Страница 2 из 16
– Совсем озверели? – рычит обладатель хрипловатого баритона, буквально разрывая взглядом на части моих обидчиков. – Малолетку зачем тронули, дебилы? Вздрагиваю от этого определения и даже открываю рот, чтобы озвучить, что мне уже три дня, как восемнадцать, но резко прикусываю язык. Причем, так сильно, что во рту чувствуется привкус соли и металла. – Босс, да девка же это… вон какая – фигуристая! – обрисовывает руками в воздухе один из нелюдей что-то похожее по очертаниям на гитару. – Да и зачем шарахается одна по улице ночью? Как пить дать – работает! Просто зассала, что нас трое. Знала бы сколько отстегнем, впереди нас бежала бы, - гадко усмехается, показывая большую щербинку меж зубов. Я инстинктивно отворачиваюсь, передергиваясь от страха и омерзения, утыкаясь лицом прямо в грудь «босса». Под ухом я слышу, как громко и резко стучит его сердце. Словно отбойный молоток с неудержимой силой лупит по ребрам.
– Сам сказал привести девку. Главное, чтобы не стремную! А сейчас че не так? – искренне удивляется эта сволочь.
– Завались, идиот! – чертыхнувшись, брюнет обрывает речь своего подчиненного. На секунду мне кажется, что помимо ярости в его голосе мелькает смущение.
- Демон, ну, че ты завелся из-за какой-то патаску…
Сильное тело дергается вперед, увлекая меня за собой.
– Пасть порву! – рычит зеленоглазый, заставляя всех сделать несколько синхронных шагов к двери.
На секунду пугаюсь. Неужели этот мерзавец правду говорит? Испуганно поднимаю глаза и таращусь на быстро бьющуюся синюю жилу на шее мужчины. Мой спаситель, словно чувствуя этот взгляд, лишь сильнее сжимает пальцы на моей талии. Даже больно немного становится.
– Пошли вон, - рычит на подчиненных так, что вена еще больше надувается на могучей жилистой шее. - Все вышли!
Глава 1
Глава 1
Алена
— Дрянь!
Вздрагиваю от внезапного окрика дяди, раздающегося с другой стороны двери.
— Аленка, ну, я тебе, коза!
Совсем рядом доносятся тяжёлые шаги по ветхим полусгнившим потертым половицам. Прежде, чем успеваю подняться с колен, дверь с шумом распахивается. С упавшим сердцем смотрю на то, как потрескавшаяся от времени известка грязно-серого цвета осыпается со стены прямо на только что вымытый пол. Кожу сильно саднит от воды и хозяйственного мыла, но я привыкла терпеть. Молчу, лишь сильнее стискивая в руках мокрую тряпку.
Стоит посмотреть на вошедшего, как тут же замираю под взглядом холодных бесцветных голубых глаз - точь-в-точь, как у рептилии. Он словно варан - такой же мерзкий и пугающий.
Нисколько не смущаясь, дядя ступает грязными помятыми кроссовками по только что вымытому чистому полу, оставляет после себя безобразные разводы и следы, уничтожая под корень все мои труды. Плевать он хотел на мою покрасневшую кожу рук и на то, как ее нещадно саднит от хозяйственного мыла.
— Вот, ты где! – это не вопрос, а констатация факта.
Ядовито усмехается, перекатывая спичку меж зубов. Мохнатые седые брови дяди, так похожие на больших толстых гусениц, съезжаются в одну прямую линию на переносице. Тревога, словно пожар, в одно мгновение ока вспыхивает и распространяется с бешенной скоростью по всему моему телу.
Он не то, что не в духе – в бешенстве! А у меня еще после прошлого раза синяки не прошли…
— Что случилось? – лепечу, еле разлепив пересохшие от страха губы. Сердце колотится, как у пойманного зайца, которого вот-вот безжалостно освежуют. До дрожи в ногах хочется вскочить и закричать, что я ни в чем не виновата! Но понимаю, что все напрасно. В этом доме никого не интересует настоящий виновник. Им нужен кто-то, на кого можно свалить все грехи.
— Что случилось? – передразнивает ехидно дядя. С ненавистью буравит меня взглядом, покорно сидящую на коленях с тряпкой, с которой стекает мыльная вода. — Ты почему посуду не помыла? Полная раковина дерьма. Ты вообще в этом доме живешь только по моей милости! Поняла?
Он неожиданно наклоняется вперед и прежде, чем я успеваю отшатнуться, бьет наотмашь по щеке с такой силой, что задевает нижнюю губу. В этот раз я даже не успеваю испугаться. Лишь только сдавленный звук вырвался откуда-то из глубины груди. Такой тихий, пронзительно тоскливый. Будто белокрылую голубку соседские хулиганы сбили из рогатки.
— Встала, – злится родственник, ни капли не раскаиваясь, - и пошла на кухню, бестолочь! Подчиняюсь приказу и на трясущихся ногах покорно плетусь в сторону кухни. В руках все еще находится злополучная тряпка. Даже не знаю, зачем в нее вцепилась. Будто она может мне чем-то помочь.
— Чтобы все вымыла, поняла? – не успокаивается дядя.
В уголках губ мужчины блестят пузырьки слюны. Такое ощущение, что один мой вид заставляет закипать бешенством и ненавистью его кровь. Я знаю почему… Все потому, что я похожа на свою мать. Ее все родственники ненавидели. Буквально захлёбывались завистью, когда она сумела вырваться из нищеты и уехать в столицу. Только вот недолгим было счастье моей мамочки. Беру первую попавшуюся тарелку из раковины и начинаю водить по ней мыльной губкой. Любимый обманул маму. Бросил беременную, а сам женился на ровне. Богатой, с хорошим приданым...
Так маме и пришлось вернуться назад в ненавистную Варваровку. Мама ненавидела всем сердцем станицу, где каждая собака знала, что ее предали раньше, чем она успела вернуться. Один Бог знает, что ей пришлось пережить, когда беременная и незамужняя, она ходила по селу, а местные жители, шушукаясь и злорадствуя, указывали пальцем вслед. Продолжаю водить губкой с отчаянием по тарелке с засохшей гречкой.
Неужели нельзя было сразу замочить? Кожа на подушечках пальцев сморщилась от долгого контакта с водой, но я продолжаю дальше эту рутину. Как хочется вырваться из этого проклятого замкнутого круга! Но пока получается только выть по ночам от безнадеги. Иногда просто хочется сесть и разрыдаться, но я знаю, что ни к чему хорошему это не приведёт. Лишь только новых синяков добавит на спине. Больше всего мой дядя Олег не любит слёзы и непослушание.
– Думаешь, что достойна лучшего, чем это? - отвлекает от мыслей грубый голос дяди с желчными нотами. Он лениво почесывает грудь через грязную тельняшку, а затем бьет кулаком по стене, размазывая пролетающую мимо муху. – Она тоже так считала. Мать твоя, – уточняет, утирая нос и бьет по самому больному. - А теперь, где она? Правильно, в земле родной – в Варваровке. Там ей и место.
Белая ворона среди Родионовых.
Несмело приподнимаю подбородок. Да и не Родионова я никакая! Мать из -за обиды на отца, дала мне свою фамилию. А фамилию отца я за всю жизнь слышала лишь единожды, когда родственники склоняли ее так, что уши в трубочку заворачивались.
В доме дядьки категорически запрещено ее произносить вслух. Иногда мне уже кажется, что я ее почти забыла...
А уж воспоминания, никто! Никто не смеет у меня отобрать. Сотовый родственника разрывается трелью и он, ответив на звонок, скрывается вглубь зала. Отдаленно слышу разговор дяди по телефону:
– Игнат, да, можно вечерком по маленькой. Чего нет-то?
Брезгливо морщусь. Сегодня собирается опять пьянствовать, но мне это на руку. Такой шанс! Сегодня я хочу совершить нечто. Хочу пойти на риск. Кажется, я готова набраться смелости, чтобы попытать свое счастье. Анапа – моя цель. Задумчиво расставляю чистые тарелки и неожиданно останавливаюсь, глядя в потертое зеркало на стене. Убираю дрожащими пальцами влажную белокурую прядь в сторону. Сколько раз мне говорили, что я вылитая мама? А ведь и правда, чем старше я становилась, тем больше проявлялись во мне ее черты. Тот же миндалевидный разрез глаз, скулы, изящный овал лица. Даже волосы и то, такого же серебристого редкого оттенка. Смогу ли я набраться смелости и поступить как мама? Попытаться вырваться из это гиблого места. Пятница. Именно по выходным дядя Олег направлялся в ближайшую «Наливайку» опрокинуть пару стаканов. Обычно он засиживается допоздна, что мне очень выгодно.