А. А. Алябьев

— Как ваша фамилия?

— А вам на что?

— Мне нужно знать.

— Я Грибоедов.

— Кузьмин, запиши! — приказывает полицмейстер квартальному. Тут же Грибоедов обращается к полицмейстеру:

— Ну, а ваша как фамилия?

— Это что за вопрос?

— Я хочу знать, кто вы такой.

— Я полицмейстер Ровинский!

— Алябьев, запиши! — «приказал» Грибоедов своему приятелю.

Мог ли тогда предположить Алябьев, что в сравнительно непродолжительном времени ему придется снова столкнуться с Ровинским при других, столь драматических для композитора обстоятельствах...

Возвращаясь к отставке Алябьева, приведем любопытную подробность. Тем же приказом, что и Алябьев, был уволен с военной службы и поэт-партизан генерал Денис Давыдов. Грибоедов и Чаадаев ушли в отставку еще раньше.

В чем же истинная причина подобного завершения военной карьеры Алябьева? Не здесь ли начинает наматываться клубок дальнейших жизненных перипетий композитора, уже тогда, очевидно, впавшего в немилость?

С выходом в отставку Алябьев развивает активную творческую деятельность. В 1824 году с Верстовским и Шольцем пишет музыку для водевиля Писарева «Учитель и ученик, или В чужом пиру похмелье», за ним следует водевиль «Проситель» (в соавторстве с Виельгорским, Верстовским, Шольцем). В том же году создает оперу-водевиль «Хлопотун, или Дело мастера боится», а в начале 1825 года — «Встречу дилижансов». Музыку к этим водевилям Алябьев написал в соавторстве с Верстовским. В действие включены танцевальные номера, объединенные в сюиту из музыки бытующих танцев — вальсов, полонезов, мазурок, экосезов.

Широкое распространение получает и вокальная лирика Алябьева. Песни и романсы его все чаще издаются, притом в различных аранжировках: для фортепиано, гитары, для голоса в сопровождении хора и оркестра, для вокальных ансамблей и т. д.

Обращение к поэзии Жуковского показательно для складывающихся эстетических принципов Алябьева как художника романтической направленности. Романсы Алябьева на стихи Жуковского — один из наиболее ранних откликов русских музыкантов на поэзию провозвестника русского романтизма.

Вскоре появляется и первый пушкинский романс Алябьева «Слеза», вдохновленный лицейским стихотворением поэта (в лицее оно называлось «гусарское стихотворение»). Его относят к самому началу 20-х, если не к концу 10-х годов.

Творческая деятельность Алябьева приобретает широкий размах.

Признанный композитор театральной музыки, Алябьев занимает солидное положение среди мастеров этого жанра. Имя его упоминается рядом с А. Н. Верстовским. Сотрудничает Алябьев в сочинении музыки для некоторых опер-водевилей с такими авторитетными композиторами, как К. Кавос, Л. Маурер, Ф. Шольц. Он свой человек в театральном мире, постоянный посетитель и активный участник кружка А. А. Шаховского — драматурга, режиссера, родоначальника русского водевиля. Здесь собираются видные артисты, писатели, музыканты, драматурги, такие замечательные певцы, как Петр Булахов, ярко талантливая Надежда Репина, блистательно исполнявшая драматические и вокальные партии в алябьевских операх-водевилях; Николай Лавров, дебютировавший в прологе «Торжество муз», в создании музыки которого принимал участие Алябьев; Дарья Матвеевна Сабурова, исполнительница одной из ведущих партий в опере-водевиле «Деревенский философ»; замечательный комедийный актер Иван Сосницкий; один из выдающихся актеров московских театров Александр Матвеевич Сабуров и многие другие.

А. А. Алябьев

С романсами Алябьева связано начало блистательной артистической карьеры известного русского певца Александра Олимпиевича Бантышева, впоследствии популярного оперного артиста, участника различных дивертисментов и концертов. Заглавную роль в «Лунной ночи» исполнял великий русский актер Михаил Семенович Щепкин.

Алябьев — усердный посетитель и активный участник литературно-музыкальных кружков и салонов, этого примечательного явления литературной и художественной жизни России начала XIX века, сыгравшего ощутимую роль в культурной и политической жизни страны.

А. С. Грибоедов

Достаточно вспомнить основанный в 1818 году кружок декабристского направления под названием «Зеленая лампа». В орбиту прогрессивных влияний входил салон Нарышкиной, где бывал и читал стихи Рылеев. Типичным кружком реакционного направления была «Беседа любителей российского слова». Кружки становились очагами борьбы литературных направлений. Именно в эти годы возник ряд добровольных объединений, начиная с кружка царскосельского лицея, знаменитого «Арзамаса»[12], салоны Брусиловых, Ф. Н. Толстого, А. Н. Оленина, «четверги» Грача, «пятницы» Воейкова, «среды» Кукольника, непременным участником которых был Глинка; салоны Елагина, В. Одоевского, 3. Волконской, Дельвига, Виельгорских и других. Редкое собрание обходилось без музыки. По словам П. А. Вяземского, «здесь соединялись представители большого света, молодежь и возраст зрелый...»

Особенной известностью пользовался салон Зинаиды Александровны Волконской. Здесь бывали Пушкин, Мицкевич, Чаадаев, Вяземский, Веневитинов, Одоевский. Частыми посетителями были Грибоедов и Алябьев. Здесь усердно музицировали не только постоянные участники и посетители кружков, но выступали и выдающиеся русские и зарубежные музыканты. Оживленно обсуждались разные вопросы и проблемы музыкальной жизни, формировались идейно-эстетические направления.

Вечера проходили в чтении и музыке. Княгиня обладала контральто исключительной силы и красоты и великолепно пела. Знала хорошо музыку, писала прозой и стихами, сочиняла романсы, кантаты. «Царицей муз и красоты» назвал ее Пушкин. Обширная мемуарная литература полна восторженных отзывов о многогранной одаренности Волконской. «Все дышало грацией и поэзией в необыкновенной женщине, целиком посвятившей себя искусству, — читаем в воспоминаниях современника, А. Н. Муравьева. — Художница, музыкантша, писательница — одним словом, артистка в душе, княгиня Зинаида блистала в свете умом, образованностью, талантом и этими дарами, помимо красоты, завладевала вниманием высокообразованных и талантливых молодых людей, которых она соединила у себя». С 1824 года и на протяжении ряда последующих лет (до переезда в Петербург) Волконская жила в Москве.

Личные (еще с отроческих лет) и творческие интересы связывали Алябьева с высокообразованным музыкантом и композитором, авторитетным музыкальным деятелем Михаилом Юрьевичем Виельгорским. Его музыкальный салон был подлинным центром музыкальной Москвы. Крупнейшие артисты, приезжавшие в Москву, добивались возможности выступить у Виельгорского, прежде чем явиться перед широкой публикой. Высокую оценку «домашним концертам» Виельгорского дал В. Ф. Одоевский. В них соединялись и «выбор сочинений, и достоинство музыкантов, и точность исполнения — три условия, без которых музыка теряет свою цену». Салон Виельгорского задавал тон музыкальной жизни Москвы. Алябьев часто посещал музыкальные собрания Виельгорского, был его соавтором (вместе с Верстовским и Шольцем) по сочинению музыки к водевилю «Проситель». Дружил Алябьев и с младшим братом Михаила Юрьевича — Матвеем Юрьевичем, великолепным виолончелистом.

Особенно разительный пример содружества поэзии и музыки — кружок А. Дельвига, лицейского друга, «брата названого» Пушкина, высокоодаренного поэта, литературного деятеля, издателя и критика, тонкого ценителя поэзии. Кружок Дельвига привлекал лучшие литературные силы своего времени.

Страстный любитель музыки и неплохой музыкант (играл на фортепиано, выразительно пел), организатор, душа музыкальных собраний, Дельвиг в своем поэтическом творчестве воплощал союз слова и музыки. Поэтические образы его стихов всегда возникали и развивались в органическом единстве с музыкой.

12

Борьба «Арзамаса» с «Беседой любителей российского слова» — характерное явление для литературно-эстетической полемики того времени.