Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 66

Дни менялись один за другим, я уже потерялся, когда была ночь, когда день. Стал осознавать, что даже в холоде, связанный, голодный был более счастлив, чем сейчас, не видя солнца, не ощущающий дуновения ветра, если только не сквозняк при открытии мощной двери в камеру, лишенный элементарного общения. Мне хотелось работать, даже просто копать землю, носить бревна – любая самая дурная и нелепая работа была бы в радость. Попытка начать медитировать не увенчалась успехом, спасали только изнурительные тренировки. Бой с тенью, отжимания, планка, другие упражнения, поднятие камней, которые мне принесли. При обильном питании я стал превращаться в культуриста.

Приближающийся звук шагов не вызвал особого ажиотажа. Я уже не ждал ничего хорошего, отставил попытки узнать, сколько времени уже здесь нахожусь, что происходит за мощными стенами городского детинца. Поэтому и был ошарашен, когда в камеру вошли больше десятка воинов, а следом прошел Нечай.

- Ты пришел снова предать меня? – выдавил я из себя слова и ощутил, как занемели челюсти. Отучился я говорить, теперь даже больно выговаривать связные предложения.

- Охолони, боярин-воевода, не треба вопить аки девка, - Нечай был серьезным и непохожим на того ближника Ярослава, что я знал до попадания в поруб.

Это был осунувшийся, изрядно похудевший усталый человек. Та игривая манера ведения разговора, которая резко выделялась в княжеском окружении, сменилась крайней серьезностью, исчез и хитроватый прищур, улыбчивость. Мешки под глазами говорили о том, что этот человек уже давно не высыпался и явно не из-за потех.

- Что? – Нечай заметил мой любопытный взгляд. – А ты мыслишь, что мы не работаем? Ты почиваешь тут, а ведаешь ли что твориться у Владимире?

- Не ведаю и по твоей милости, пошто я здесь, где семья, пошто други предали? Аще, скажи, Ярослав Русь монголам сдал? – выдал я череду вопросов.

- Ашшурнацирапал сын Тикульты-Нинурты, - выдал мне один ответ на все мои вопросы Нечай.

Я опешил. Стоял и хлопал глазами. Это слово было как бы кодовым в общении с Филиппом и Ермолаем. Как то во время одной из пьянок, я произнес имя одного из ассирийских царей – это был мой тест на трезвость. А попробуйте произнести Ашшурнацирапал сын Тикульты-Нинурты! Тогда я сказал, что пусть это большое и сложное имя древнейшего воинственного царя Ассирийской империи станет кодовым словом нашей дружбы и верности друг-другу.

Прошло уже почти два года и больше никогда это имя не звучало как от меня, так и моих друзей, тем больше было удивлением услышать его от Нечая. Это же нужно было еще и запомнить слова во время, не совсем адекватного, состояния. Да – местные хроноаборигены явно способные помнить и запоминать.

Но что же этим хотел сказать Нечай, который явно передал послание от Филиппа? Хотелось верить только в одно – никто меня не предавал, а действия, или даже больше бездействие, друзей были вызваны объективными причинами. Вот только больше ничего Нечай не произнес, как не ответил ни на один из вопросов. Его плечи только немного приподнялись в извиняющемся и одновременно смущенном жесте, и ближний человек великого князя удалился, оставив меня в просторном помещении, которое как бы ни было по богатому обставлено, украшено, но все равно являлось тюремной камерой.

Что-то происходило снаружи, в чем моя персона была замешана, но что именно, оставалось только гадать. Слова Нечая только подстегнули любопытство, но стали очередной пыткой. Где Божана и дети? Ответа нет.





Я переосмыслил отношение к Филиппу и Ермолаю, вспоминая все пережитое с этими людьми, было время подумать, отбросив эмоции. Мои друзья, а я уже отказывался верить, что это не так, напрямую участвуют в событиях, которые решают судьбу великого княжества, как, вероятно, и всей Руси. Обидно, что я не могу ничем им помочь. Но именно я создал ситуацию, которая и привела к происходящему. Хорошо это или плохо? Помог ли я, или, напротив, навредил, оставалось только размышлять.

Факт, что Нечай, усталый и изнуренный, нашел время и силы прийти ко мне в камеру, что бы только сказать «Ашшурнацирапал сын Тикульты-Нинурты», ложился в концепцию, что меня скорее оберегают, чем наказывают. Да и время прошло много, чтобы думать о приговоре и казни.

Думать, не имея фактов, психологически было крайне некомфортно, поэтому я сел в позу лотоса и приступил к медитации, в последнюю неделю у меня все же начало получаться, только мысли о семье и имя ассирийского царя не позволяли быстро отрешаться от внешних раздражителей.

Интермедия 3. Заговор

Игра перешла уже в острую фазу. Когда, три назад было совершено покушение на великого князя владимирского, терпение у Ярослава Всеволодовича лопнуло. Рано, следует сказать, лопнуло, так как все задумки только начали реализовываться и результат еще не был внушительным. Бояре себя еще не сильно то и дискредитировали, народные массы еще только раскачиваются подстрекателями, оружие для горожан еще не распределено по схронам. Был риск, что неподготовленная операция только сорвет планы и создаст ненужные проблемы уже князю, пусть и решит проблему с боярством. Да и крови будет много, а этого нужно избежать, только поддержка и чувство, что народ берет оружие за правое дело. Нужно было еще ввести дополнительные отряды дружины из других городов, дождаться подхода войска из Унжи, которое должно было стать лагерем у Владимира и только своим присутствием охлаждать горячие головы. Унжанцы нужны и для обвинения тех же бояр, якобы они идут сами против князя, а обвинения в сепаратизме – поклеп на честных защитников Руси. Ну и еще много чего необходимо было сделать. Механизмы запущены, и торопиться - значит нарушить все планы, но князь требовал, если нужно и пересмотреть планы, но только быстрее все решить.

Как не убеждали Ярослава ни Нечай, ни Семьюн с Радимом, раненный в правое плечо князь требовал крови. Воину по натуре, ему с самого начала не нравилась комбинация по выявлению оппозиции и предателей. Тогда, еще четыре месяца назад, он принял план Нечая и Любомира, но сейчас он об этом жалел. Великий князь понимал и разбирался в интригах, но, все же, ближе ему была рубка на сечи, а не лицедейство в княжеских палатах.

Когда стало известно, что на боярина-воеводу Корнея Владимировича были совершены два покушения, началось интенсивное расследование причинно-следственных связей. В процессе выявления все новых фактов, становилось понятно, что данные неудавшиеся покушения всего лишь мелкий эпизод в готовящемся бунте или государственном перевороте. Зацепки привели вначале к недовольным боярам, и это было вполне прогнозируемо. Вот только ниточки потянулись и далее, к более серьезной проблеме – государственной измене и сговору с потенциальными захватчиками.

Посольство монголов, которое уже почти как год спокойно так себе трудилось на территории великого княжества, как и в других регионах Руси, начало все больше проявлять активность. Извращенные в интригах представители степняков, среди которых монголы были в основном в двух с половиной сотнях воинов, остальные же послы были мусульманами, дошли до того, что сейчас во Владимире просто опасно было находиться. Эти восточные хитрецы, могли потягаться в своем коварстве с пресловутыми византийцами, недаром монголы доверили лисам важные посты в своих посольствах.

Мало того, что сами монголы имели большую силу. Придя в город всего с двумя десятками, их численность постепенно росла, как не говорил Ярослав о том, что пора бы и перестать наращивать количество воинов, лукавые послы только отнекивались. Отговорки были простые, что зимой путникам сложно передвигаться дальше, что ближе к лету все воины уйдут, направляясь в страны Европы для организации и там посольства. Говорили они и том, что на Руси сложно степнякам, что русичи не уважают их, притесняют. А они то, со всем своим степным радушием пришли.

Концентрация огромного войска у границ с мордвой объяснялась послами так же просто – страх перед половцами и непосредственно мордвинскими племенами, которые ведут себя агрессивно. Монголы практически и не скрывали того, что сильно обозлены на булгар за то, что те приютили у себя Джелал-ад-Дина и надменны с сокрушителями мира. Располагались же ближайшие к Руси степные отряды так, что было одинаково по расстоянию, куда именно им идти далее: на Русь, или все же Булгарию.