая фигурка в черном платье до пят. Мы направляемся к ней.
— Мир тебе, женщина! — приветствует бедуинку Муджиб. — Где мужчины твоего рода?
Бедуинка смело глядит на нас. Ее лицо открыто. В крыльях тонкого носа золотые блестки, на лбу и щеках темно-синие пятна татуировки.
— И вам мир, — отвечает она. — Скот и мужчины скоро вернутся. Простите, что мой брат не может встретить вас. Он лежит в палатке.
— Болен? На что жалуется? — профессионально спрашивает Муджиб.
Бедуинка цокает языком.
— Не знаю. Нога распухла.
— Я врач, — объясняет Муджиб. — Веди к брату.
Входим в шатер. Вся его обстановка состоит из деревянной колыбели-качалки, брезентового вьюка и большого медного котла. В глубине жилища на полосатом тюфяке лежит смуглый парнишка лет десяти. Его правая нога вытянута, под нее подложена подушка.
— Как тебя зовут, юноша? Как зовут твою сестру? — задает вопросы Муджиб, ощупывая больную ногу маленького бедуина.
Тот кривится от боли, но мужественно отвечает:
— Мое имя Салех, сестру зовут Хинд. Она замужем за сыном нашего дяди по отцу.
Муджиб закончил осмотр.
— Пустяки, обычный вывих, — сообщает он. И, обращаясь к Ивану Петровичу и ко мне, говорит вполголоса. — Держите Салеха покрепче.
Мгновение — и сильные руки Муджиба вправляют вывихнутую ногу. Салех вскрикивает, но тут же улыбается.
— Хинд, принеси-ка старую рубаху, какую не жалко! — приказывает Муджиб.
Мы рвем рубаху на полосы, Муджиб туго обматывает тряпками ногу мальчишки.
— Полежишь денек и будешь бегать лучше прежнего, — заключает Иван Петрович.
Брат и сестра благодарят врача и даже нас с Иваном Петровичем. Хинд пытается поцеловать руку Муджиба, но тот краснеет и отстраняется. Тогда, порывшись в ковровой сумке, Хинд просит:
— Примите этот подарок, на счастье!
И подает каждому из нас по голубой стеклянной бусине.
— Понятно! — восклицает Иван Петрович. — Талисман от сглаза.
Он снимает очки и, морща нос, начинает протирать стекла от пыли.
— А что, дети пустыни, не боитесь, что этот чужеземец на вас порчу наведет? — спрашивает Муджиб и делает страшную гримасу. Салех и Хинд смеются.
— Нет, — говорит Салех. — Я никого не боюсь. Ни джиннов, ни людей. Я мужчина!
А Хинд добавляет:
— Разве можно бояться доброго человека?
Иван Петрович смущен. Не зная, чем бы одарить хозяев, он достает свою блестящую ручку фирмы «Союз», протягивает ее Хинд.
— Иванпэтрович, зачем бедуинке стило? — шепчет Муджиб. — Она же неграмотная.
Но у Салеха отличный слух.
— Да, Хинд неграмотная, — с достоинством отвечает мальчик. — Зато я буду учиться и научу сестру.
Мы пьем горьковатый кофе с запахом имбиря. Слышится перезвон колокольцев. Подходит стадо овец и коз. Среди них коричневыми островами возвышаются верблюды. Салех знакомит нас с родными. Снова кофе, рукопожатия, степенная беседа. Кто-то куда-то уезжает на стареньком «джипе», привозят шпильки для колеса, и все наши затруднения чудесным образом разрешаются…
Через пять лет после этой поездки с Муджибом я долго стоял перед медной ладонью с бирюзовым глазом в одном из домов Бейрута. У комнаты не было потолка и двух стен. Их снесло бомбой. В провалах синело небо и клубилась белая пыль. Старый талисман не помог жителям дома. Эту беду руками не развести, именами не заклясть, и никакой ладонью от нее не заслониться.
Не так давно автомобильная мода принесла нам из Западной Европы древний ближневосточный символ. Теперь во многих легковых машинах болтается на заднем стекле растопыренная ладошка. Правда, за время пути она лишилась глаза. А я так и слышу восклицание нашего друга Муджиба:
— Если уж Ладонь Фатымы не всесильна, то от чего может упасти слепая резиновая пятерня?
Ладонь Фатымы и впрямь «диалектична», как выразился Муджиб: она охраняет, она и угрожает. В Северной Африке и в Передней Азии широко распространен магический жест — рука ладонью книзу с расставленными пальцами резко выбрасывается вперед, в лицо врагу. Смысл этого жеста объяснен персидским поэтом XV века Касемом Анваром, стихи которого востоковед А. Е. Крымский перевел на украинский язык, а я на русский:
Итак, древний символ связан с человеческими чувствами; недаром их, как и пальцев, пять. Вот почему, задумав эту книгу, я сразу же вспомнил о Ладони Фатымы. Пять пальцев — пять глав, речь в которых пойдет о бытовых поверьях Арабского Востока, во многом определяющих взгляд современных арабов на мир. Чтобы рассказать об этом, понадобилось прочитать не один десяток научных томов, написанных на разных языках, вспомнить звучные арабские стихи и лукавые сказки и оживить в памяти собственные впечатления о Сирии, Ливане, Египте и Южном Йемене, где мне, этнографу-арабисту, посчастливилось побывать.
Глава 1
ВЗОР
Жители Аравии считали, что человек — это совокупность зрения, слуха и сердца, а сердце — это одушевленный чувством разум, возвышающий людей над животными. Ислам утверждает, что выше человека только Аллах и сотворенные из света ангелы; созданные же из «чистого огня» демоны-джинны уступают сынам Адама.
Разработана подробная «джиннология», известная на Арабском Востоке любому. Согласно ей джинны обитают в легендарных горах Каф, окружающих землю. Они вкушают пищу, вступают в брачные союзы — между собой или с людьми, смертны, хотя и отличаются долголетием. Джинны якобы могут летать, проникать в земную и небесную твердь, оборачиваться чудовищами, людьми и животными, быть видимыми и невидимыми. Добрые джинны приняли ислам, злые остались неверными, но опасаться следует и тех и других.
Главенствует над злыми джиннами, или шайтанами, Иблис, который в гордыне своей восстал против Аллаха, приказавшего джиннам поклониться человеку. «Я лучше тебя, — сказал Адаму Иблис. — Я создан из пламени, а ты из глины». И вот на протяжении многих веков мусульманские богословы пишут трактаты о превосходстве глины над огнем.
Шайтаны делятся на несколько разрядов. Самые свирепые и сильные из них зовутся маридами. Зловредны и могущественны долговязые ифриты, обитающие в древних развалинах, — то ли злые духи, то ли призраки умерших. У воды, на кладбищах и в других безлюдных местах живут кровожадные и волосатые оборотни — гули, готовые пожрать одинокого путника.
Словом, опасность подстерегает суеверного человека повсюду. В вихре смерча, завивающего песок пустыни, он видит летящего демона; падучие звезды — это стрелы Аллаха, при помощи которых ангелы отгоняют любопытных джиннов, приникших к небесному своду, чтобы подслушать разговоры небожителей. Опасно разжигать огонь, доставать воду из колодца, будить спящего пса, бросать наземь финиковую косточку, выливать помои — можно побеспокоить джинна, скрывающегося в очаге или колодце, обернувшегося псом или пребывающего невидимкой. Прежде чем сделать нечто подобное, следует сказать: «Дозволь!» или «Прошу у Аллаха защиты от демонов и демониц». Считается, что злых духов может отогнать изречение из Корана, острое железо (нож или ножницы, подвешенные у входа), соль.
1
Все поэтические переводы в этой книге сделаны автором. Некоторые из них опубликованы в сб.: Ислам. Религия, общество, государство. М., 1984, с. 149–155.