Страница 86 из 125
to-bo'выступать наружу, прорастать (о растениях) (пасег)', bo-bo'опоражнивать что-л.', to-toв тагальском языке имеет чисто метафорические значения: 'завязывать дружбу, быть единодушными, достигать своих целей речью или действием'. Но в новозеландском toозначает 'жизнь, оживление', а отсюда toto— 'прилив'. В тон- гийском языке tubu(по Маринеру: tooboo), как и тагальское tobo, имеет значение 'прорастать', но значит также и 'вскакивать'. Ви в этом языке обнаруживается в слове bubula'пухнуть', tuзначит 'резать, разделять' и 'стоять'. Тонгийскому tubuкак по значению, так и по структуре соответствует новозеландское tupu, ибо tuозначает 'стоять, вставать', а в ри заключено понятие об округлившемся в результате вспухания теле, поскольку это слово обозначает беременную женщину. Значения 'цилиндр, ружье, трубка', которые Ли ставит на первое место, на самом деле являются производными. То, что в ри заключено уже также понятие вскрытия, прорыва в результате распухания, показывает сложение ри-ао 'рассвет' (нем. Tagesanbruch).
Примеры из новозеландского языка
Тагальский словарь Де лос Сантоса, как и большинство миссионерских работ подобного рода, особенно старых, предназначен всего лишь для начинающих обучаться письму и чтению проповедей на этом языке. Поэтому он всегда приводит самые конкретные значения слов, закрепившиеся в языковом обиходе, и редко сообщает первоначальные, общие значения. Даже самые простые звуки, фактически представляющие собой корни данного языка, в силу этого трактуются как обозначающие определенные предметы.
Так, для pay-payдаются значения 'лопатка, веер, зонтик (от солнца)', при том, что для всех трех общим является понятие растягивания. Это видно по случаям типа sam-pay'вешать (tender) белье или материю на канат, шест и т. д.', са-рау 'грести руками за неимением весел, махать руками при призывании кого-л.' и другим. В новозеландском словаре, весьма разумно составленном в Кембридже профессором Ли по уже готовым материалам Томаса Кен- далла с привлечением информации, полученной от двух туземцев, все обстоит совершенно по-другому. Простейшие звуки имеют самые общие значения типа „движение", „пространство" и т. д., как видно уже из сравнения словарных статей, посвященных гласным звукам Поэтому иногда оказывается затруднительным вывести отсюда случаи конкретного их использования и можно усомниться в том, что подобная широта понятий на самом деле характерна для разговорного языка, а не просто искусственно выведена исследователем. Но тем не менее Ли при этом, несомненно, основывался на показаниях туземцев, и неоспорим тот факт, что подобная трактовка простейших элементов существенно облегчает этимологизацию новозеландских слов.
ога 'здоровье, процветание, достижение последнего': о 'движение' (имеет и совсем иное значение, а именно: 'освежение, подкрепление'), га 'сила, здоровье', а также 'солнце'; ka-ha'сила; поднимающееся пламя; гореть; оживление (как акт последнего и как энергичная деятельность)', ha'выдыхание'.
тага 'место, согреваемое солнечным теплом', затем 'лицо, противостоящее говорящему', что, вероятно, обусловлено значением лица как источника света; в связи с последним значением понятно использование данного слова в качестве обращения: та 'ясный (как, например, белый цвет)', га — упомянутое выше слово со значением 'солнце', maramaозначает 'свет' и 'луна'.
ропо 'верный, правда'; ро 'ночь, темная область', поа 'свободный, несвязанный'. Если такая деривация действительно правильна, то сложение данных понятий замечательно глубокомысленно.
mutu'конец, заканчивать': mu(используется в качестве частицы) 'последнее, наконец', tu'стоять'.
Тонгийский язык
fachi'ломать, вывихнуть': fa'способный быть чем-л. или делать что-л.', chi'маленький'; ср. новозеландское iti.
lotoозначает 'середина, средоточие, нечто, заключенное внутри'; отсюда же, несомненно, в метафорическом употреблении 'нрав, настроение, темперамент, мысль, мнение'. Это слово соответствует новозеландскому roto, которое, однако, имеет только материальное, но не фигуральное значение, то есть 'внутренность', а в качестве предлога означает 'в'. Мне кажется, что, основываясь на данных обоих языков, можно предложить правильную деривацию и того и другого слова. Я думаю, что первый элемент представлен в новозеландском того 'мозг'. Неудвоенное го в словаре Ли переводится многозначным английским matter, которое здесь, скорее всего, следует понимать как 'гной, вещество, скапливающееся в нарыве' и которое, возможно, в более общем смысле обозначает любое заключенное в замкнутом пространстве клейкое вещество. О значении второго элемента toв новозеландском уже говорилось выше при обсуждении тагальского tobo, и здесь я замечу еще только, что оно используется также для обозначения беременности, то есть для описания живого существа, заключенного в замкнутом пространстве. В тонгийском языке это слово пока известно мне только как название дерева, ягоды которого имеют клейкую мякоть, используемую для склеивания различных предметов. И в этом значении, следовательно, заключено понятие приклеивания, приставания к чему-либо. Однако в тонгийском языке выражение значения 'мозг' лишь частично связано с рассматриваемым кругом слов. А именно: мозг называется uto(по Маринеру — ooto). В последней части этого слова я усматриваю только что разобранное to, так как понятие клейкости хорошо подходит для обозначения мозгового вещества. Первый слог не менее выразителен по отношению к описанию мозга, поскольку и обозначает связку (abundle), пакет. Я думаю, что этому слову соответствуют тагальское otacи малайское fitak, корни которых я поэтому не пытаюсь искать в самих этих языках. Конечное k, как и в других малайских словах, вполне может быть некорневым. Оба слова обозначают одновременно, очевидно, вследствие сходства объектов, 'костный мозг' и 'головной мозг' и потому часто или даже обычно различаются посредством добавления слов 'голова' либо 'кость'. В малагасийском языке, согласно Флакуру. то же слово в значении 'костный мозг' звучит oteche, а в значении 'головной мозг' —otechendoha, букв, 'костный мозг головы', при том, что слово loha'голова' в результате вполне обычного чередования букв приобретает вид dohaи присоединяется к первому слову с помощью носового звука. Другим обозначением головного мозга, согласно Шальяну, является tsoondola, а костного мозга — tsoc, tsoco. Трудно решить, насколько необходима совместная сочетаемость ondolaи tso. Однако вероятно, что это два самостоятельных слова, для которых Шальян просто не указал различительного признака, поскольку в малагасийско-французской части в качестве слова, обозначающего головной мозг, приводится только ondola, строение которого для меня, впрочем, до сих пор неясно. В рукописном перечне слов, изданном Жаке, слово 'мозг' переводится как tsokouloha, причем Жаке отмечает, что соответствующее слово в других диалектах ему неизвестно [81]. Но я считаю, что tsokouи варианты, приведенные у Шальяна, представляют собой просто искажение малайского Шак в результате отбрасывания начального гласного и свистящего произношенияt.Следовательно, это то же самое слово, что и oteche, приводимое Флакуром и чрезвычайно сходное с тагальской формой otac. В рукописном словаре Шапелье, который мне любезно предоставил г-н Лессон, 'мозг' переведен как tsoudoa, где конечный элемент doaопять-таки представляет собой слово 1оа 'голова'. Мне весьма жаль, что я не знаю современного звучания этого слова в записи английских миссионеров. Но в Библии слово 'мозг' встречается лишь в двух местах Книги Судей в латинской вульгате, а в английской Библии, с текста которой миссионеры делают свои переводы, вместо 'мозга' стоит 'череп'.
Двусложность семитских основ (если отвлечься здесь от небольшого числа основ, содержащих больше или меньше слогов) — абсолютно иного рода, нежели рассмотренная выше, ибо она нераздельно связана с лексическим и грамматическим строем. Она представляет собой существенную часть характера этих языков и не может быть оставлена вне рассмотрения при обсуждении вопросов об их происхождении, путях их развития и влиянии, оказываемом ими на пароды, на них говорящие. Тем не менее можно совершенно определенно считать, что и эта многосложная система восходит к исконно односложной, следы которой отчетливо распознаются в современных языках. Это положение было принято многими исследователями семитских языков, в частности Михаэли- сом (хотя высказывалось и до него), и получило дальнейшее развитие и уточнение в трудах Гезениуса и Эвальда Существуют, говорит Гезениус, целые ряды глагольных основ, у которых совпадают только два первых согласных (при совершенно несовпадающих третьих согласных) и которые при этом совпадают по значению, по меньшей мере в том, что касается главного понятия, ими обозначаемого. Он считает все же преувеличением точку зрения умершего в начале прошлого века в Бреслау Каспара Нейманна о том, что все двусложные корнн можно возвести к односложным. В упоминаемых им случаях, таким образом, современные двусложные основы восходят к односложным корням, состоящим из двух согласных, разделенных одним гласным, к которым при позднейшем развитии языка через посредство второго гласного был добавлен третий согласный. Клапрот также признавал это и в одной из своих работ привел некоторое количество рядов, подобных описанным у Гезениуса [82]. При этом он обращает внимание на тот примечательный факт, что односложные корни, освобожденные от третьего согласного, очень часто полностью или существенным образом совпадают с санскритскими. Эвальд замечает, что подобное сравнение корней, проведенное с должной осторожностью, могло бы привести к некоторым новым результатам, однако добавляет, что такие этимологии выходят за рамки собственно семитских языков и форм. В этом я полностью с ним согласен, ибо, по моему убеждению, каждая существенно новая форма, приобретаемая народной речью на протяжении какого-либо отрезка времени, фактически приводит к образованию нового языка.
81
„Gesenius hebraisehcs Uandworterbuch", I, S. 132. II. Vorrcde, S. XIV (Гезениус. Словарь древнееврейскою языка, с. 132, II. Предисловие, с. XIV). Gesenius. Geschichte der hebraischen Sprache und Schrift, S. 125 (Г e з e н и- y с. История древнееврейского языка и письма, с. 125). Ср., однако, прежде всего его обстоятельный труд „Учебное пособие по древнееврейскому языку" („Lehr- gebaude der hebraischen Sprache"), с. 183, а также работу Эвальда „Критическая грамматика древнееврейского языка" („Ewald's kritische Grammatik der hebraischen Sprache"), c. 166, 167.
82
„Observations sur les racines des langues Seinitiques''. работа представляе1 собой дополнение к труду Мериана „Principcs de Petude comparative des langues",