Страница 30 из 147
Речушка оказалась ужасно извилистой. Одно хорошо, течения почти не ощущалось, и гребцы не особо уставали. Пару раз им дорогу перегораживали упавшие поперек гнилые стволы, так что пришлось вылезать и по пояс в воде тащить лодку через них. Но в летнюю жару такое даже в радость. Лес становился всё гуще, накрывая куполом всю речку. Всюду цвела тина, несло болотом. Подлесок обрастал лианами и мхом, изгибался в самые причудливые формы… Чакилган даже не сразу поняла, как они оказались в селении.
Но это было именно оно. Десяток балаганов из коры, один совсем ветхий домишко из тонких почерневших от времени бревнышек. Всё буквально вплетено в лес, даже тропинки еле приметны.
И полная тишина.
Сашико оставил весло, в волнении поднялся во весь рост и стал выглядывать. Не удержался, прыгнул прямо в воду (всё равно и так мокрый) и широко зашагал к берегу. Выбрался на сухое, стал бродить меж балаганов. А потом закричал во всё горло. Громко. Почему-то почти испуганно.
— Кудылча! Кудылча-ама!
Он кричал снова и снова, пока казаки медленно подводили лодку к берегу и тихо высаживались, смущенные видом своего атамана.
— Кудылча! — не останавливался Сашика. — Ама! Кудылча!
Он не увидел, как качнулись ветки за его спиной. А Чакилган заметила: маленький сморщенный человек, весь в латаной одежде из тонкой кожи. Княжна никогда раньше не видела речных людей, но сразу поняла, что это один из хэдзени.
— Саника? — потрескавшимся голоском спросил тот.
Муж Чакилган резко повернулся. Застыл на несколько вдохов — а потом кинулся к рыбоеду и стиснул его в объятьях. Старичок охал, нелепо приподняв руки, а Сашика застыл и не выпускал его из рук.
Почти никто не заметил слезы на его лице.