Страница 59 из 149
— Да…
Сердце заколотилось; скрывая волнение, толмач стал усиленно вытряхивать из унта что-то несуществующее, а сам, наклонив голову, заговорил по-даурски:
— Чакилган, здравствуй! Это я… — и осекся. Он ведь раньше даже имени своего ей не сказал!
— Сашко, — вдруг тихо ответила пленница за стеной.
— Ты мое имя знаешь⁈
— Но ты ведь тоже моё узнал. Мое настоящее имя, — Санька готов был поклясться, что услышал улыбку в голосе.
Нога на утреннем морозе околевала, а сердце найденыша горело огнем! Он забыл о конспирации и глупо улыбался. Разве… Разве это не признание?
«Признание чего, Дурной?».
«Ну… Ну того, что она ко мне так же неравнодушна, как и я к ней? Или нет?».
«Кто знает».
Разволновавшийся Санька даже не знал, как продолжить разговор. А потом мысленно грохнул шапку оземь и прошептал:
— Чакилган, я спасу тебя! Умыкну из плена. И ты домой вернешься.
«Блин, как рыцарь из сраного романа!» — тут же укорил он себя, зардевшись.
— Сейчас? — ахнула девушка.
— Нет, — Дурной смутился. — Сейчас никак… Ты уж прости. После ледохода Хабаров пойдет вверх по Амуру. И в конце лета я тебя умыкну. Клянусь! Я знаю, как… Только не знаю, где твой дом.
— А куда летом собирается злой Ярко?
— Снова к устью Зеи, — это Санька знал точно.
— Мой улус недалеко, — ответила Чакилган. — Вверх по реке, на правом берегу Зеи кочует род моего отца.
— А как его зовут?
— Мой отец — славный Галинга из рода Чохар, — голос даурской пленницы потеплел.
— А как его можно… — Санька резко оборвал вопрос и прошипел. — Затыкай дыру!
Вышедшие на утренний променад казаки увидели лишь, как Сашко Дурной ожесточенно напяливал обувку на к хреням окоченевшую ногу.