Страница 69 из 149
— Я Дурной, — глупо разулыбался беглец из будущего.
Чакилган кивнула: мол, с этим не буду спорить.
— Хороший Дурной.
И княжна с Аратаном исчезли в ночи. А ошалелый Дурной пошел назад.
Уже на опушке, где казаки начисто вырубили жалкий лесок, росший вдоль берега, он внезапно закаменел. На голом месте, прямо в свете неверной луны, стоял Козьма. Сын Терентьев что-то мучительно высматривал на земле и хмурился.
«Меня выслеживает, падла! — ахнул Санька. — Опять он. Да что ему неймется-то…».
Рука бесшумно потянулась к сабле. До врага метров десять. Если первым оружие вынуть, если заранее изготовиться — у него будет достаточное преимущество…'.
Пальцы разжались.
«Фигня какая-то получается… Даура-врага я пожалел и отпустил, а русского-врага убью?».
«А что, лучше пусть он тебя убьет?».
«Ну, он-то пока не убивает…».
И Санька шагнул из кустов.
— Меня ищешь, толмач?
Козьма резко схватился за саблю, но увидел широко разведенные руки найденыша и наглую улыбку, устыдился и оставил клинок в ножнах.
— Тебя, Дурной, тебя… А девка где?
— Далеко уже. Тебе не достать. И никому не достать.
Толмач вздел брови.
— Упустил? Почто сам-то здесь? Ты ж за ясырным выкупом, поди, бежал?
— Нет. Не нужен он мне.
— Тогда что ж аманатку-то покрал?
— Хочу, чтобы она жила.
— Ишь добродей выискался, — ухмыльнулся Козьма. — Можа, хочешь, чтобы и я жил?
— В точку попал, — улыбнулся Дурной. — Не представляешь, Козьма, какое у меня сейчас искушение было. Воздать тебе за темницу, которую ты мне подарил. Я ж тебя первым заприметил. И место тихое — как на заказ.
Он сам сделал шаг к толмачу.
— Но ты прав: я хочу, чтобы ты жил.
Козьма молчал.
— Не бывает так, — наконец, зло бросил он. — Тесно людишкам на земле. Кто-то кого-то завсегда живота лишает.
— Все вы так говорите, — пожал плечами Сашко. — Один убивает другого, другого убивает третий. И так без конца. А я не хочу. Моя сабля в ножнах, и ты жив. Вот размышляю: можно ли остановить эту цепочку? Или ты ее заново продолжишь?
Наполовину обезумевший Санька просто взял и пошел. Мимо Козьмы, прямо в лагерь. Тот не решался рубить, не чувствуя сопротивления. По спине тёк ледяной пот… и тут Известь вспомнил один хитрый приемчик, на который взяли его самого.
— Надеюсь, хоть, в спину не ударишь, как трус.
И дошел до бивака! Что там творилось в душе Козьмы, он так и не разобрал, но дошел до безопасного места и отрубился без задних ног.
«Значит, можно! — ликовал он, уже засыпая. — Можно с ними что-то сделать! Нет, надо непременно утром поговорить с Кузнецом… Он должен понять… Мы должны…».
А утром его повязали, избили, выпороли плетью и заперли в пороховой землянке, связав по рукам и ногам.