Страница 90 из 166
В США была другая история. Там даже в апреле все больше избирателей были готовы вернуться в работе «прямо сейчас» – особенно это касалось республиканцев и людей в возрасте от 45 до 63 лет. (Американцы помоложе, подверженные меньшему риску, не особенно-то хотели возвращаться к нормальной жизни.)[1311]. Как мы уже успели убедиться, к этому склонялся и президент. Однако в то время как европейцы летом «открылись» достойно, сохранив социальное дистанцирование и в некоторых местах уделив больше внимания ношению масок, американцы устремились к прежней жизни беспечно и безрассудно. Социальную дистанцию почти во всей Америке уже к середине июня не соблюдал никто. Мобильность возросла по мере того, как американцы – прежде всего республиканцы – снова вернулись на дороги[1312]. Но страна возвращалась к нормальной жизни в разных штатах по-разному: губернаторы и мэры ослабляли ограничения по своему усмотрению. И все это делалось без рекомендованных предпосылок – никто не распространил тест-системы и не ускорил проведение тестов[1313], а кроме того, нигде не ввели систему эффективного отслеживания контактов (исключением, возможно, стал только Массачусетс)[1314]. Томас Пуэйо ярко высказался о рациональной стратегии правительств против COVID-19, назвав ее «Молот и танец»[1315]. Но Соединенные Штаты пытались, как в игровом автомате, «бить по кротам», причем с завязанными глазами. И невероятно легко было предсказать, что во многих штатах, где началось было улучшение, это приведет ко второй волне, а в большинстве остальных продолжится первая. Именно так и случилось в июне и в июле, особенно на Юге (прежде всего пострадали Джорджия, Флорида и Техас) и на Западе (Аризона), где из-за летней жары люди обедали, совершали покупки и общались в помещениях с кондиционерами[1316]. Прогноз Джона Кокрейна о «бестолковом открытии» сбылся[1317]. Кокрейн был прав и в другом: он сказал, что при резком возрастании числа случаев заболевания, госпитализаций и смертей люди перестроят свое поведение. Исследование доказало правоту его гипотезы. Траекторию заражения в Америке определило адаптивное поведение – а не приказы властей[1318]. И именно благодаря ему в начале августа число новых случаев и госпитализаций перестало повышаться, а потом снова снизилось. Но по той же причине возвращение к совершенно нормальной экономической жизни казалось все более и более призрачным.
В первой половине 2020 года экономисты часто говорили, что катастрофы природного характера, как правило, приводят к резким, но все же сравнительно кратким экономическим кризисам. Исходя из этого был выдвинут аргумент, что по завершении пандемии мировые экономики стремительно восстановятся, показав на графиках V-образную кривую, – словно приморский городок, который закрывается на зиму и снова открывается в конце мая[1319]. Возможно, это было верно для тех стран, где к лету 2020 года число новых случаев заболевания опустилось до очень низкого уровня. Но это не сработало в США, где пандемия все еще продолжалась и «бестолковое открытие» было частично сорвано. Международный валютный фонд, Организация экономического сотрудничества и развития и Всемирный банк проявляли куда большую осторожность, признавая опасность второй волны[1320]. Некоторые теоретики-экономисты были настроены еще более пессимистично и предсказывали длительную и крайне сильную рецессию, вызванную неопределенностью, – «рецессию Франкенштейна», масштабную, словно Великая депрессия, и стремительную, как ураган «Катрина», причем с такими издержками на перераспределение труда, какие были только в дни Второй мировой войны[1321]. Пока экономисты вели свои все более абсурдные споры о том, как восстановление предстанет на графиках – как латинские V, W, K, как логотип Nike или как перевернутый знак квадратного корня, – лично я еще в начале апреля предположил, что оно будет походить на гигантскую черепаху: производство упало, скатившись с панциря к основанию шеи, и медленно вскарабкалось на черепашью голову, оказавшись чуть ниже стартовой точки. Уолл-стрит снова выпуталась из неприятной ситуации (в который раз), но политика Федеральной резервной системы мало чем помогла малому бизнесу – который ко второй неделе мая работал на половину – на три четверти своей силы. И даже Программа защиты заработной платы (условно-безвозвратные займы, предоставляемые малым предприятиям, чтобы они не увольняли рабочих), по всей видимости, помогла прежде всего многим довольно крупным компаниям[1322].
Известнейшие экономисты пытались во всем этом разобраться. Архилиберал Пол Кругман расценивал локдаун как «экономический эквивалент медикаментозной комы», и помочь в этом случае могло бы лишь кейнсианское средство – государственные займы. «Возможно, от этих займов и будет легкое похмелье, – написал он 1 апреля, – но оно не создаст особо заметных проблем»[1323]. Напротив, Кеннет Рогофф – в финансовых вопросах далекий от кейнсианства – писал о том, что произошла «экономическая катастрофа… вероятно, способная соперничать с любой из рецессий за последние полтора столетия или даже превзойти их все», с долговременными последствиями, потенциально ведущими к «глобальной депрессии». Пандемия, как утверждал Рогофф, была сродни «вторжению инопланетян»[1324]. Лоуренс Саммерс предпочел другое пугающее сравнение: «…физическая изоляция – это химиотерапия, а цель – ремиссия. Проблема в том, что „химия“… со временем становится все токсичнее». Он предсказал, что «динамика будет подобна аккордеону», пока вакцина не станет общедоступной[1325]. Джон Кокрейн, самый проницательный комментатор Чикагской школы, увидел «значительный сдвиг спроса… от беззаботной экономики к экономике с непрерывной социальной дистанцией» и «постоянный негативный технологический шок»[1326].
Всем этим умозрительным построениям принесло бы пользу немного экономической истории. Пандемия – не ураган (или, если угодно, не зима на Кейп-Код), потому что никто не в силах точно определить, как долго она продлится. COVID-19 может выдохнуться, подобно SARS или MERS, если мы начнем вести себя разумно, – а может и остаться с нами на годы, как СПИД, убивая больше людей, чем мы сегодня в силах представить. Был один ключевой экономический момент: у нас получилось сравнительно быстро восстановить сферу предложения – Китай это уже показал, – но возродить покупательский спрос на фоне постоянного и неясного риска для здоровья будет гораздо труднее[1327]. Предельная склонность к потреблению (ключевая концепция в «Общей теории» Кейнса, которую читают гораздо реже, чем цитируют) сильно пострадала и от самой пандемии, и от связанного с ней роста неопределенности и неуверенности. В 1957–1958 годах, когда американцы столкнулись с другой пандемией, сравнимой по степени опасности, они стоически решили принять избыточную смертность как необходимое зло – и продолжали вести дела как прежде. В 2020-м этого не случилось. Безработица не достигла уровней Великой депрессии – вопреки тому, что предсказывали чуть ли не все экономисты, – и снизилась в мае до 13 %, в июне – до 11 %, в июле – до 10 %, а в августе – до 8 %. Норма личных сбережений резко возросла во время локдауна, когда никто не мог тратить деньги, и оставалась повышенной в июне, на уровне в 19 % – в три раза превышая среднюю величину за последние девятнадцать лет и более чем вдвое – средние показатели с 1959 года[1328]. Безусловно, многие жаждали вернуться к нормальной жизни уже тогда[1329]. Но вторая волна COVID-19, захлестнувшая «солнечный пояс», а также «новое закрытие», или «приостановка», в более чем двадцати штатах[1330] задушили восстановление потребительского спроса в зародыше. Если судить по тем тенденциям, которые отражались в данных Google о мобильности своих пользователей в период с середины апреля до середины июня, то в первом месяце лета казалось, что розница и поездки на отдых уже к 10 июля вернутся на привычный уровень. Но к концу июля резкий подъем, ведущий обратно к старым добрым временам, превратился в ровное плато, которое пролегло на 10–20 % ниже базисной линии. Количество пассажиров на контрольно-пропускных пунктах Администрации транспортной безопасности остановилось на четверти от среднего уровня[1331]. В таких городах, как Вашингтон, Майами, Сиэтл, Лос-Анджелес, Бостон, Нью-Йорк и Сан-Франциско, пешеходный поток по-прежнему составлял 25–50 % от обычного[1332]. В Сан-Франциско даже поток машин все еще был на 10–16 % ниже нормы[1333]. На 3 августа прибыль малого бизнеса снова упала на 17 % ниже январской, а потребительские расходы замерли на уровне в 6 % ниже январских; при этом сильнее всего сократились расходы богатых домохозяйств[1334]. Потребление энергии, ненадолго достигнув нормы, снова опустилось на 4 % ниже уровня, бывшего до пандемии[1335].