Живые связи

– Все, – подытожила я, удовлетворенно разглядывая кривоватое творение.

– Уже? Если ты так будешь делать всегда, то я готов себя специально ранить… – повторил супруг внезапно охрипшим голосом, отчего у меня на спине замельтешили мурашки. Внезапно тяжелая рука зацепила рукой под колени и притянула к себе.

– Нет, – помотала я головой, упираясь ему в плечи. – Вы обещали… Ты обещал… раскрыть секреты, – вспомнила я утренний разговор.

Внимательный взгляд скользнул снизу вверх, сверкнув странными огоньками, после чего тиран меня отпустил.

– Давай поедим? – беззаботно предложил мужчина, немедля схватил вилку и потянулся к тарелке к завитками. Которые мне тут же захотелось опустить ему на голову. Чтобы вместе с соусом, в котором они плавали, они красиво стекали с его длинной шевелюры и падали с ушей.

– А… – запнулась я, оставшись на месте и чувствуя себя ребенком, которому не дали обещанное лакомство. – Я хочу знать! – твердости моего голоса позавидовал бы комендант девичьего общежития.

Уж лучше бы я отошла на свое место. Потому что буквально за секунду очутилась на коленях своего… мужа.

– Ой! – протестующе замахала я руками, пытаясь вскочить.

– Я тоже не хочу, чтобы ты уходила на другой конец стола, – засмеялся он, прочно удерживая меня за талию. – И мне нравится как ты ерзаешь…

Я ошарашенно застыла, понимая что мой едва прикрытый зад готов с успехом изучить мужскую анатомию, особенно те ее особенности, которые приличные девушки не должны произносить вслух. И даже думать. В голове вертелись вопросы по поводу предстоящего праздника, но сознание недвусмысленно затуманилось. Возмущение медленно уступало место более тягучему и волнующему чувству, щеки немедленно вспыхнули, а внимание вероломно провалилось вниз… Я запуталась, как потерявшийся в тумане, а потом забредший в волчью нору ягненок.

Глубокий вздох помог сбросить наваждение, я замерла с окаменевшей ровной спиной.

– Я хочу знать… – повторила я как можно спокойней, ковыряя пальцем гладкий ребристый край фарфоровой тарелки. – Про праздник… про ритуал и про то, что здесь, леший побери, творится!!!

– Праздник будет в деревне. Деревне волтов. – Пояснил Ратмир, перехватив мою ковыряющую руку и вилку одновременно. Управляя таким тандемом, наколол овощи из салата и сунул мне в рот.

– Волтов? – я попыталась осмыслить слово, жуя салат и не ощущая вкуса из-за сильных эмоций. На что оно похоже… Неужели… все же волки, пронзила меня мысль? И сразу я её озвучила. – Это те… те существа, что были тогда, когда мы…  Волки. Странные волки.

– Да, Алёна. Это волки. Те, кем они стали. Со временем. – Наши руки, ведомые Ратмиром, снова потянулись к тарелке, зацепили сыр и устремились по направлению к моему рту. Я его автоматически открыла, прокручивая в голове следующий вопрос. Но сыр внезапно улетел у меня из-под носа и благополучно приземлился в тот рот, что был сзади. Я возмущенно дернулась и скосила глаза, словив тихий смешок. Да что же это? Псевдомуж играет со мной? Издевается, можно сказать, во всех смыслах?

– Мне надо каждое слово тянуть клещами? – разозлилась я. – Кто такие волты? Лесные духи, да объясни же ты наконец!!!

– Хорошо, – вздохнул Ратмир неожиданно серьезно. И сунул мне в рот начиненный орехами помидор. Наверное, для того, чтобы моя голова занялась чем-то, помимо вопросов. – В лесу живет поселение волтов. Деревня, как мы её называем. Это волки, которые эволюционировали. Ты ведь знаешь, Алёна, каждое живое существо развивается, меняется со временем и от поколения к поколению. Так вот человек тоже был когда-то в животной форме…

– Обезьяна, – подсказал мой освободившийся рот, и вилка вновь в него что-то положила.

– Да, скорее всего, обезьяна. А если создать условия, то и другие высшие животные могут проходить свой путь развития… Конвалюция – так мы это называем. Оживление. – Ратмир задумался, подбирая слова.

– Оживление? – не выдержала и пробубнила я.

– Да. Оживление. Пробуждение. От животной формы к чему-то высшему, развитие, как вы говорите… – перевязанная рука Ратмира поглаживала мой живот и ноги до колен. – Только в естественной природе эти процессы длятся тысячи лет, сотни тысяч…

– А здесь?.. – выдохнула я, понимая, что мы подбираемся к сути, и от волнения заерзала на месте.

– Не двигайся так, – раздался сзади сдавленный смешок. – А то я не смогу рассказывать…

– Рассказывай, – скомандовала я, замерев и обратившись в слух. Между прочим, мне приходилось тоже нелегко. Тончайшая ткань и отсутствие нижнего белья сделали свое черное дело. Ощущения отличались неподдельной четкостью словно одежды не было вовсе. Но я не дала пагубным мыслям захватить себя. Мне надо было добраться до истины любым, даже порочащим, способом.

– Здесь необычное место, Алёна. Особый лес. Здесь все протекает быстрее. Ускоренная эволюция, это и есть конвалюция. Нет, не так… – он на секунду задумался, оставив вилку и запустив руку мне в волосы. – Теория эволюции – это учение, согласно которому живой организм приобретает новые черты, приспосабливаясь к окружающему миру, встраиваясь в него, словно в матрицу, меняя форму, подгоняясь, как ключ к замочной скважине, к окружающей жизни…

– А конва… люция? – голос предательски дрогнул от волнения. Я перестала есть и потянулась к стакану с водой.

– Мы считаем, что это возвращение к сути. Оживление. Оживление до разумного состояния. Это не приспособление к среде обитания. Это возвращение к тому, что и должно быть… – его черные глаза неотрывно смотрели на меня. Я повернулась и заглянула в сосредоточенное лицо. Глаза словно два отверстия в иной мир… слишком внимательные. Нереально тягучие. Мне показалось, что на их дне плескались маленькие оранжевые искры, выдавая сдержанную силу. А голос – слишком хриплый. – К тому, что есть во всем сущем. Это… как если бы они неожиданно проснулись и обнаружили себя разумными. Словно они это забыли, но вдруг открыли в себе одухотворенность. У каждого она своя.

– То есть… волты разумны? – затаив дыхание, спросила я. Новая разумная раса! Помимо людей! Вот будет переполох в научном сообществе, когда все об этом узнают. Как бы все это рассказать, выбравшись из лесной ловушки… И сохранив при этом разум (с честью пришлось распрощаться ради науки).

– Да, – ответ эхом отразился в моей голове, и мое сердце дрогнуло, провалившись туда, где переваривался помидор. – Разумны. Но разум на каждой стадии имеет свои границы. Волты образуют первобытное сообщество. У них своя культура, свои орудия труда. Рисунки. Речь. Но…

Ратмир замер и его лицо неожиданно помрачнело.

– Но что? – настойчиво воскликнула я, теребя супруга за рукав, когда, казалось, темный взгляд провалился глубоко внутрь.

– Они не могут овладеть письмом. Как мы ни старались, уже давно…

– Быть может, вы просто их неправильно учите, – беспечно произнесла я, откусывая завиток.

– Быть может… – хрипло шепнул он, поворачивая мое лицо к себе. – Ты им поможешь.

– Что ты имеешь…  – не понимающе спросила я, но резко осеклась, почувствовав, как мужская рука пробралась к юбке в попытке исследовать то, что прикрыто одним слоем шелковой ткани. – Эй! – возмутилась я, зашевелившись и пытаясь спрыгнуть с коленей. Однако негодяй держал крепко, а перевязанная рука оказалась неожиданно ловкой и настойчивой. А также невоспитанной и наглой, вызывая внизу меня мутные ощущения и заставляя сознание соскальзывать вниз не хуже садового слизняка на мокрой трубе. Пытаясь уйти от прикосновений, я инстинктивно привстала, не ожидая, что в этом вынужденном действии скрывается подвох. Однако моего небольшого движения хватило, чтобы рука резко дернула ткань платья вверх, оставляя стратегические места совершенно беззащитными.

Я подпрыгнула вверх, а потом, не удержав равновесия, ухнула обратно вниз. И опустилась весьма удачно. Для Ратмира. Моментально ощутив его внутри себя.

– Леший! – выкрикнула я от неожиданности, выпуская из рук огурец, который резво отпрыгнул в лоханку с салатом. Вокруг разлетелись брызги, запоганив окружающие закуски. Так и знала, что сидение на коленях ничем хорошим не закончится!