Страница 16 из 149
— Земля дурна, — набычившись, подбирал даур неудобные русские слова. — Рожь плохой. Всё плохой. Не хочу урожай.
Звучало дико, но Кузнец не хотел разбираться.
— Богато живете, — хмыкнул он. — Так ты, можа, мне свой хлеб отдашь? Коли тебе он ни к чему?
Кокурей на миг задохнулся, когда слова русского «князя» дошли до него.
— Ой-ай! — заголосил он. — Берись! Натка, всё берись! Берись и уходи!
Старенький даур ткнул пальцем в крепкий берестяной балаган. И прикрыл почти безбородое лицо ладонями, покрытыми сетью вспухших жил.
— Айда, мужики! — махнул своим людям приказной.
Дощатые двери выбили, и казаки с жадностью кинулись к внушительным ямам. Конечно, ячменя, ржи, гречихи, гороха в амбаре совсем немного осталось — накануне нового урожая так всегда. Но ежели с умеренностью подойти, то запасов зерна войску хватит на три седмицы. А то и месяц.
— Ай, спасибо, Кокуреюшка! — потеплел голосом Кузнец. — Хороший ты даур! Не то, что иные. Непременно скажу об том Белому Царю! Чтоб, значит, и на Москве знали, какой есть на Амур-реке лучший из князей.
Кокурей натянуто улыбался, не понимая и половины из сказанного. Он ждал только одного: когда страшные лоча выйдут, наконец, за крепостные валы.
— Хорошо у тебя, князь, да нам в путь-дорогу пора, — увидал Онуфрий думы даурца. — На прощание дай нам провожатого. Кого молодшего из семьи своей.
Кокурей, усыпленный интонациями русского предводителя, поначалу не сообразил. Но, когда смысл сказанного дошел до него, вдруг резко скинулся, снова замахал руками и закричал:
— Нет! Мой дасть аманат! Курген дасть! Нет! Все гость уходить! И ты уходи, лоча!
— А я вот в дому твоем гомон да топот слышу, старик, — нахмурился Кузнец. — Надо проверить!
— Нет! — и Кокурей заверещал что-то на своем дикарском языке. Без толмачей и перевести было некому. Но казаки и так поняли, что ничего хорошего князек-поганец не сказал: дауры вокруг вдруг забегали, принялись хвататься за дреколье, а у кого-то в руках и оружие появилось. Блеснула сталь.