Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 29

Глава 12

Шаха стал периодически зазывать его на такие вечера. Поскольку даже ловкому картежнику, как Санька, нужны были начальные бабки, старший товарищ подкидывал ему какую-нибудь работенку. Причем, аховую: отвезти что-нибудь куда-нибудь или вообще подержать несколько сумок у себя дома с недельку. Известь не был дурачком, понимал, что там что-то незаконное, но его это мало волновало. Зато в кармане шелестели бумажки, с которыми можно было и сотню выиграть и даже больше!

А потом оказалось, что в мире есть еще и покер. Совершенно замороченная игра (сека Саньке больше нравилась), но в покере играли уже на другие деньги. А значит, это то, что ему и было нужно…

Да, ладно, что рассусоливать… Прекрасным майским вечером Шаха позвал Известь в «крутое место». Для того, чтобы «обуть лоха». Санька для такого дела выгреб все запасы — рублей 70. И поначалу быстро удвоил бабки. А потом пошла какая-то полоса неудач. Он стал волноваться, путаться в правилах замудренного покера. А Шаха на ухо сипел:

— Братан, не ссы, удваивай! Накинь сотку-другую! Да пох, что уже нету — ты же такие суммы за вечер выигрывал! Если чо — потом отдашь. Мы тебе верим.

В конце вечера, незаметно для самого себя, Санька оказался должен почти полторы косых. Новый приятель не соврал: лоха, действительно, развели. По дороге из «крутого места» эта падла еще и на Известь гнала, будто, он во всем виноват:

— Капец, ты подвел! Ищи бабки, пацан — этому типу нельзя не отдавать! Понял?

Санька кивал, а пальцы рук оледенели от страха. Где он такие деньги найдет? Сумма из каких-то фильмов про кровопийц-капиталистов! Да, если бы он во время игры понял, что, хотя бы, треть от нее должен — то тут же карты сбросил. Как они его так заболтали?

«Падла… Падла… Падла…» — в голове крутилось только новое имя Шахи. Но злиться на того можно сколько угодно, а деньги проиграл он сам. В карты. При людях. И отдавать надо.

Но как⁈

Это была самая бессонная ночь в его жизни. А наутро в педе его уже ждал «добрый друг Шаха» и с улыбочкой потребовал деньги. Даже уже не скрывал, что Санька должен именно ему.

— Я отдам, — с твердостью, за которой ничего не было, ответил Известь. — Только дай сессию закрыть. Я потом найду и отдам.

— Может, мне пять лет подождать? — заулыбался Шоха. — Короче так. С тебя талон на водку и курево. Это будут типа проценты за май.

— Да у меня ж нет! — изумился Санька. — Мне 18-ти нет, у меня вырезают их.

— У матери возьми. Или она пропивает сама?

За май талоны найти удалось. И за июнь. Но понятно, что вечно так отмазываться не выйдет. Да и талоны на алкоголь — это дефицит, который по итогу может дороже карточного долга выйти. Санька продал всё, что у него было, даже зимние вещи отнес на барахолку. Но в жестянке у него лежало чуть больше трех сотен. Корефанов можно попросить — те не бросят. Но что они дадут? Пару сотен, не больше. Матери говорить не стал. Она не поймет и будет права. Да и откуда у матери деньги? Ну, даст еще пару соток — а ему стыда на всю жизнь.

Когда в деканате объявили, что археологическая экспедиция все-таки состоится (деньги на нее нашли) и можно пройти на ней практику — он записался самым первым. Хоть на время свалить из города. Собраться с мыслями. Придумать что-нибудь. И это было правильным решением. Преподы копали неолит, находок было мало, но работа на лоне природе — это чистый кайф! Санька чувствовал себя в своей стихии и на раскопе, и в лагере. За хлебом в деревню отправляли тоже его, так как и с местными он тоже лучше всех общался. Не сразу, конечно, общение заладилось…

— Сашка, не ходи в лагерь, — особенно бледная без макияжа однокурсница Машка встретила его на проселке, когда Известь потел под сумкой с хлебом, закупленным на два дня.

— Чо это?

— Да там… твой дружок приехал.

— Шаха? — догадка сразу резко понизила температуру воздуха в окрестности. — С чего это?

— Он. С дружками. Ну, типа в гости приехал. Старшаки же часто приезжают. Кваса преподам привез. Нашим — пива. Но у всех про тебя спрашивает.

В животе заныло. Санька остро понял, что теперь его в качестве уплаты процентов отмудохают. И уже конкретно на счетчик поставят. Он же типа сбежал.

— Саша, — бледная Машка, не умевшая скрывать эмоций, вся зарделась. — Давай мне хлеб, я отнесу. А ты пока в сопках пересиди. Рано или поздно уедут же.

…И вот он сидит в зарослях шиповника, только усугубляя свое положение. Шаха от кого-то все-таки узнал, что Санька неподалеку, и с подручными активно обследует округу. Если они тут его найдут, без свидетелей… Известь тихо выматерился. Как же хочется отмотать жизнь назад и всё исправить! Да гори они пропадом, эти легкие деньги!

Внизу что-то хрустнуло. Санька встрепенулся и мелко-мелко, стараясь не хрустеть прошлогодней листвой, побежал дальше. «Надо в самые сопки уходить, — сдался он. — Там точно не найдут».

Наверху его ждал совсем другой мир, чем в речной долине. Тут даже трава была какая-то другая: густая, мягкая, отливающая легкой голубизной. А воздух — свежий, сухой. Тревога отступала, Санька всласть повалялся на травяном ковре и подумал, что без проблем даже переночует здесь — ночи были совершенно теплые, а синее небо дождя не обещало. Одна проблема — жрать хотелось нестерпимо. А лес в начале июля катастрофически пустой. Ягоды и орехи еще не созрели, сезон яиц давно прошел, грибы…

Известь машинально хлопнул себя по карману шортов, и медленно достал из него газетный пакетик.

Грибы. Ну… те самые. Целые заросли этих грибов Мишаня Хипан нашел в первый же день, едва они разбили экспедиционный лагерь. Прямо возле сортира, который его и послали копать. Поэтому сортир у археологов заработал нескоро, зато у Мишани на укромной полянке на ниточках сушилось полкило свежайших грибов, показывающих мультики. Хипан был твердо убежден: что легко пришло, должно также и уйти. А потому щедро делился своим промыслом с друзьями, старательно объясняя: сколько надо сжевать грибочков, чтобы не сдохнуть, а сколько — чтобы не спалиться преподам. Санька один раз уже попробовал, но было ссыкотно, и он зажевал совсем чуть-чуть. В итоге просидел два часа на дичайшей измене, потом отпустило, и он сразу пошел спать.

— Да уж, еда не ахти, — взглянул он на сморщенные кусочки. — Но хоть что-то.