Страница 47 из 66
На территории Унжи и моего поместья, воинской школы, казалось, повсюду были воины. Возвращались, прекращая всякие контракты, отряды выпускников школы, прибывали рыцари и иные наемники, которые не успели к битве на Воронеже. Пришлось открывать некоторые склады стратегического запаса и с оружием и с продовольствием. Многие прибывающие рыцари были катастрофически плохо экипированы и приобретали в счет оплаты своих услуг кто оружие, кто доспех, были и те, кто получал коня, но именно рыцарских коней было очень мало.
Уже больше десяти тысяч воинов собрались в окрестностях, стоит еще ожидать тысячи полторы по весне, если боевые действия не начнутся раньше. Прибудут на кораблях наемники из Швеции и охочий новгородский люд. Ну и наш флот большей частью будет перебазирован для работы по Волге, как только сойдет лед.
Остальное воинство, с Ярославом и Филиппом большей частью стояло в Нижнем Новгороде, но и в Городце, и имело колоссальные проблемы. Новые правила, которые насаждал «выскочка» Филипп пришлись многим не по вкусу. Подчинение и дисциплина, постоянное обучение тактикам, чтобы каждый ратник знал и сигналы, и свое место при каждом маневре. Ставилась и строгая караульная служба, как и система наказаний за непослушание.
Между тем, несмотря на то, что дезертирство приняло большой размах, войско в целом увеличивалось. Сработала, пусть вяло и хаотично, поместная система формирования армии. Бояре приводили свои малые дружины профессиональных воинов – боевых холопов.
А в округе расплодились банды дезертиров. Ватаги формируются и по этническим признакам и могут быть ярким примером интернационала. Осложнилась ситуация еще и тем, что из Булгарии пошла большая волна беженцев. Это для XXI века двести тысяч беглецов от войны для большого государства незаметная цифра, тут же катастрофа.
Вот и приходится гонять по лесам и полям не менее двадцати отрядов одномоментно – кого татей излавливать, ну а кого и беженцев. Первых без изысков умерщвляем, вторых отправляю частью в суздальское поместье, частью во Владимир, других по монастырям распределяем на постой. Ну и пришлось организовывать лагерь для беженцев на несколько тысяч. Много понадобилось уговоров, чтобы церковники принимали в монастырях мусульман. Только желание части из беженцев принять православие, только бы получить кров и пищу, смогли переубедить церковь.
Гонец от Филиппа принес письмо с подробным описанием происходящего в войске. По словам друга, он не особо переживал за дезертирство – лишние просто отсеиваются, и армия становится монолитом, способным на многое. Просил новый главнокомандующий, даже приказывал, так же работать над дисциплиной, выучкой и управлением воинских подразделений. От гонца я узнал, Филипп об инцидентах не писал, что друга уже дважды пытались убить. Причем один раз напавшим дезертирам даже удалось подранить командующего.
- Старики бают, что в этом году оттепель будет ранняя и лед уже скоро пойдет, осталось две седмицы, не более. Да и сам ощущаю, как солнышко в силу входит. Так что не нужно тебе, Ипатий, спешить, сомневаюсь, что Биляр монголы возьмут ближайший месяц, коли до сих пор не осилили. А там и на кораблях пойдешь, - я улыбнулся. – Кстати, тут в Нижний Новгород из Владимира идет посольство из Трапезунда, так у нас на неделю останутся.
Ипатий переменился в лице. Рванул с места к двери, потом обратно к столу, снова к двери, буркнув только «с этого начинать нужно было».
«Эх, женщины – «коварство ваше имя!»» - подумал я.
В это самое время пришла информация, что Угедею удалось, наконец, взять Булгар. Освободившиеся силы хан направил к Биляру, который еще держался и где были сконцентрированы большие силы волжских мусульман, но отход монголов от Булгара должен был резко изменить ситуацию в пользу степняков. Настало время для нашего выхода.
Информационная составляющая, о которой настоял я, заключалась в том, что русичи приходят, как освободители. Русь провозглашала право волжан, как булгар, так и другие народности в составе разваливающейся Булгарии, поклоняться тем богам, которых те сочтут нужным уважить своим вниманием. По идее, данное, для этого время, прогрессивное заявление должно было создать трещину в вековом фундаменте единства Волжской Булгарии. Далеко не все в этом государстве были мусульманами, пусть и в более мягких формах, сравнительно с европейскими, но принижения альтернативных верований были.
Конечно, такая постановка вопроса встретила яростное сопротивление со стороны русского православия, пусть церковь и делала вид смирения перед союзническими отношениями православных и язычников-балтов и эстов. Вследствие того, что в Северно-Западной Руси был явный вызов со стороны латинян, православие Руси приняло решение о создание буферной зоны в лице чухонцев-язычников, которых надеялось в ближайшем времени подвести к массовому святому крещению. Но множественность верований с потенциальным вливанием степных языческих верований, все еще мощного ислама, пугало. Тут сработал сам принцип православного христианства, когда роль монарха превыше церковной. Константинопольский патриарх, безусловно, подчинялся многовекторной политике василевса.
Тут же, как нельзя, кстати, появилась делегация Никейцев – еще одного осколка Византийской империи. Данное посольству отодвинуло выход русичей на три недели. Но нельзя было проигнорировать шанс для русской православной церкви.
И в этом посольстве оказались делегаты от константинопольского патриарха. Никейцы узнали по своим каналам, что Трапезундская империя уже имеет ряд договоренностей с Ярославом и поспешила перебить инициативу, до конца даже не понимая конечных целей Трапезундских Комнинов. Тем более, когда генуэзцы показательно совершили самоотвод от политических интриг вокруг Латинской империи и идеи восстановления империи Ромеев.
Я судорожно собирал информацию о делах константинопольского Вселенского патриарха, который по сути своей являлся скорее Никейским, так как оспаривал свое первенство с другим священником в Латинской империи – Дмитрием Хоматианом – представителем Орхидской архиепископии. Были подкуплены некоторые никейцы из посольства, которые очень охотно за немалую деньгу, рассказывали все перипетии бывшей единой церкви.
То, что готовилось возведение в патриаршество болгарского архиепископа Иоакима, было больше политическим ходом. Император Никейской империи Иоанн III Дука хотел заручиться поддержкой некогда злейших врагов Византии – болгар и дать им свою автономную церковь. Вселенский патриарх Герман II преследовал свои цели, борясь со стремлением к унии своих церковных соперников.
И тут на авансцену выходят русичи, которые должны трепетать от одного только присутствия патриарха, от того, что он снизошёл до общения. Однако, не тут то было, и очень смекалистый патриарх Герман II, как и его патрон император Иоанн III Дука, поняли, что просчитались в своих оценках.
Интересным фактом стало то, что я действовал параллельно с Нечаем, который такими же методами, подкупом и лестью, вытягивал всю информацию, как правило, из тех же послов, что и я. Никейцы же без зазрения совести брали подарки и деньги и с меня и с советника князя.
Получалось, что русская, во многом разобщенная, православная церковь, подчиненная, пусть и номинально, константинопольскому патриаршеству, встречала своих начальников. А вот этим самым грекам-ромеям нужны были конкретные политические решения Руси. Никейцы только по словам своих «друзей»-генуэзцев знали о растущей мощи Руси, но смекнули, что торговая нация, в прошлом-будущем состоящая в общей итальянской, сама ищет помощи на Руси. И эта помощь может быть только в одном – ослабление Венеции – главном врагом для ромеев. Именно венецианские купцы-дипломаты смогли развернуть Четвертый крестовый поход в сторону захвата Константинополя. Именно они захватили своим коварством, достойным византийскому, столицу и ряд греческих городов, из которых создали химеру – Латинскую империю. Знали никейцы и о том, что венецианский дож в серьез рассматривает вопрос о переносе столицы из Венеции в Константинополь. В то же время папа римский потирает руки, чтобы взять под свою «безгрешную» руку почти тысячелетнего идеологического и политического соперника.