Страница 44 из 166
Первая мировая война была чрезвычайно разрушительной и в экономическом плане. Летом 1914 года мировая экономика процветала, возможно, довольно знакомым нам образом. Перемещение товаров, капитала и труда достигло уровней, сравнимых с нашей эпохой. Морские пути и телеграфные кабели в Атлантике никогда еще не были так загружены, поскольку капитал и рабочие отправлялись на Запад, а товары и промышленные изделия – на Восток. Война в буквальном смысле потопила глобализацию: немецкие военно-морские силы, прежде всего подлодки, отправили примерно 13 миллионов тонн грузов на морское дно. Международная торговля, инвестиции и эмиграция – все почти остановилось. После же войны произошло возвышение революционных режимов, принципиально враждебных международной экономической интеграции. Рынок сменился планированием; свободная торговля – автаркией и протекционизмом. Потоки товаров сократились, а людей и капитала – почти иссякли. Война преобразила все и в политическом аспекте. Она смела династии Романовых, Габсбургов, Гогенцоллернов и Османов, правившие на протяжении столетий. Власти европейских империй над миром – фундаменту глобализации – был нанесен пусть пока еще и не смертельный, но очень серьезный удар. Возникли национальные государства. Ускорился процесс демократизации: расширились избирательные права, во многих странах женщины получили возможность голосовать. К власти приходили социалисты – через выборы или революции. Росла власть профсоюзов[559].
Вместе с тем война убедила многих граждан, а среди них и бывших солдат, не только в том, что с династическим правлением покончено, но и в том, что даже либерализм с его представительными парламентскими учреждениями и правовыми процедурами уже устарел. Альтернативные политические отношения, радикально снижающие роль свободных выборов и личных свобод, предлагали не только коммунисты, но и фашисты. И, наконец, усилия, направленные на то, чтобы «перестроить буржуазную Европу» и возродить довоенный порядок, были подорваны структурной неустойчивостью международного порядка, возникшего после войны[560]. Восстановленный золотой стандарт работал очень плохо и в конце концов выродился в глобальный передаточный механизм американской Великой депрессии[561]. Многие важные элементы мирных соглашений так и не удалось претворить в жизнь. Новые институты, отвечавшие за общую безопасность – та же Лига Наций, – оказались слабы перед лицом откровенно непокорных национальных государств. В более широком плане, Соединенные Штаты не смогли сделать так, чтобы геополитическая роль страны оказалась соизмеримой с ее многократно возросшей экономической важностью[562]. Несоразмерная власть осталась в руках победоносных европейских империй – Британской и Французской, – но у обеих было так много проблем с финансами и во внутренней политике, что они не сумели сохранить плоды своей победы.
Но если говорить о потерянных жизнях, то сколь бы многих ни погубила война, по прямому воздействию в этом смысле она уступила пандемии гриппа, начавшейся в последний год боевых действий. Где именно появился новый штамм N1H1, неизвестно, но обычно считается, что это произошло на военной базе в Форт-Райли, штат Канзас, а точнее – в Кэмп-Фанстоне, одном из тренировочных лагерей, где обучались сотни тысяч юных американцев, призванных сражаться в Европе в составе Американского экспедиционного корпуса. Впрочем, есть и свидетельства того, что пандемия зародилась в британской армии в 1917 году, хотя изначально состояние больных определяли как «гнойный бронхит с бронхопневмонией»[563]. В этом и был ключ к торжеству гриппа в XX веке. Еще никогда и никто не мобилизовал армии с таким размахом – военную форму надели более 70 миллионов человек. Никогда еще так много юношей не отрывали от родины и работы, не заставляли жить в примитивных постройках и не отправляли в дальний путь на кораблях и в поездах. Была идея, что вирус впервые появился у свиней, но ее опровергли (скорее всего, истоки инфекции следует искать у птиц)[564]. И, если уж на то пошло, вирус, наоборот, передавался от людей к свиньям[565]. А почему бы и нет? Ведь не просто так немецких новобранцев называли «фронтовыми свиньями» – Frontschweine!
В Америке болезнь впервые зафиксировали в Кэмп-Фанстоне 4 марта[566]. Неделю спустя в госпиталь попал солдат из пищеблока Форт-Райли, а в последующие дни вслед за ним хлынул настоящий поток зараженных. К концу месяца было зарегистрировано уже более тысячи случаев, 48 человек умерли. Как будто насмехаясь над попытками людей убить друг друга, вирус стремительно распространился по Соединенным Штатам, а потом отправился в Европу на битком набитых американских военных кораблях. Возможно, именно из-за пандемии доля немецких солдат, летом 1918 года доложивших о болезни, почти удвоилась, что сыграло ключевую роль в грядущем падении рейхсвера[567]. И, конечно, мы располагаем отчетами, подтверждающими грипп у немецких военнопленных с июля[568]. К тому времени болезнь достигла Индии, Австралии и Новой Зеландии. Несколько месяцев спустя вторая, еще более смертоносная волна почти одновременно захлестнула французский Брест, Фритаун в Сьерра-Леоне и Бостон[569]. Вирус снова явился в США, «высадившись» на бостонском пирсе Содружества 27 августа 1918 года, когда в больничном листе были отмечены три случая. На следующий день их стало уже восемь, еще через день – пятьдесят восемь, а пятнадцать человек заболели настолько сильно, что их перевели в военно-морской госпиталь в Челси. 8 сентября грипп добрался до лагеря Кэмп-Девенс. За десять дней тысячи больных, охваченных лихорадкой, заполнили лагерные госпитали; прошло всего несколько недель, а морг уже был набит посиневшими трупами солдат, умерших от удушья. (Некоторым пациентам с характерным гелиотропным цианозом удалось выжить.) Потом эпидемия устремилась на запад и юг страны, достигнув апогея – если судить по цифрам, отражающим смертность, – 4 октября и в соседние дни[570]. Третья волна, которая пришлась на начало 1919 года, снова охватила целый ряд регионов мира, прежде всего Англию, Уэльс и Австралию. Нечто похожее на четвертую волну случилось в Скандинавии в 1920 году. Воюющие страны пытались скрывать все новости, связанные с пандемией, чтобы те не ослабляли боевой дух солдат; и это вряд ли могло способствовать осведомленности общества о болезни. Ее прозвали «испанкой», поскольку только пресса соблюдавшей нейтралитет Испании, практически не подвергаемая цензуре, сообщала об этом гриппе хоть что-то похожее на правду.
Пандемия привела к смерти от 40 до 50 миллионов человек. Почти все из них задохнулись от скопления крови и других жидкостей в легких. Если говорить в абсолютном выражении, то больше всего людей погибло в Индии (18,5 млн) и в Китае (от 4 до 9,5 млн), но уровень смертности широко варьировался в зависимости от места. Болезнь унесла примерно половину (44,5 %) населения Камеруна и четверть (23,6 %) жителей Западного Самоа. В Кении и Фиджи умерло более 5 % людей. Другие страны к югу от Сахары, данными по которым мы располагаем, потеряли от 2,4 % (Нигерия) до 4,4 % (Южная Африка) населения. Высокой была смертность и в Центральной Америке: погибло 3,9 % жителей Гватемалы и 2 % мексиканцев. Многие умирали и в Индонезии (3 %). Что до Европы, то самый высокий уровень смертности наблюдался в Венгрии и Испании (около 1,2 %); Италия чуть отставала. Северная Америка, напротив, отделалась относительно легко: умерло от 0,53 до 0,65 % населения США и 0,61 % жителей Канады. Примерно так же справилась Бразилия; Аргентину и Уругвай «испанка» по большей части пощадила[571]. Как показывают цифры, грипп был совершенно равнодушен к военному статусу стран. Возможно, изначально распространение болезни действительно было связано с расквартированием и переброской войск, но потом все стало иначе.
В Соединенном Королевстве, по официальным данным, умерло 150 тысяч человек, но современные оценки дают иную цифру – 250 тысяч; сюда входят и сопутствующие случаи смерти от летаргического энцефалита, а также пять тысяч абортированных младенцев (среди беременных смертность была ужасающе высока)[572]. В США от испанского гриппа, как считалось, умерло 675 тысяч человек, и из них 550 тысяч случаев относились к избыточной смертности (иными словами, сверх того, что ожидалось за определенный период при нормальных условиях). Эквивалентный уровень смертности в 2020 году означал бы гибель 1,8–2,2 миллиона жителей США. «Испанка» убила на порядок больше американцев, чем погибло на полях сражений (53 402). Согласно цифрам, которые приводились в отчетах Военного министерства США, грипп отправил на больничную койку 26 % американской армии – больше миллиона человек – и убил почти 30 тысяч новобранцев, не позволив им даже добраться до Франции[573].