Страница 17 из 166
«Нарушение инвариантности» – лишь одно из множества возможных эвристических искажений (искаженных способов мышления или обучения), которые и отличают реальных людей от homo oeconomicus из неоклассической экономической теории – тот, принимая исключительно рациональные решения, основывается на всей полноте информации и держит в уме ожидаемую полезность для себя возможных исходов. Эксперименты выявили целый набор когнитивных ловушек для нашего разума:
Эвристика доступности заставляет нас при принятии решений хвататься прежде всего за те факты, что первыми приходят на память, а не за действительно необходимые нам сведения.
Знание задним числом: мы считаем событие более вероятным после того, как оно произошло (ex post), чем до (ex ante).
Проблема индукции подталкивает нас к формулированию общих правил в отсутствие всей необходимой информации.
Ошибка конъюнкции (или дизъюнкции): мы часто переоцениваем вероятность одновременного совпадения, скажем, семи событий с вероятностью 90 % каждое и недооцениваем вероятность того, что произойдет хотя бы одно из семи событий с индивидуальной вероятностью 10 %.
Предвзятость подтверждения: мы куда охотнее ищем свидетельства истинности исходной гипотезы, чем аргументы против нее.
Эффекты контаминации случаются, когда в расчет берется внешне подходящая, но совершенно бесполезная информация.
Повинуясь эвристическому аффекту, мы частенько позволяем предубеждениям замещать трезвое сопоставление выгод и издержек.
Пренебрежение масштабом: когда чем-либо необходимо жертвовать, мы жертвуем то слишком много, то недостаточно, обрекая себя на неоправданно высокие потери.
Сверхуверенность при калибровке: получив некоторое ожидаемое значение того или иного показателя, мы заведомо сужаем допустимые пределы ошибки – так называемые «доверительные интервалы» (иными словами, в человеческом сознании «лучший вариант» сливается с «наиболее вероятным»).
Эффект свидетеля означает, что мы готовы снимать ответственность с индивидов, если они является частью толпы[178].
Люди могут заблуждаться еще очень по-разному. Термин «когнитивный диссонанс» придумал американский социальный психолог Леон Фестингер. В своем фундаментальном труде, написанном в 1957 году и посвященном данному предмету, Фестингер утверждал, что при наличии противоречия «возникает психологический дискомфорт» и что по этой причине «существование [когнитивного] диссонанса… будет мотивировать человека [находящегося в таком состоянии] к попытке уменьшить степень диссонанса и достичь консонанса»[179]. И вдобавок, «когда имеет место диссонанс, помимо того, что индивид будет стремиться к его уменьшению, он также будет активно избегать ситуаций и информации, которые могут вести к возрастанию диссонанса»[180][181]. Но есть убедительные свидетельства того, что многие люди могут научиться жить с таким диссонансом довольно долго. Когнитивный диссонанс часто состоит в том, что на людях мы говорим одно, а в частной беседе – совсем другое. Когда-то это было основой жизни в коммунистических системах по всему миру. Но оказывается, что и в капиталистических обществах люди могут с легкостью делать то же самое – скажем, летать на частных самолетах на конференции, посвященные глобальному потеплению, – и едва ли испытывать какой-то дискомфорт, который предсказывает социальная психология.
А еще можно рассмотреть концепцию «категориальной ошибки» – этот термин ввел оксфордский философ Гилберт Райл. В книге «Понятие сознания» (1949) он привел типично английский пример. «Иностранец, впервые следящий за игрой в крикет, узнает обязанности подающих, принимающих, забивающих игроков и судей. Затем он говорит: „Но ведь на поле нет никого, кто отвечал бы за обеспечение командного духа!“»[182][183] Далее Райл высказал свою самую знаменитую мысль: Рене Декарт ошибался, когда представлял сознание человека как «призрак в машине»[184] – иными словами, как нечто отдельное от тела. У нас нет отдельных сознаний, как и у команды, играющей в крикет, нет двенадцатого игрока, который отвечал бы за «боевой настрой». И все же современный дискурс полон подобных категориальных ошибок – к примеру, таких, как заблуждение, согласно которому кризисы национальных государств похожи на проблемы отдельно взятых людей лишь потому, что национальные государства состоят из миллионов таких людей.
В аду колокола звонят
Было бы очень приятно считать, что в конце 1600-х годов человечество перешагнуло порог, отделяющий предрассудки от науки, – как предположил Кит Томас в книге «Религия и упадок магии»[185]. На самом деле «наука» – сфера сложная и спорная, в которой новые парадигмы лишь медленно одолевают старые, – так еще много лет назад утверждал Томас Кун[186]. Более того, научными методами можно злоупотребить, получив тем самым сколь угодно много ложных корреляций, – например, между шансами на выживание больных лейкемией, которым делают трансплантацию стволовых клеток, и знаками зодиака[187]. В то же время научный прогресс привел не только к упадку магического мышления, но и к отказу от религиозной веры и обрядов. И это, как предвидел Гилберт Кит Честертон, имело одно непреднамеренное последствие: в сознании людей возникли пустоты и их заполнили новые формы магического мышления[188]. Современные общества очень падки на суррогатные религии и магию, что ведет к новым видам иррациональной деятельности. А это, при ближайшем рассмотрении, во многом подобно поведению людей до 1700 года.
И немалое удовольствие доставляет мысль, что столь упорные заблуждения можно преодолеть – при помощи методов «суперпрогнозирования», предложенных политологом Филипом Тетлоком. Он стремился избавиться от индивидуальных предрассудков, устраивая состязания искусных прогнозистов и обращаясь к различным формам подотчетности[189]. Но когда в рамках его «Проекта здравого суждения» (Good Judgment Project) обсуждалось, проголосуют ли британские избиратели за выход из Европейского союза (как раз перед тем, как они именно за это и проголосовали), даже самые лучшие прогнозисты сказали, что вероятность подобного исхода составляет лишь 23 %. 20 февраля 2020 года суперпрогнозисты Тетлока, отвечая на вопрос, сумеет ли коронавирус в течение месяца заразить более 200 тысяч человек, оценили такую вероятность всего в 3 %. Но вирус сумел. Зейнеп Туфекчи была среди публицистов, сумевших сравнительно рано распознать опасность COVID-19. Но в статье, написанной в 2014 году об эпидемии лихорадки Эбола, она высказывала похожую озабоченность, предвещая, что к концу 2014 года число случаев превысит миллион, – а на самом деле все ограничилось лишь 30 тысячами заболевших[190].
Совсем не удивительно, что в мире катастроф, вроде бы совершенно случайных – для предвосхищения которых наш разум в особенности плохо оснащен, – обычные люди столь часто прибегают к черному юмору. В годы Первой мировой войны британские солдаты, заняв окопы на Западном фронте, нередко пели одну песенку – пародию на довоенный гимн Армии спасения:
В аду я слышу колокольный звон —
По вам, но не по мне,
Мне ангел мой сказал, что я спасен,
Спев песню в вышине,
И жалу смерти не сразить меня,
Не ждет меня курган,
В аду, в аду колокола звонят,
Но не по мне – по вам![191][192]