Страница 38 из 125
Когда ясность и острота языкового сознания в период формирования языка приводит к выбору правильного пути — а при таких качествах иной путь и не может быть избран, — все строение языка проникается внутренней прозрачностью и определенностью, и основные проявления его деятельности вступают в неразрывную взаимосвязь. Так, мы убедились в нерасторжимой связи чувства флексии со стремлением к словесному единству и к артикуляционным возможностям для расслоения звуков в соответствии с их значимостью. Результат не может быть таким же там, где дух, высекая, роняет лишь отдельные искры истинных стремлений, и в таком случае язы- ' ковое сознание выбирает обычно, на чем мы остановимся ниже, ка- кой-либо путь, отклоняющийся от правильного, хотя часто и свидетельствующий о столь же остром уме и тонком чувстве. При этом часто оказывается, что затронут лишь один конкретный случай. Так, в этих языках, которые мы не имеем права назвать флективными, внутренняя модификация слов, если она имеет место, по большей части такова, что она следует внутренним категориям как бы путем грубой звуковой имитации. Например, множественное число и. Претерит могут обозначаться при помощи физической задержки голоса или при помощи сильного выдыхания воздуха из гортани; то есть как раз там, где высокоразвитые языки, такие, как семитские, демонстрируют наибольшую тонкость артикуляционного чувст- ва в символической модификации гласных (пусть не прямо в названных, а в других грамматических формах), эти языки чуть ^и не покидают сферу членораздельных звуков и возвращаются на грань природного звучания. По своему опыту я знаю, что ни один язык не является полностью агглютинативным, и в отдельных случаях часто нельзя определить, какую роль играет чувство флексии для того или иного предполагаемого суффикса. Во всех языках, действительно обнаруживающих склонность к слиянию звуков или хотя бы не полностью ее отвергающих, в отдельных случаях видно стремление к флексии. Однако надежная оценка этого явления в целом возможна лишь после анализа всего строения каждого такого языка.
Более подробное рассмотрение словесного единства. Система включения слов в предложения
(EinverleibungsystemderSprachen)
27. Каждая особенность языка, коренящаяся во внутреннем языковом сознании, затрагивает все его устройство. Ярче всего это видно на примере флексии. Она находится в теснейшей связи с двумя внешне противоположными, но на самом деле органически взаимодействующими аспектами — со словесным единством и с надлежащим разделением частей предложения, которое создает возможность его членения. Связь флексии со словесным единством понятна сама собой, поскольку вполне естественно ее стремление к образованию единства и то, что она не может удовлетвориться образованием целого, не скрепленного воедино. Но в то же время она способствует также и надлежащему членению предложения и свободе его устройства, в своей грамматической деятельности снабжая слова признаками, которым можно спокойно доверить функцию указания на отношения слов ко всему предложению в целом. Таким образом, флексия устраняет опасность принятия предложения за одно слово и поощряет его членение на составные части. Но гораздо важнее то, что в результате обратной соотнесенности с формами мышления, в той мере, в какой последние соотнесены с языком, флексия способствует более правильному и четкому проникновению в сущность мыслительных связей. Ибо все три названные здесь особенности языка восходят, собственно, к одному источнику — к ясному пониманию соотношения речи и языка. Поэтому флексия, словесное единство и надлежащее членение предложения никогда не должны рассматриваться раздельно. Флексия появляется лишь при наличии этих двух аспектов, развитых в полной мере и оказывающих свое благотворное влияние.
Речь, в соответствии с безграничными возможностями ее употребления, которые никогда нельзя точно измерить, требует соразмерных этим возможностям элементов, и потребность эта интенсивно и экстенсивно растет по мере повышения ступени, на которую она восходит, ибо на самой высокой ступени она сама становится фактором порождающим идеи, и воплощением развития мысли. Все развитие человеческой речи, несмотря на многочисленные препятствия, на- 'правлено к этой последней цели. Поэтому она всегда стремится ^ обрести такие языковые элементы, которые обеспечили бы оптималь- jjoeвыражение мыслительных форм, и потому для нее самой подхо- г* дящей оказывается флексия, характерным признаком которой как раз и является одновременное рассмотрение понятия в его внутренних и внешних связях. Закономерность такого пути облегчает движение мысли вперед. Посредством таких элементов речь стремится к образованию бесчисленных комбинаций окрыленной мысли, не имеющих предела в своей бесконечности. В основе выражения всех этих комбинаций лежит синтаксис, и такой свободный взлет возможен только тогда, когда части простого предложения соединяются или отделяются друг от друга в соответствии с синтаксической необходимостью, а не более или менее произвольным образом.
Развитие идей требует наличия двух процедур: представления отдельных понятий и соотнесения последних с мышлением. И то,
и Другое выступает также и в речи. Понятие заключается в связанные между собой, не отделимые друг от друга без разрушения значения звуки и помечается признаком, указывающим на его отношение к конструкции предложения. Созданное таким образом слово язык выговаривает как одно целое, отделяя его от других, мысленно связанных с ним слов, но при этом не устраняет одновременных взаимопроникновений всех слов периода. В этом проявляется словесное единство в самом узком смысле этого слова, обращение с каждым словом как с индивидуальной сущностью, которая, не теряя своей самостоятельности, может вступать с другими в различную степень соприкосновения. Но выше мы видели, что и в сфере одного и того же понятия, а следовательно, одного и того же слова, иногда Обнаруживаются разные взаимосвязанные понятия, и отсюда возникает еще один вид словесного единства, который, в отличие от вышеуказанного внешнего, можно назвать внутренним. В свою очередь, внутреннее словесное единство может иметь более широкий ц более узкий смысл в соответствии с тем, являются ли такие разовые понятия однородными и всего лишь связанными в одно сложное
Целое, или неоднородными (обозначение и указание); в последнем, случае одно понятие как бы играет роль некоего отпечатка на другом. Словесное единство в языке имеет двоякий источник: оно коре-
Нится во внутреннем, соотнесенном с потребностями мыслительного. развития, языковом сознании и в звуке. Поскольку всякое мышление
состоит в разделении и соединении, то потребность языкового созна- в символическом речевом представлении всех различных видов Понятийного единства должна пробуждаться сама собой и прояв-
Ляться в языке в меру своей активности и упорядоченной закономерности. С другой стороны, звук стремится к надлежащему произ-
Ношению своих различных, соприкасающихся друг с другом, моди-. фИкаций. Часто при этом он всего лишь облегчает трудности или
«Чедует органически усвоенным навыкам. Но он может идти и даль- г,1Ие, образовывать ритмические сегменты и представлять последние нечто целое на слух. Но оба фактора — внутреннее языковое %С0знание и звук — взаимодействуют между собой, причем послед-
Ц127 ний приспосабливается к потребностям первого, и трактовка звукового единства тем самым превращается в символ искомого определенного понятийного единства. Последнее, будучи таким образом воплощено в звуке, пронизывает всю речь в качестве одухотворяющего принципа, и звуковая форма, искусно образованная мелодически и ритмически, в свою очередь оказывает обратное воздействие на дух, укрепляя в нем связь организующих сил разума с творческой фантазией, в результате чего переплетение сил, направленных вовне и вовнутрь, к духу и к природе, возвышает жизнь и приводит к гармонической подвижности.
Средства обозначения словесного единства. Пауза