Проблема 92

— Сейчас будут. Носильщиков ищут.

Они кое-как протиснулись в купе.

— Вы все вместе приехали? — Курчатов вынул из-под откидного столика лесенку и полез на верхнюю полку пристраивать поклажу.

— Нет! — Русинов подавал ему свертки. — Со мной только Щепкин, Хургин и Панасюк.

— А где наши неразлучные?

— Понятия не имею. Флеров куда-то пропал, а Костя поехал к родственникам.

— Пора бы уже быть на месте.

— Приедут. Никуда не денутся… До отправки еще десять минут…

Когда поезд наконец тронулся и все хлопоты остались позади, Курчатов раздвинул шторки и присел у окна, облокотившись о столик. Быстро смеркалось. В фиолетовой мгле летели расплывчатые огни.

Все были в сборе, и всем было хорошо. Хургин улегся на верхнюю полку и неторопливо, со вкусом принялся распечатывать коробку «Казбека». Щепкин с Панасюком устроились в коридоре за откидным столиком и принялись расставлять фигуры на шахматной доске. Флеров подсел к Курчатову и задремал. Русинов же затеял с Петржаком острый политический спор. Впрочем, он скоро закончился, поскольку оба сошлись на том, что война с Германией неизбежна и фашизм в этой войне будет окончательно и бесповоротно разбит.

— Интересно, работают они над применением атомной энергии в военных целях или еще нет? — неожиданно спросил Флеров, раскрывая глаза.

— Кто? — обернулся к нему Курчатов.

— Немцы… Американцы опять же.

— Трудный вопрос, — нахмурился Курчатов. — Э том, что высвобождаемая при делении ядер энергия эквивалентна тысячам тонн тротила, везде пишут открыто. Как будто это указывает на то, что создание атомного оружия считается перспективой весьма отдаленной. Но, с другой стороны, это внушает опасения.

— Почему? — включился в разговор Русинов.

— Да потому, что надежда получить сверхмощное оружие может кое-кому вскружить голову. В той же фашистской Германии, где все поставлено на военные рельсы, вполне могут начаться подобные разработки… в недалеком будущем, потому что на сегодняшний день проблема еще не вышла из стадии научного исследования.

— У нас, — уточнил Флеров. — А там?

— Не думаю, чтобы мы в этой области отставали от кого-нибудь. — Курчатов откинулся в глубь полки, устраиваясь поудобнее. — И наши лаборатории, и харьковские идут в ногу с веком. На последних совещаниях это, мне кажется, выявилось со всей очевидностью.

— Особенно на самом последнем, — сказал Петржак.

— Московское совещание прошло просто отлично! — поддержал его Флеров. — Теперь заживем! Я следил за реакцией Президиума на ваш доклад, Игорь Васильевич. Они слушали как завороженные, эти академические старцы. Помяните меня, Академия ничего для нас не пожалеет. Они поверили в цепь раз и навсегда.

— Еще бы! — довольно хмыкнул Русинов. — Ведь это были уже не общие рассуждения на тему, как бы стало хорошо, если бы… Не маниловские прожекты. У нас в руках конкретные факты, точные цифры. По-моему, Игорь Васильевич сумел на сей раз убедить всех, что цепная реакция — дело вполне реальное.

— Мне тоже показалось, — вглядываясь в стынущую темень за окном, Курчатов закурил папиросу, — что реакция была положительной.

— Теперь все зависит только от нас, — продолжал Флеров, — момент самый подходящий. Прежде всего надо войти в Президиум Академии с подробным планом работ и добиться, чтобы нам отпустили необходимые средства! Затем…

— А вы представляете себе, какие средства нам необходимы? — остановил его Курчатов.

— Хоть неограниченные! — запальчиво махнул рукой Флеров. — Ради цепной реакции…

— На неограниченные запросы в лучшем случае отвечают неограниченными обещаниями, — глядя в сторону, заметил Петржак.

Курчатов и Русинов засмеялись. Флеров насупился, но не выдержал и тоже улыбнулся.

— В том-то и дело, друзья, — Курчатов похлопал Флерова по плечу, — что нам самим многое еще не ясно. Проблема только-только вылупилась из яйца, и ей предстоит еще сделать первые шаги в большую жизнь.

— Но мы же далеко продвинулись в этом направлении. Притом за самое короткое время, — возразил Петржак.

— Конечно, — согласился Курчатов, — по сравнению с Харьковом на совещании в Москве достигнут заметный прогресс. Но этого мало… Давайте подытожим все, чем мы на сегодня располагаем, тогда и «белые пятна» станут заметнее…

— Прежде всего, граница сечения реакции, — сказал Хургин.

— Правильно! — поддержал его Курчатов. — Вопрос изучен, но далеко не исчерпывающе. Со всей определенностью мы можем утверждать лишь то, что тепловые нейтроны делят только ядра урана двести тридцать пять.

— Флеров и Петржак получили значения минимальной энергии нейтронов, вызывающих деление основного изотопа урана и тория двести тридцать два. — Русинов загнул палец. — Кроме того, мы теперь многое знаем об энергиях и природе осколков деления. Все это позволяет смотреть на цепь как на вполне реальный факт. Цепной процесс больше не умозрительная гипотеза. Здесь я вполне поддерживаю Флерова.

— А я и не спорю с ним, — улыбнулся Курчатов. — И с тобой тоже. Более того, могу добавить, что выявленный в последнее время эффект задержки испускания определенной части нейтронов обещает сделать цепь легко управляемой. Эти нейтроны, вылетающие не в момент разлета осколков, а спустя некоторый временной промежуток, очень важны для нас. Представьте себе, что нам нужно ввести поглотитель и затормозить процесс деления, — он сделал паузу и оглядел всех присутствующих. — Так вот, эти самые запаздывающие нейтроны обеспечат плавную остановку. Не мгновенный обрыв, а постепенное затухание. Конечно же, это существенно расширяет управляемую область.

— Эй вы, Капабланки! — крикнул сверху Хургин шахматистам. — Идите-ка сюда! Интересный разговор начинается.

— Айн момент! — откликнулся Щепкин. — Сейчас мы заматуем его короля.

— Это мы еще поглядим, — ответил Панасюк.

— Пусть себе забавляются, — отозвался Флеров. — Все равно они не слышали начала…

— Ты остановился на запаздывающих нейтронах, — напомнил Курчатову Русинов.

— Это так, к слову пришлось, — подмигнул Курчатов. — Просто я хотел сказать, что не спорю. Мы действительно уже многое знаем. Перейдем теперь к чисто практическим делам. Как мы себе мыслим цепь? В чистом уране? В уране двести тридцать пять? Без замедлителя или с замедлителем? И какой нам взять замедлитель? Тяжелую воду или простую аш-два-о? Все это, товарищи, вопросы чрезвычайно важные. Дальнейшие наши действия будут уже полностью обусловлены сделанным нами выбором. Но можем ли мы сказать, что уже сейчас, уже сегодня имеем право сделать такой выбор? С открытыми глазами? Находясь, так сказать, в здравом уме и твердой памяти? То-то и оно, братцы…

— Ну, я бы не сказал, что дело настолько туманно, — Флеров наклонил голову набок. — Вы сами в своем докладе сделали упор на смесь урана с водой.

— Верно. Я так сказал. Видимо, наиболее благоприятные условия для осуществления цепной реакции будут иметь место для вполне определенного соотношения числа атомов урана и водорода в смеси. Но это соотношение нужно найти. Наиболее выгодную форму — тоже. Я не вижу, как все это будет выглядеть. А вы видите? — он повернулся к Флерову.

— Пока нет, — подумав, ответил тот.

— Разберем тогда другую возможность. — Курчатов еще теснее забился в угол, чтобы дать место Игорю Панасюку. Щепкин со сложенной доской под мышкой уселся напротив, рядом с Русиновым. — Да, разберем другую возможность, — задумчиво повторил Курчатов, когда все устроились. — Цепь в системе вода — обогащенный уран. Этот вариант тоже выглядит довольно заманчиво. Какому же отдать предпочтение?

— А никакому! — с ходу вклинился в беседу Панасюк.

— Вы видите третий вариант, Игорь? — спросил Курчатов.

— Нет. Просто я считаю, что надо идти всеми мыслимыми путями.

— Слышу речь не мальчика, но мужа, — съехидничал Флеров.

— А что? Верно! — одобрил Русинов.

— Конечно, верно, — поддержал его Курчатов. — Никаких ограничений в выборе системы для реализации цепи быть не должно. Тут, как говорится, нет вопроса. Но, товарищи, надо четко представлять себе, что вся дальнейшая наша программа целиком будет зависеть именно от такого выбора. Тем более, если мы выберем сразу и то, и другое, и, быть может, еще что-то третье.