Страница 44 из 81
– Да, не откупиться. И вообще, я подумываю, бросить бы все и уйти в монастырь…
– Престиж ваш повысится в глазах у рабочих, когда они почувствуют о себе хозяйскую заботу. А вы говорите – в монастырь. Лежебокам и тунеядцам в монастырях раздолье, а ведь вы-то себя знаете. И лучше не заикайтесь о монастыре. Смешно и даже неумно…
Сытин не обиделся. Он давно знал Сазонова как прямого и умного человека.
– Плохо вы отдыхаете, Иван Дмитриевич, – продолжал Сазонов. – Заглянули на родину на часок, и – в Питер. А вы бы, уж если за границей вам не отдых, – то сели бы на пароход да по северным рекам. Давайте-ка вместе съездим на Кивач!.. Посмотрим чудо нашей северной природы…
Договорились. Сказано – сделано.
На другой же день они на пароходе отчалили от Смольнинской пристани. По Неве и Ладожскому озеру вышли в Свирь. Сидели в каюте, в картишки дурачились, заказывали стерляжью уху – одним словом, ехали с ленцой и прохладцей, как подобает отдыхающим богатым людям. В селе Вознесение и в Вытегре палубу парохода заполнили пассажиры третьего класса. Карелы и вепсы ехали с заработков с Мариинского канала, пробирались на север в Кемь странствующие богомольцы. От Кеми близко Соловки, а где же еще ближе до господа-бога, как не от соловецких Зосимы и Савватия, основавших монастырь на самой вершине земли в моржово-тюленьем царстве…
В Петрозаводске Сытин и Сазонов высадились, а пароход пошел по тихому озеру дальше, в сторону Повенца. Осмотрели они за один день город, ночь провели в гостях у губернатора, близко знакомого Сазонову, на другой день, наняв тройку лошадей, помчались проторенной лесной дорогой на Кивач.
Стоял теплый грибной и ягодный август. Легко дышалось в сосновых лесах Карелии. Дорога ровная. Ехать было не тряско. И не слишком дальний путь – всего семьдесят верст… В такую ли даль путешествовали на Сахалин Чехов и Дорошевич!.. Кони хорошие, откормленные. Рессорный экипаж с кожаной складной кибиткой надежен в любую погоду и дорогу. Одним словом, ехать было приятно. Лихой, как водится, ямщик без картуза, в вышитой затасканной рубахе, сидел на передней беседке, управлял тройкой шутя, посвистывая, а иногда и голосил песни. Поддужный колоколен над коренным и два ошейника с бубенцами на пристяжных звонко аккомпанировали песне ямщика.
Кончив песню, веселый ямщик заводил разговор с седоками:
– А вам, господа, не надоели эти колокольчики? Нет? Нам без этого нельзя: здесь на Повенецком тракте иногда зверь шалит, медведь может пугнуть, волки тоже выбегают. А колокольчиков они боятся… Не хотите ли в Кончозерске кваску хлебного либо паренцы репной испробовать? Там станция, надо лошадок овсецом подкрепить.
Пока ямщик «подкреплял» лошадей, Сытин и Сазонов вышли на берег озера, заросшего высоким сосняком. В лесу пахло прелыми листьями, ягодами и грибами. Любовались они с возвышенности террасой голубых озер и лесистыми островами.
– Вот бы где курорт строить! Вся беда – лето здесь короткое, – говорил Сытин.
А Сазонов – человек более начитанный и образованный, вспомнил Державина и Глинку, как эти два поэта любили и воспевали здешний край. А Петр Первый в Карелии на лечебных водах даже санаторий основал…
Не доезжая до Кивача три-четыре версты, ямщик остановил тройку:
– Чу! Слышите шум? Это Кивач бушует.
Ямщик поправил сбрую и дальше ехал только шагом, не подгоняя, дабы слышать, как усиливается шум водопада.
Подъехали. Любознательные питерские туристы раскинули здесь палатки. Около двух костров толпились студенты и преподаватели. На таганцах висели прокопченные ведра, наполненные рыбой.
Сытин и Сазонов приблизились к ревущему водопаду.
– Какая красота! – прокричал Сазонов.
– Бо-га-ты-ри-ще!.. – по складам громко ответил Иван Дмитриевич.
С каменных скал с уступами отвесно падал огромный, нескончаемый поток, пенисто взмываясь вверх и рассыпаясь водяными искрами. Иногда течение реки приносило бревна, в расщелинах водопада они ломались, как спички между пальцев…
Долго в раздумье стоял Сытин, наблюдая за водопадом. И неспокойные мысли кружили ему голову: «Какая силища пропадает!.. А лесу крутом, сколько лесу! Да ведь это же бумага… Странно!.. Почему Печатник дремлет, не лезет сюда? Золото, золото всюду…»
Сазонов с упоением глядел на водопад. Припоминал державинские слова:
– А ведь он такой же, каким его видел Державин. Но не век быть таким; придет время, человек возьмет тебя в упряжку и повезешь ты, Кивач, возложенный на тебя груз!..
Об этом же думал и Сытин: «Вода – энергия, лес – сырье, результат – бумага!..»
На обратном пути с Кивача к Петрозаводску Сытин признался Сазонову:
– Отдых отдыхом, а эта поездочка мне вклинится в мозги. Не зря, не напрасно вы прокатили меня сюда. Подумать о построении бумажной фабрики надо. Но Кивача я боюсь: силен, не обуздать, не осилить мне его. Да и кто позволит?..
Сазонов на это ему ответил:
– Я и не говорю вам о Киваче. Между Повенцом и Кемью порожистых рек найдется немало. Необжитых мест, нетронутых лесов – сколько угодно. Нужна только тщательная разведка, и тогда можно безошибочно планировать, где построить бумажную фабрику. Мне ли вас учить, Иван Дмитриевич?..
В гостях у губернатора они пробыли два дня, узнали, что есть проект о прокладке узкоколейной дороги от Волхова на Петрозаводск.
– Ну, если это сбудется, то вашему, Иван Дмитриевич, козырю в масть. Не тяните, я вам говорю.
– Подумаем… – сказал Сытин Сазонову. – Кажется, стоит овчинка выделки… Подумаем…
– И не раздумывайте долго, Иван Дмитриевич, а то могут другие опередить. Я вам говорю как экономист, понимающий выгоду от такого мероприятия.
– Подумаю, Георгий Петрович.
– Надо решать, а не думать, посылайте на Кемские пороги инженера-разведчика, и через годик, через два начинайте… Сколько ваше товарищество покупает бумаги в Финляндии? – спросил Сазонов.
– Пять тысяч пудов ежедневно финской бумаги расходую, да тысячи две прикупаю у Печаткина и прочих. А всего более двухсот тысяч пудов ежемесячно.
– Почем за пуд?
– По три рубля.
– А в Карелии на даровой водной энергии, на собственной фабрике себестоимость бумаги будет дешевле рубля за пуд, за это я ручаюсь! Одному тяжело, найдите себе богатого компаньона. Я помогу подыскать. Хотите?
– Подумаем, Георгий Петрович…
Сытин и Сазонов не стали ждать в Петрозаводске обратного пароходного рейса на Петербург, а не спеша, чтобы разнообразить поездку, на ямских-перекладных по Шелтозерскому тракту поехали в село Вознесение, а оттуда по быстрому течению Свири спустились на карбасе до прибрежного монастыря Александра Свирского. Отстояли заутреню и обедню и с первым попутным пароходом отправились в Петербург.
Солнечная погода, накануне «бабьего лета», благоприятствовала путникам. Они сидели на палубе. Перед ними расстилалось притихшее, бескрайнее Ладожское озеро. Не часто за последнее время виделись Сытин и Сазонов, потому разговоры их были бесконечны.
– А ведь Амфитеатров-то нам с вами обоим насолил, – Заговорил однажды, как бы между прочим, Сазонов. – У меня из-за его фельетона «Семейство Обмановых» газету прихлопнули. А читал я в «Книжных известиях» у Вольфа, что он и вам, Иван Дмитриевич, слегка настроение испортил. Верно, что вы из-за него под судом были?
– Совершенно верно, – усмехаясь, живо ответил Сытин. – Сколько раз я был по книжным делам под судом, помню, но сколько пустил денег на адвокатов, да на взятки крючкам и вымогателям, о том перед богом отвечу. Впрочем, я на Амфитеатрова не в обиде. Суть дела вот в чем: выпустил я его книгу «Фантастические правды»; конечно, книгу я эту не читал ни до печатания, ни после. Суд был при закрытых дверях. Обвиняли меня в том, что я, издатель, сообщил читателям о том; как казаки расправлялись с народом в Прибалтийском крае. Суд меня оправдал, ибо казаки действительно творили кровавый произвол, но в книге такое рассказывать не полагается… В общем, меня оправдали.