Страница 9 из 159
Такие вот дела.
Как бы там ни было, но пока все замечательно! Стрижи с писком носятся в воздухе, словно черные стрелы, выпущенные из лука.
P.S. Кстати, не только стрижи. Люди все чаще стали видеть НЛО, даже днем. К чему бы это?
4 АВГУСТА
Вчера весь вечер на низких высотах, с ужасным грохотом летали вдоль реки Неран сверхзвуковые истребители военно-воздушных сил Литавии.
На территории неработающего завода им. "Ш." кругом висят таблички, извещающие о том, где должны собираться военнообязанные. Дежурные в проходной ждут из штаба КНО сигнала учебной тревоги. Комитет Национальной Обороны проводит учения. На случай неожиданных воздушных атак ВВС Литавии.
Хотя вряд ли они будут бомбить территорию, которую они считают своей и где остались еще их граждане. Ведь официальной границы как таковой не существует. Существует лишь условная природная граница по реке Неран, но ее не признают сами литавцы, ибо для них это равнозначно признанию мятежного государства. Поэтому утрами, когда опускаются мосты и оба государства временно сливаются в призрачном единстве, люди через блок-посты перемещаются с левого берега на правый и обратно почти свободно. Жизнь, знаете ли, не остановишь. Тем более, что столица Литавии - Каузинас - оказалась разделенной почти пополам. На правом берегу находится их Старый город, на левом - Новый, наш. По большей части 60-х-70-х годов застройки. Живет здесь преимущественно русский пролетариат. Теперь левобережный Каузинас переименован в Непобединск и является фактически столицей нового государства. Впрочем, других городов у нас все равно нет.
Предъявив в проходной временный пропуск, направляюсь к зданию красного кирпича, где в былые советские времена располагался пятый цех, а сейчас там проходят разные перформансы, то есть выставки и прочие культурные мероприятия. В том числе и наша выставка картин, которую затеяло наше Объединение молодых и старых художников - "ОБМОСХУД"
7 АВГУСТА
Сегодня был какой-то нескончаемо длинный день, поэтому веду хронику по часам.
11-00. Бегу в "Объединение...", чтобы утрясти кое-какие вопросы, связанные с организацией выставки.
Президентша "ОБМОСХУДА", оказывается, в офисе, она на месте, слава Богу. Толстощекая, кровь с молоком баба восседает за своим огромным, старинной работы столом, обложившись бумагами. И здесь бюрократия.
Увидев меня, она кокетливо поправляет мелко завитые бледно-фиолетовые кудри и дружелюбно сверкает золотыми зубами. Она сообщает мне сначала хорошие новости - о том, что ей удалось добиться снижения арендной платы за помещение выставочного зала, удлинить сроки экспозиции и прочее в том же духе, что, в общем-то, меня мало интересует. Потом она сообщает плохую новость.
- Понимаете, - говорит она, не глядя мне в глаза, - тут возникла такая ситуэйшн... Произошли кое-какие изменения, то есть расширение... Короче, расширился список участников выставки... и, в связи с этим расширением, нам придется ужаться.
- Кому конкретно, - спрашиваю я, пронзительно глядя в ее бесцветные глазки-пуговки; ее взгляд отталкивается от моего еще сильнее, как одноименный полюс магнита.
- Конкретно Вам, - отвечает она и поспешно добавляет, чтобы мне не было особенно больно, - ну еще кой-кому... В общем, одной секцией Вам придется пожертвовать.
- Интересно, - говорю я обиженным голосом капризного ребенка, - из двух секций вы забираете у меня одну! Как же я расположусь? Ведь вам известно, сколько у меня работ...
- Георгий Николаевич, голубчик, ну потеснимся немного. Вы же знаете, все хотят участвовать в выставке, а места мало... А парень на редкость перспективный, молодой, напористый... - Она сдвигает локтем бумаги, чтобы они совсем закрыли большую картонную коробку с конфетами, лежащую у нее на столе. - Я не могла ему отказать.
- И кто же сей неофит? - спрашиваю я желчно. - Тот, которому сходу дают целую секцию, в то время, как старым, проверенным временем художникам делают обрезание.
- Ну, Карелин... - говорит она дрогнувшим голосом. - Вам это имя пока ни о чем не говорит...
И вдруг идет в атаку, как танк. Она устремляет, наконец, на меня свой взгляд сразу сделавшийся тяжелым, упрямым. Я затронул ее интимное, личное. А за свое личное, интимное, она любому порвет пасть. Полные ее руки плотно лежат на сукне стола, под дрябловатой кожей перекатываются еще крепкие мышцы.
- О'кей! - говорю я и выдаю любимый афоризм моего отца: "Урезать так урезать, как сказал один японский адмирал, делая себе харакири".
Чтобы смягчить мою боль от урезания, госпожа Президентша приглашает меня на ланч в ресторан "Нева", который располагался на нижнем этаже здания.
- В отделе культуры выбила талоны на питание в нашем зале. Могу дать на целую неделю, - сообщает она интимно.
Я принимаю приглашение на ланч, но от талонов отказываюсь. Пока у меня есть деньги.
13-30. Снова на заводе, пятый цех, превращаемый нашими трудами в выставочный зал, и работал там как проклятый до 22-х часов. Домой пришел около одиннадцати, когда стало совсем темно. Полночную темень тщетно пытался рассеять свет уличных фонарей, окрашенных в синий цвет, как того требовали инструкции противовоздушной обороны.
У нас, слава Богу, война еще не разразилась... Но на дамбе стоят танки.
В автобусе я сидел с левого борта, и мне ни черта не было видно, что происходит с противоположной стороны. На асфальте у меня под окном просматривались сухие комья грязи и след от гусеничных траков. Прошел солдат, озабоченный чем-то, по-моему, дал какие-то указания нашему водителю. Потом мы поехали. Медленно. Пассажиры, те, которые стояли и не могли разгадывать кроссворды, вертели головами, всматривались в сумерки за окнами, где двигались какие-то механизмы и рычали моторы. Кто-то сказал: "Танки". Я тоже вертел головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь из происходящего на встречной полосе дороги, но тщетно. Кроме света фар, ничего не разобрал.