Страница 7 из 11
Глава 54. Ветер перемен
Власов позвонил вечером, справился о моём самочувствии и на всякий случай переспросил, не обманываю ли я его. Пообещал подъехать утром к одиннадцати, чтобы свозить меня за паспортом. К этому времени все мои вещи были собраны, недовольный необходимостью куда-то ехать Нефёд хорошенько накормлен, а я – одета и полностью готова к началу нового этапа своего жизненного пути.
– Вы куда-то собираетесь? – хмуро осведомился Анатолий Павлович, споткнувшись в прихожей о пакет с моей одеждой.
– В Лесное, – прямо ответила я. – Из этой квартиры выпишусь сразу же, как только решу проблему с новым жильём, если, конечно, Мирон Олегович не возражает.
Он посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом и всё понял.
– Вы слышали наш разговор.
– Не весь, но распоряжение относительно моей судьбы расслышала отчётливо, – призналась я. – Деньги Мирона мне не нужны, на билеты тоже тратиться не придётся. Я и за паспортом вполне могла съездить без вас, но это было бы с моей стороны свинством. Вы много для меня сделали, а я умею быть благодарной.
– Если хотите за что-то отблагодарить, то для начала перестаньте капризничать, – попытался он меня вразумить.
– Я не капризничаю, – возразила я. – Просто ухожу с гордо поднятой головой, не дожидаясь пинка под зад. Разборки братьев Карпуниных мне больше не интересны, я из-за них и так уже вляпалась в неприятности по самые уши. Поживу у Никулиных и присмотрю за Клавдией Ильиничной, Борис только рад этому будет.
– А подписка?
– Объясню следователю, что за старушкой некому ухаживать. Ему какая разница, где я живу? Я же сбегать и прятаться не собираюсь.
Такой поворот дел Власова не особенно устраивал, поскольку Мирон наверняка спросит с него, почему я в Лесном, а не у чёрта на куличках. Ну и пусть. Мне-то до этого какое дело? Я даже отчитываться перед ними о своих намерениях не обязана. Получила паспорт, проведала в больнице Бориса, получила у следователя разрешение на проживание в Лесном, после чего вернулась за вещами и Нефёдом и попросила у Власова не присылать никого следить за мной.
– Вы же понимаете, что не будете там в безопасности, – предпринял он последнюю попытку меня отговорить.
– Вот как раз там для меня самое безопасное место, – возразила я. – Провожать не надо, сама доберусь. Спасибо вам за всё, Анатолий Павлович. Вы, наверное, единственный во всём этом серпентарии человек, от которого я видела только добро и заботу.
Он даже не сказал в ответ, что Мирон тоже заботился обо мне. У Карпунина весьма приземлённое понятие о таких вещах – дать денег, обеспечить всем необходимым, приставить охрану. А когда дело доходит до искренности, он голову в песок прячет, как страус, потому что боится открыть для кого-то свою душу. Тайны, недосказанность, ложь, коварство… Мне и правда нет места в таком мире. Моё место – в лесу.
* * *
Баба Шура уехала из Лесного днём раньше и оставила ключ от своего дома Петру Семёновичу, к которому сбежала моя Фрося, потому что у старика есть конь, а у коня – хвост и грива.
– Да пусть кикимора там остаётся, если ей так нравится, – высказала я своё мнение по этому поводу, помогая Клавдии Ильиничне встать, чтобы Белена могла перестелить постель.
Неизвестно, сколько на самом деле лет было отпущено старушке судьбой, но навёрстывала оттянутое она очень быстро. С утра, например, зачем-то пошла в лес, а дорогу домой забыла. Её там, конечно, никто не обижал, но всё равно страшно – уйдёт так за мост, и где её потом искать? В пределах урочища хотя бы нежить помогает присматривать за бедолагой. Но сильнее всего меня беспокоило то, что Борис не видел её такой. Когда он попал в больницу, его мать шустро бегала по деревне и окрестным лесам, выглядела на семьдесят и в остальном тоже не соответствовала своему возрасту, а в нынешней одряхлевшей старухе Никулин мог Клавдию Ильиничну и не узнать.
– Боюсь, права ты была, – призналась Белена после того, как мы совместными усилиями уложили бабулю обратно в постель и вышли во двор. – Не протянет она долго. Слишком быстро старость её гнёт, будто торопится куда. Осенью хоронить будем.
Жалко, меры нет. А что делать? Не идти же опять против природы с помощью целебной воды – это ведь только отсрочка неизбежного, лучше всё равно уже не будет. Белена и так колдовство целительское использует, чтобы Клавдия Ильинична от стремительно развивающихся старческих хворей не слегла окончательно. С другой стороны – для чего природа создала целебную воду, если не для исцеления?
На этот мой вопрос хозяйка волшебного озера ответила очередной сказкой.
– Чума здесь была. Людей тогда меньше было, чем теперь, и жили они иначе, и в других богов верили, но люди – всегда люди. В поветрия они болеют и умирают вне зависимости от времени, в котором живут, и веры. Ты не знаешь, наверное, но ночь на Ивана Купала особую колдовскую силу имеет. Примет и поверий разных много, но ведьмы и колдуны в эту ночь у природы о том просят, чего сами не могут. Мёртвое воскресить нельзя, конечно, но силу увеличить, знания тайные открыть, стихию усмирить – это возможно. А чтобы просьба услышана была, условие только одно есть – нужно всю природу единовременно до рассвета в себе удержать. Вода, огонь, земля и ветер в просителе быть должны, чтоб он равным природе стал. Простому человеку это не под силу, да и колдун не каждый сможет. Я вот не смогла ни разу, хотя пробовала. А колдун, что здесь во время чумы жил, смог. Он исцелять болезни не умел, не было у него такой власти, а селянам помочь хотел, вот и попросил у природы такую силу, чтоб чуму остановить могла. Попросить-то попросил, да неправильно желание своё высказал. Целителем не стал, поветрие не остановил, а в ответ на просьбу получил это вот озеро. Только тогда оно не озером было, а родником малым. Это позже земля на много ключей расщедрилась, потому как люди к ней с благодарностью и почтением относились. Не для продления жизни вода эта человеку дана была, а для лечения болезней страшных, ясно тебе?
Да уж куда яснее-то? А что самое важное – нужная мне лазейка сама по себе нашлась. Я ведь приехала-то пятого июля – за день до заветной ночи. Есть шанс пройти этот очередной магический квест и выпросить спасение для своего ребёнка и себя.
У Белены и на это предположение ответ нашёлся.
– Как себя спасти, я тебе уже сказала. Других способов нет. Так ты только дитё потеряешь, которое и так уже смерти принадлежит, а эдак ещё и себя угробишь. Думаешь, легко огонь в себе держать? Проглотить горсть земли и воды нахлебаться много ума не надо, а с огнём и ветром шутки плохи. Я не один ведь раз пробовала. Когда нутро горит, желание только одно остаётся – прекратить эти муки. А без силы колдовской и на сносях такое делать… Проще уж сразу в омут.
– Нет уж, пусть водяной сам у себя там ил выгребает, а я всё-таки попробую этот шанс использовать, – упёрлась я, после чего Белена весь остаток дня сокрушалась, что вообще рассказала мне об этом.
Пока я придумывала способ сделать неудобный диван в маленькой комнатке удобным, Нефёд поцапался с Никадимом из-за пристроенной позади дома баньки. Дворовой пребывал в полной уверенности, что постройка эта надворная, в связи с чем входит в его зону ответственности. Домовой настаивал на том, что раз она к дому пристроена, значит, не надворная. В итоге они подрались, Нефёд эту битву проиграл, был побит и вышвырнут за забор, а мне пришлось вмешаться и объяснить обоим, что все мы в этом доме просто гости, и здесь никому ничего не принадлежит. Нежить огорчилась, но против правды не попрёшь, поэтому им пришлось смириться со статусом временных приживал.
Я не заикалась о ренте, когда разговаривала в больнице с Борисом. Собственник-то он, а не Клавдия Ильинична. Да и даже если бы было иначе, предлагать уход за старушкой только ради того, чтобы потом дом у её наследников оттяпать – это как-то не по-человечески. Я бы помогала Никулиной в любом случае, независимо от наличия проблем с жилплощадью. Объяснила Борису просто, что Карпунин не будет больше сдавать мне свой дом, баба Шура уезжает, и присмотреть за Клавдией Ильиничной некому. «Если разрешите пожить с ней вместе…» – осторожно начала я, а он даже договорить мне не дал. Человек я добрый, душевный, хороший… Аж стыдно стало. Круто меня эта история вывернула, да. Ценности совершенно поменялись. Сейчас я бы уже не пошла работать в агентство Немигайлова ни за какую зарплату, потому что наживаться на одиноких стариках бесчестно. Я ведь даже не интересовалась никогда, достойный ли уход обеспечивается тем, кого я уговорила договоры пожизненной ренты подписать. Беспринципной была, а теперь принципы появились.