Страница 5 из 13
Вот за то, что все князья подтвердили свое согласие сообща бить внешних врагов, и стали обучать, да показывать приехавшим кузнецам, как мы льем сталь и даже, как и сколько, в какой момент, добавляем марганец.
- Откуда вы? – просил я троих «гномов». Мужики обладали, как на подбор, широкими плечами при низком росте, длинные нечёсаные «гномьи» бороды дополняли образ.
- С Гомля, что на черниговской земле, - сказал один «гном», при этом, даже не повернувшись в мою сторону, настолько был увлечен каждой мелочью в осваиваемых процессах.
Я еще в той жизни в другом мире, откуда три года назад переместился в прошлое, слышал, что в белорусском городе Гомеле в 1980-е годы была найдена огромная, по средневековым меркам, оружейная мастерская, уничтоженная монголами. Уникальная находка была спасена археологами, не позволившим разрушить объект во время строительства в центре города. Для меня эти мощные невысокие люди стали интересны и я, пользуясь своей властью, начал расспрашивать их, отвлекая от созерцания священнодействия, когда чугун превращается в сталь. Это же еще одно свидетельство ожившей истории, давненько я не ощущал этого исследовательского интереса. Был уже уверен, что историк во мне если не погиб, то впал в кому.
- Мил человек, иди отсель, по добру, - не выдержал один из «гномов» и уже прямо таки послал меня по матушке.
На что Дарен, лично проводивший практическое занятие, взял молот и сделал шаг в направлении группы промышленных «туристов».
- Не треба, Дарен, ремесленные люди не ведают, что я тут хозяин. Вы же не ведаете? – обратился я к кузнецам, которые уже стояли в поклоне.
Я спешно вышел. Действительно, только мешаю работе. Насколько быстро может меняться настроение. Вот тут был интерес, а сейчас уже ощущение ненужности. Все работает, люди при деле, а я, как слон в посудной лавке.
И вот я уже и не нахожу себе места. Все работает, никто особо не «косячит», тиуны, как и все управляющие жилы рвут. Все так хорошо, что некого и на хрен послать. Уже вовсю меняем пуд нашего зерна на три пуда, что присылает великий князь. Кому он раздает уникальный семенной ресурс – его дело, этот процесс был его серьезным аргументом при переговорах. В умелых руках политикана и интригана, зерно, давшее в прошлом году средний урожай в сам 27, имеет важнейший ресурс для убеждения и склонения оппонентов к нужным решениям. Пусть пока и добились только решения о коллективной безопасности, но серьезных противоречий во время съезда не было. Недовольство присутствовало, но и только. Все князья согласились выслать свои дружины, если кто-нибудь на любое княжество нападет.
Нам же договоренности князей, как и обеспечение ресурсами переговорной позиции Ярослава, выгодно с экономической позиции, но и только. Великий князь, взял на себя долю в обеспечении воинской школы, назначив Филиппа главой школы. Причем, Ярослав практически заставил меня и Филиппа заключить наряд, по которому за охрану моего поместья, я должен наполовину содержать воинскую школу за свой кошт. Следовательно, мое детище, чем я действительно гордился, воинская школа, теперь напрямую мне не принадлежит, а является великокняжеской, с тем, что я еще и трачу на нее примерно две с половиной тысячи гривен серебром ежегодно. И это с тем, что великий князь закупает половину продовольствия для школы на моих предприятиях. Так что реальных затрат вроде бы меньше, я накручиваю в данной ситуации цены, но и хозяином в школе себя больше не чувствую.
Можно сказать, что меня «кинули», но за свою самостоятельность нужно платить и быть настолько выгодным власть имущим, чтобы они не стремились тебя уничтожить. А ведь могли и подвинуть, как и вовсе ликвидировать. Я бы на месте великого князя обязательно взял под контроль воинскую школу, в которой уже вместе с выпускниками и новым, сентябрьским увеличенным набором порядка шести тысяч ратных – больше, чем вся княжеская дружина Ярослава, когда тот стал великим князем владимирским.
Эти обстоятельства и ограничения возможностей били по тщеславию и самолюбию, но разум говорил, что все сделано правильно. И нет возможностей достигнуть поставленных целей, если рассчитывать только на себя.
Всю зиму разные, как я их назвал «ремесленные туристы», приезжали из городов великого княжества владимирского, после были и из Киева люди, вот из черниговского княжества. Ярослав сам решал, кого и как присылать на обучение. Думается, что некоторые преференции для себя и княжества он приобретал и после съезда князей.
Я же принял политику не противоречия воли великого князя из-за испуга. Да – эта эмоция мне не чужда, несмотря на участие в битвах, поединках. Можно обманывать себя и говорить, что я «опасаюсь», «озабочен» или еще как, но я боюсь и не за себя. Бояре, прежде всего владимирские, решили, что я против них и в этом вероятном противостоянии ключевое значение имело отношение великого князя ко мне. Это Ярослав так же понял и выжимал из ситуации максимум. Бояре же обиделись, что именно великий князь решает, кому дать чудо-зерно, кому нет. Они считали, что Ярослав и так вошел в такую силу, что перестал прислушиваться к мнению боярства, а только требовать и них покорности. Только Радим, возможно, в знак благодарности ко мне за то, что не убил его сына Лотаря и имел нейтральное отношение, но ждать опасности стоит со всех сторон. Идти же против Ярослава боярство вряд ли станет, а вот я для них становлюсь виновником всех бед. Обидно, что князь использует меня толи как приманку, то ли вынуждает решать его же проблемы, но моими руками.
Пока я в задумчивости, прокручивая ситуацию, шел вдоль складов разросшейся еще больше кузне к своему верному жеребцу Арабу, меня нагнал Дарен.
- Боярин, Корней Владимирович, вяртай назад отроков, что отправил из поместья, тяжко стало работать, новые ученики неразумны, все треба самому показывать и ладить, - жаловался Дарен.
Я его понимал. Еще по осени все ученики кузнеца, которые уже вполне стали мастерами, были отправлены меньшим числом в суздальское поместье и большим в Ригу. Тогда я решил увеличить собственное производство, ремесленники, которые получили новые технологии, не особо спешили значительно наращивать производство. Тем более, что именно в город князя Вячко стали прибывать все чаще корабли, груженные железной рудой, да и марганец стали закупать у европейцев. Перевозить на телегах в поместье из Риги руду для ее переработки – глупость, поэтому я и отправил учеников, подмастерьев на месте лить сталь – частью торговать сельскохозяйственным инвентарем, частью производить арбалеты со стальными плечами, колодкой и направляющей.
Арбалеты стали главным производством в Риге. Удалось добиться начальной скорости стрелы в 105-115 метров в секунду, что позволяло бить врага на удалении до двухсот восьмидесяти метров, правда о прицельной стрельбе речи при данном расстоянии не было. Главной проблемой были тетивы, которые оказались слабоваты и над этим сейчас плотно работали, но не столько я, как уже сама система развития ремесла. Важным стало начало оснащения кавалерии арбалетными пистолетами, в смысле небольшими самострелами. Причем оснащали и тяжелых всадников, и легкую конницу, особенно формируемые летучие, можно сказать, иррегулярные отряды. Небольшие арбалеты с пистолетной ручкой помещались в удобных сумках у седла, чтобы иметь возможность быстро выхватить в гуще схватки, или при сшибке. Пробивная способность данного оружия была невелика, но и расстояния при скоротечной схватке были малы, что позволяло бездоспешного врага убить, а противника в брони на время вывести из боя. Можно было и серьезно ранить коня, что так же сделает невозможным грамотное сопротивление со стороны врага, при этом стрелять из таких приспособлений можно вполне одной рукой, и в самой свалке – что явное преимущество перед луком.
Арбалеты уже, можно сказать, прошли боевые испытания в Риге, где крестоносцы попытались выбрать тактику мелких комариных укусов, когда мобильные отряды малым числом приходили в поселения, грабили и уходили, или же пытались охотиться на торговые караваны. Первоначально такая тактика сильно раздражала, нервировала – сложно было вовремя реагировать на кавалерийские набеги, пока в самом начале зимы в Ригу не был отправлен Ипатий со своими сорвиголовами. Этот попаданец, находясь в расстроенных чувствах от поражения на любовном фронте, с превеликим удовольствием отправился крушить и уничтожать. Сам же друг скромно говорил, что «немного пощипал» латинян.