Страница 39 из 147
— Молчи ужо! Опять тень на плетень наведешь, — повернулся к атаману. — Не верю я тебе. И всё…
Опять помолчал, глядя на просторы нелюбимой реки.
— И ты мне за это заплатишь.
Оказывается, Кузнец сказал это в самом прямом смысле. Со всем своим полком он стоял на берегу Черной Реки еще с полмесяца. За это время в острог переселился Турнос со своими людьми, из Северного также вернулись беглые ватажники. Собрали урожай — и Онуфрий Степанов наложил лапу на половину. Санька поупирался из принципа, но уступил, понимая, что это и есть та самая плата. Ему даже пришлось сплавать по союзным даурским родам и выклянчить у них еще пудов двадцать гороха, гречихи и проса — всё для большого полка.
«Лишь бы ушли, как обещали» — надеялся Дурной.
— Кузнец, я тебя только об одном умоляю: не съедайте всё! — просил он приказного, отдавая хлеб. — Оставьте на посевы.
Тот кивал, но слишком легкомысленно, так что большой веры тем кивкам не было.
Перед уходом приказной собрал всех обитателей Темноводного и окрестностей (даже Якуньке с его людьми велел прибыть) — и каждому велел целовать крест и клясться богоматерью на верность государю. А это более трех сотен человек!
«Раньше меня одного принуждали, теперь всем нам веры нет» — грустно усмехнулся Санька. Впрочем, недавние события показывали, что опасения Кузнеца не напрасны.
Главное — что после этого приказной все-таки последовал договоренности, которую они заключили ранее: собрал весь свой полк и ушел вверх по Амуру, в Албазинский острог.
И началась в Темноводье новая жизнь.