Страница 123 из 147
Глава 59
— Драться давай! — рыкнул «Делон» и всадил свою «полячку» в чье-то неосторожное плечо.
И Санька стал драться. Позабыв обо всем вечном и великом, он лишь следил за тем, чтобы рубить по врагам и не дать оным попасть по себе. Раз за разом. Раз за разом. Всего-то делов! И молился о том, чтобы эти треклятые враги кончились раньше, чем закончатся темноводцы.
Только шансов на это было мало.
Здоровенный восьмизнаменник в островерхом шлеме пробился в первые ряды и принялся охаживать атамана саблей. Дурной извернулся и провел драконьим мечом пару ответных атак, но кавалерист ловко принял оружие лоча на небольшой круглый щит. Маньчжур был свеж, полон сил и жаждал крови.
— Сука ты такая, — без особой злости прошипел Санька. — Ничо, и не таких урабатывали…
Но уработать не выходило. Конник уже начал радостно скалиться, предчувствуя победу, но тут откуда сбоку маньчжуру прилетело в ногу. Тот с шипением перекосился, опустил щит… в тот же миг мимо уха атамана пролетела пищаль. Широкое лезвие багинета вошло прямо в оскалившееся от боли лицо. С этим выражением восьмизнаменник и упал на бревна, утаскивая за собой эрзац штыка.
— Ну, или так, — перевёл дыхание Санька и едва увел клинком в сторону копье, которым его шырнул новый враг, заступивший на место убиенного.
— Что там у Турноса? — крикнул он за спину, надеясь, что задним рядам видно, что творится у второго пролома.
— Сдают, атаман, — ответил вскоре чей-то хриплый голос. — Дюже мало их…
«Что делать? — снова заметались беспокойные мысли. — Стоять? Так в спину ударят. Тоже отходить? Опасно. Может, послать к Турносу, чтобы пробивался сюда — и встанем спина к спине? Но острог! Острог же потеряем!».
Думалось медленно и туго, потому что постоянно приходилось драться. Вообще, Саньке везло — он в первом ряду, а до сих пор ни одной раны. В шлем прилетело пару раз, но скользящими.
«Надо в башню отходить, — наконец, решил он. — В арсенальную».
И тут же понял, что это невозможно. В остроге бабы и детишки, сотни раненых. Их некогда эвакуировать в башню… Да и не влезут туда все — даже если штабелями укладывать. И пушки будут потеряны. Блин, пушки надо было приказать сразу утаскивать!
Запутавшись в мыслях и принявшись снова костерить свою полководческую глупость, Санька таки пропустил удар. Копьецо врага нашло брешь, прошло меж пластин и, уже на исходе удара, крепко ткнулось в ребра. Боль моментально вернула верное ощущение реальности, а копье неудачно застряло в доспехе и плоти атамана. Неудачно для его владельца. Драконий меч тут же четко вошел между шлемом и плечевой пластиной противника.
А Дурной сквозь острую боль в боку с удивлением почувствовал, что нить боя сильно меняется. Шуму становилось всё больше, тогда как натиск богдойцев наоборот слабел. Озадаченный, он даже опустил меч, мучительно прислушиваясь.
— Атаман ранен! — бдительный Ивашка неправильно истолковал поведение командира. — Тащите яво!
Заботливые руки моментально ухватили Дурнова сзади и дернули назад.
— Что? Нет! Я в норме! — принялся брыкаться Санька. — Слушайте!
Или ему кажется? Нет, он точно слышал в шуме боя знакомое даурское «Черная Река!». Трогательный боевой клич, который придумали беглые рабы хорчинов.
— Ну-ка, дайте-ка! — он все-таки вырвался из заботливых рук и, морщась, подбежал к полуобломанной стене. По перекошенным бревнам забрался повыше и осторожно выглянул…
На месте батареи Шархуды бурлило сплошное месиво из людей, лошадей, знамен и пушек! Оставленных без присмотра восьмизнаменных лошадей гнали в сторону сопок. А еще десятки, если не сотни всадников врубились в задние ряды атакующих. Именно они в исступлении и орали:
— Черная Река! Черная Река!
— Дауры! Дауры пришли! — в исступлении заорал Дурной своим. — Наддай, казачество! Руби богдойцев!
А богдойцы уже отходили. Трубы громко говорили им: «Назад! Назад!». Вскоре, темноводцы заняли обратно оба пролома, и Санька еле удержал своих от дальнейшего наступления: сил на это совершенно не осталось. Взобравшись на самый верх завала, он подозвал паренька с прапором и велел махать знаменем, привлекая внимание даурских командиров. Союзники еще какое-то время покружили вокруг ощетивнившихся копьями богдойцев, позакидывали их стрелами, но, заметив, что темноводцы атаку не поддерживают, тоже отошли.
Сразу несколько всадников повернули к атаману. Санька признал Тютю с Хабилом, Делгоро… и Аратана. Командир сводного отряда спрыгнул с коня и забрался на покореженные бревна.
— Прости, Сашика! Только под утро до вас добрались… Я думал ночью на их лагерь напасть, а пока мы в сопках укрывались. Но тут такое началось…
— Идеально пришли, — устало улыбнулся Дурной. — Все добрались?
И маленький тигр разом помрачнел. А потом заговорил — и стало ясно, почему союзная кавалерия шла почти три недели. Случилось то, чего и опасался беглец из будущего: многим даурам своя рубашка показалась ближе к телу. Еще по пути на север Лобошоди бубнил, что не стоит, мол, за Зею переправляться. Бубнил, но ехал. Добрались до Молдыкидича, где остановились передохнуть на несколько дней. И так хорошо отдохнули, что князь Бараган сказал, что дальше не пойдет.
«Сашика не может сказать, что мы мало ему помогли — заявил он. — У меня столько воинов пало, я должен о роде думать».
Тут же о роде стал думать и ежегунский князь. Бирары просто молча поклонились и ушли. Лобошоди выкрутился хитрее.
«Я войну не прекращаю, — заявил он важно. — Но мне нужно защищать мои владения. Воины будут наготове, если богдойцы вернутся на наш берег».
— Не воевать же мне с ними было… — тоскливо резюмировал Аратан свой рассказ. — Да и кто бы такой мой приказ исполнил?
Маленький тигр был совершенно убежден, что провалил возложенную на него миссию. С ним остались чохары и шепки. Часть северян — бебры с турчанами — хоть, сомневались, но все же согласились продолжить войну. Не ушли и судуры, которым до Буреи было далече, а кругом враги. Вместе с сотней Тюти и Хабила осталось у него меньше полутысячи.
Санька кинулся обнимать друга.
— Ты спас Темноводный, Аратан! А, возможно, и войну выиграл!
Дауры передали в острог три десятка захваченных пушек и примерно столько же пленных. Сотня Тюти и Хабила тоже вернулась в крепость — слишком мало здесь стало людей — а вот остальным атаман велел идти обратно в сопки.