Тонкие грани

— Я удивлена, что вы захотели со мной встретиться, мистер Гавранёк. Причём сами. Обычно…

— Да я в курсе, — отмахнулся он, перебив её. Янмэй кисло улыбнулась, но ничего не сказала. — Но мы же типа работали вместе. То есть мой босс… бывший босс работал с вами, и я подумал, что типа будет неплохо перезаключить контракты. Ну, мол, уже между нами. Чтоб… как… в бумагах, типа новый владелец — новый договор. Пройдёмте?

Сколько только что правил этикета нарушил Джек, одной Янмэй было известно, однако сейчас, когда к ней самой пришли и предложили сотрудничество, заострять на этом внимание было глупо. Человек не знаком с этикетом. Такое бывает, поэтому стоит просто смириться.

— Конечно. Могу ли я вас звать Джек?

— А я вас Янмэй?

— Конечно, — улыбнулась она.

— Тогда замётано! — подмигнул он, чем вызвал у неё ещё более широкую улыбку.

— Замётано, Джек.

— Только это, сначала я бы хотел обсудить кое-какие дела. Сразу.

— Что ж, если вы настаиваете. Но лучше бы…

— Сразу, — повторил он, и Янмэй вновь кисло улыбнулась. Да, ей было неприятно, когда кто-то ниже по статусу вот так говорит ей, что делать, но… и отказать было как некрасиво, так и невыгодно. Томас был щедрым человеком и жертвовал хорошие суммы. Терять такую клиентуру, благодаря которой возможны многие благотворительные проекты, было невыгодно.

— Что же, тогда пройдёмте в зал. А позже приглашаю вас на обед, раз уж вы пришли к нам в гости, Джек.

— Да, без проблей, Янмэй. И это, простите, если чё. Просто дело срочное есть, надо обсудить с вами, так как именно вы можете помочь с ним. Ну и… там по мелочи, если чё, разберёмся, верно?

— Конечно.

Оказавшись в зале, не дожидаясь, когда его пригласят сесть, Джек сразу плюхнулся на стул перед столом. Так ещё и кивнул Янмэй.

— Садитесь.

Она аж рот приоткрыла от… удивления? Возмущения? Ей в её же доме говорят, что делать. Причём таким тоном, будто это и не её дом. Но Янмэй всё же заняла место напротив юноши.

— Итак, — начал Джек первым. — Короч, Томас, мой бывший босс… Кстати, вы же знаете, что с ним произошло, верно?

— Да, я слышала. Мне очень жаль, и я хотела бы принести свои соболезнования. Если есть что-то, чем мы можем помочь…

— Конечно есть, — кивнул он. — Поэтому я и здесь. Договор по… э-э-э… как там… в ваши фонды…

— Пожертвования.

— Да, они. Оставим без изменений. Всё будет перечисляться и тип-топ нормально. Может повысим чё, посмотрим, короче. Но меня интересует немного другое. Томми разговаривал с вами по поводу пластических операций, верно?

— Да, он спрашивал насчёт протезов и лица, если вы об этом.

— Да, об этом. И это всё по тихой пройдёт, верно?

— Вы имеете ввиду конфиденциально? — уточнила Янмэй.

— Да. Чтоб без лишних глаз и ушей. Чтоб ни одна муха не знала о происходящем.

— Насчёт мух не гарантирую, — улыбнулась она, — но люди будут молчать. Я могу вас заверить в этом.

— Отлично, — кивнул Джек. — Потому что я хочу подделать личность. Не себе, Томми. Он ведь ещё жив, знаете же.

— Да, я слышала об этом. Могу даже предложить вам целителей…

— Не надо, мы уже наняли. Но они же как шрамы оставляют, верно? По сути, регенерация до шрамов, не более. А мне нужно, чтоб ему харю сменили полностью, — обвёл Джек рукой своё лицо.

— Я понимаю. Да, это возможно, Джек. Полностью новое лицо.

— Да. И вот, я хочу чтоб они сделали точную копию другого человека или по крайней мере похожего. С фотографии. Такое возможно? Смогут?

А вот здесь Янмэй задумалась.

— Вы должны понимать, что это не совсем законно, Джек. Если вы создайте копию…

— Насчёт этого не беспокойтесь. Я просто готовлю почву для Томми, вот и всё. Чтоб была живая история, как там говорят в телике. Понимаете?

— Я… кажется, понимаю вас, — кивнула она медленно.

— Отлично. Поэтому спрошу ещё раз, чтоб точно. Если я принесу фотографию человека, они смогут сделать его копию? По-тихому, чтоб об этом никто не узнал?

— Смогут, — кивнула Янмэй. — То же самое я сказала Томасу, Джек. Никаких свидетелей, кроме тех, кто будет это проводить. Никакого правительства и так далее. Только врач и медсёстры.

Джек улыбнулся.

— Вот и отлично. Тогда в скором будущем с вами свяжутся. А теперь… похаваем и обсудим ваши фонды? Может даже где-нить поднимем чё-нить. Надо же жертвовать деньги бедным, верно?

Эпилог

Свадьба — мечта многих девушек. Особенно свадьба аристократов, которую большинство представляет как чудесное событие из сказок. Кто из девушек не мечтал, что однажды прекрасный аристократ, наследник дома, нарушит устои и возьмёт её, именно её, единственную и неповторимую замуж? Белое пышное платье, красная дорожка под венец, муж и долгая счастливая жизнь.

Великий день в головах многих.

Но иногда едва ли не траурное событие.

Здесь, в поместье Оливарес тоже была прекрасная яркая свадьба, где все взоры устремлены на невесту Мария дель Кармен Альварес Сан Виллальба-и-Бланко — украшение этого дня. Одетая в прекрасное белое платье с голубым отливом. Пышный низ и аккуратный верх, закрывающий ей почти всё тело кроме кистей рук и головы. И натянутая улыбка, словно ей было больно физически, но кто-то приказал ей выглядеть счастливой.

Единственный раз, когда Мария почувствовала какое-то подобие счастья, был момент сведеня татуировок. Люди дома и приглашённые специалисты раз за разом пытались их свести или перекрасить в телесный цвет. И раз за разом Мария с улыбкой наблюдала, как все их старания идут прахом.

Татуировки они так и не свели.

— Не думай, что с этим мы не разберёмся, Мария, — спокойно сообщил он.

Мария не ответила. Теперь она молчала и постоянно плакала, на протяжении всего своего пребывания здесь. Она выглядела убитой и разрушенной, и казалось, что вот-вот шагнёт за край. И меньше всего Маркусу хотелось именно такого исхода событий. Столько усилий и ради чего? Ради того, чтоб Мария вскрылась на первой же брачной ночи?

«Женщины», — вздохнул про себя Маркус. Эмоции у них всегда на первом месте. С одной стороны, это плюс — легче управлять. Но с другой огромный минус — они непредсказуемы, не поддаются логике. Одни, потеряв весь свой род, выходят за муж за того, кто это сделал, сломленные и опустошённые. Они становятся безвольным и послушными. Им плевать. Другие, наоборот, закаляются. Но сдерживает их лишь страх за кого-то или что-то.

Сломлена Мария или затаила обиду? Он не мог пролезть к ней в голову, но логика подсказывала, что после потери семьи, а потом и любимого человека Мария была слишком опустошена. Через многое ей пришлось пройти, что хватило на подобное запаса прочности. Но он всё равно следил за ней. Ему не важно было, что будет дальше, главное дожить до свадьбы. К тому же сломать морально ещё не значило, что одержал вверх. Сломленный человек тоже слишком непредсказуем: он может навредить как себе, так и другим, так как ему плевать.

Но и здесь был выход — надо было заставить её надеяться. Нет сильнее поводка, чем сломленность и надежда. Сломленные люди становятся податливыми, а надежда, заветная мечта делает их послушными.

И контроль. Естественно контроль. И лучше всего с этим справится дамоклов меч над дорогим человеком. Когда знаешь, что твоё непослушание тут же будет наказано, начинаешь бояться. А потом привыкаешь к роли ведомого.

— Ты действительно так любишь его, что готова убиваться теперь всю оставшуюся жизнь? — негромко спросил её Маркус.

— Сердцу не прикажешь… — ответила негромко Мария.

— Да, не прикажешь, — согласился он. — Но разве эта жизнь лучше, чем та затхлая квартирка или пентхаус, построенный на крови?

— Как и наш дом? — негромко отозвалась она. — Мы же не лучше, верно? Всё на крови…

— Верно… — согласился он. — Я его не трону, Мария. Пока ты держишь слово, я его не трону, клянусь. Но… учитывая то, что ты пошла мне на встречу, я постараюсь помочь ему.