Страница 52 из 55
Российский Союз писателей, обращаясь к нему с просьбой, писал, что “прозаику Анатолию Николаевичу Жукову, который вырос и долгое время жил и работал в Вашем совхозе, исполняется 75 лет, и чтобы отметить этот серьёзный жизненный рубеж, надо издать хотя бы однотомник его избранных произведений. К великому сожалению, финансовые и издательские возможности у нас таковы, что без спонсорской помощи не обойтись. Поскольку А. Н. Жуков больше пишет о современном крестьянине и рабочем, о сельской интеллигенции, он Ваш представитель в современной русской литературе. Именно поэтому мы и обратились за помощью к Вам в это трудное время…”
В недавнее время вышла бы, наверно, не эта книга с нищенским тиражом, а собрание сочинений. Ведь прежде его сборники повестей и рассказов издавались стотысячными тиражами, а романы “Дом для внука” и “Судить Адама!”, кроме журналов, печатала “Роман-газета” по два с половиной миллиона экземпляров первый роман и 3,4 миллиона экземпляров второй. Потом они ещё и переиздавались отдельными книгами.
Не удивительно. Обычное дело. Не порнуха же какая-то, не нынешняя чернуха, а серьёзные книги. Да и писатель надёжный, даровитый, опытный. Национально неколебимый и братский.
Первый свой рассказ Анатолий Жуков напечатал пятьдесят с лишним лет назад в газете “Защитник Родины” Одесского военного округа. Рассказ доверительный, сердечный - о солдатской службе и дружбе, его похвалили, дали литературную премию на конкурсе, а командир полка вызвал и решил так: хватит топать в сержантах, аттестуем на лейтенанта и расти офицером до самого верха. Маршал Жуков, правда, уже есть, но, может, дотянешься до полковника, талантом не обделён.
- У меня другой талант, товарищ полковник, - сказал Жуков. - И не военный, а настоящий русский, крестьянский.
- По-твоему, военный талант - не русский, да? - осердился полковник. - Ладно, дослуживай срочную, неволить не буду.
На четвёртом году Анатолий Жуков уволился из армии и вернулся в свой совхоз, где работал с раннего отрочества. После армейской службы жизнь в совхозе показалась ещё роднее, свободней, и он стал между делом писать стихи, очерки, рассказы, посылая их в районную и областные газеты. Печатали охотно, а “Ульяновская правда” присудила даже премию на литературном конкурсе. Потом сектор печати обкома партии послал его в районную газету. Заодно, сказали, и среднюю школу закончишь, а то семилетки маловато не только для писателя, но и для журналиста.
Район был приволжский, сельский, и его, потомственного крестьянина, назначили заведовать сельхозотделом редакции. Дали фотокамеру, мотоцикл, моторную лодку (для рыболовецких колхозов на Волге) и верховую лошадь на весеннее и осеннее бездорожье. День ездишь, день - пишешь, а первую половину ночи - в вечерней школе. Выходные, праздничные и отпускные дни - для чтения и литературной работы. Читал он всегда много и писал теперь регулярно. На тридцатом году выпустил в Ульяновске первую книжку рассказов, а в вечерней школе получил аттестат зрелости. Через год выдержал конкурс в Литературный институт и оказался в Москве. Как в другом мире.
Жизнь военного и первое пятилетие послевоенного времени в русской деревне можно назвать героической - так самоотверженно работали здесь подростки, солдатки и вдовы, оставаясь по-прежнему добрыми, нравственно чистыми, удивительно жизнерадостными людьми. Такими они и остались в рассказах “Надежда”, “МУ-2”, “Песни о любви”, “Колоски неспелые, необмолоченные”, “Удочка из Европы”, “Зеленоглазая ты моя” и др. Их нельзя читать спокойно: то слёзный комок сдавит горло, то не удержишься от улыбки, от смеха…
Служба в армии мирного времени тоже показана правдиво, но она спокойней, светлее, особенно в рассказах “Мужлан”, “Песни ветерана”, “Жил-был Курыль-Мурыль”… Армия-победительница была тогда авторитетной, генералы, офицеры и старшины-сверхсрочники - почти все фронтовики, а солдаты и сержанты срочной службы под их отеческим и братским началом чувствовали себя как в дружной семье.
Да и сельская обстановка-то тех лет, конечно же, выравнивалась с каждым годом, становилась хоть и не совсем ещё безбедной, но уже сытнее, карточки отменили, цены стали регулярно снижать. Мягче становилась жизнь, утешней. Может, ещё и потому, что тогда мы были не господами, а товарищами. И не шапочными, “здравствуй и прощай”, а товарищами по труду, соратниками по одинаковой народной жизни, единодумами. Даже драматические сюжеты (больничная повесть “Под колёсами”, например, - об инвалидах и увечных) оставались духоподъёмными, сердечными и давали читателю положительный смысл для жизни. Берегли в человеке желанную радость.
Студенты Литинститута после лекций трудились в общаге кто над стихами, кто над прозой, кто над пьесами или переводами на другие или с других языков… Анатолий Жуков вынашивал свой первый роман “Дом для внука”, где в центре были раздумья о судьбе русского народа, о России, о малой своей родине - умирающей колхозной Хмелёвке и крепнущем совхозе имени Крупской. И ещё думал о себе и своей семье, о крестьянском своём роде, который то ли распался, то ли был попросту уничтожен.
В январе 1931 года, через неделю после рождения Анатолия, всю большую семью его деда, крепкого середняка, арестовали и как кулака в крещенскую стужу выслали из родной Хмелёвки в Казахстан строить шахтёрский город Караганду. Отец Анатолия остался только потому, что жил уже отдельно и строил по соседству с Хмелёвкой зерносовхоз имени Крупской. Там он окончил курсы механизаторов и стал работать трактористом и комбайнёром, а мать разнорабочей. Потом, через десяток лет, отца взяли на фронт, откуда он не вернулся, и вместо него в семье за мужика остался Анатолий. Малыш…
Работать он стал с 11 лет - ведь самый старший из детей, за ним ещё четверо, с детства помогал матери приглядывать за ними, приучался к труду. А мать никогда не выпрягалась. После войны дед с бабкой приезжали из Караганды повидаться со своей родиной, но лучше бы уж не приезжали. Обезлюдевшая Хмелёвка умирала, мужиков в войну повыбило, а заезженные, как колхозные клячи, бабы стали древними старухами, молодых дед с бабкой не знали. Утешило их только озимое совхозное поле. Июньская сильная рожь выколосилась и рослая, зелёная, цвела, переливаясь под лёгким тёплым ветром мелкими волнами. Дед упал на колени и, кланяясь, заплакал как ребёнок, а потом виновато оправдывался: я же под землёй двадцать с лишним лет вкалывал, русское наше поле во сне только видал, а тут оно - вот, передо мной волнуется, родное, духмяное, хлебом пахнет. Небось радуется нашей встрече. Или прощается. Ах, Господи, как же не хочется опять в Казахстан!.. Окна родного дома плачут.
Кроме этой драмы с коллективизацией и ссылками, встали в первом романе Анатолия Жукова и предвоенная крестьянская натуга его родителей, тяготы и жертвы войны, вдовы и сироты, радость победы со слезами на глазах и братские могилы - аж до Берлина.
Были, были там и оправдательные объяснения культа Сталина и суровости вождя. Его авторитарный режим вырос из мобилизационного беспрекословного режима, сформированного необходимостью защиты новой власти, быстрой и коренной перестройки всего народного хозяйства перед войной. А разве этого добьёшься без жёсткой трудовой дисциплины и суровой начальственной осанки с армией строгих, как командиры, исполнительных чиновников.
Но вот страшные беды позади, фашизм разгромлен, Советский Союз - мировая держава во главе социалистического лагеря, мобилизационный кнут можно бы отбросить. Сталин умер, но стальной посох власти прежний…
Походил он с готовой рукописью немало. Стучался и в журналы, и в издательства, пока, наконец, не откликнулся “Современник” - новое издательство патриотического направления. Время всё-таки менялось к лучшему, хотя цензура оставалась бдительной и повычёркивала восемьдесят страниц авторского текста. Роман издали, Союз писателей дал свою премию, “Правда” тоже похвалила, но вскоре неожиданно отработала назад и извинилась, сославшись на читателей. Видно, цензурный комитет стоял на страже и постучал куда надо. Когда же один из критиков и знакомые писатели заступились, послав свои отзывы в “Литгазету”, печатать их отказались, а главный редактор Чаковский сказал на летучке своим сотрудникам, что писателя Анатолия Жукова для нашей газеты нет. Даже критические отзывы о нём не следует давать.