Элегантность

Я краснею.

– Ты давно вернулся? И сколько тебе сахара – два или один? – спрашиваю я, бросая в него два кусочка.

– С ЕДОЙ НЕ БАЛОВАТЬСЯ! – гремит через весь зал Рег.

Эдди наклоняется ко мне через стойку и воровато озирается.

– Послушай, я – младенец Иисус, а ты – ангел. Так может, полежим вместе в яслях?

– Хе-хе-хе! – хихикает веселый дедушка.

– Он меня правильно понял, – улыбается Эдди.

Я смотрю в его громадные, черные, озорные глаза.

– Эдди! – только и могу я вымолвить.

– Да, мой ангел? – нежно шепчет он.

– Эй! Я думал, вы пришли сюда играть на пианино! – орет Per.

– Я же сказал, меня ждет зал! – Эдди отступает в сторону и исчезает в толпе.

Флора наклоняется ко мне.

– Может, не следовало тебе говорить, но он не проявлял никакого интереса к этому благотворительному балу, пока не услышал, что ты тоже пойдешь. Я думаю, Луиза, ты ему в самом деле нравишься. В общем, я тебя предупредила.

Я снова краснею.

– Но, Флора, когда же он вернулся? И какой у него может быть интерес к такой старой кляче, как я?

– Он вернулся вчера. С ворохом грязного белья – накопил месяца за четыре, никак не меньше. А какой у него может быть интерес к тебе, об этом я даже думать не хочу!

Сердце начинает бешено колотиться.

– Но я же на девять лет его старше!

– Ему нравятся пожилые женщины, Луиза.

– Опа! Вот спасибо! – До сих пор я никогда не имела сомнительного удовольствия думать о себе как о пожилой женщине. Да и сейчас я как-то не очень уверена, что оно откуда-то возьмется.

– Знаешь, – говорит она, вытирая теплую лужу разлитого чая. – Если он тебе не нравится, то ничего страшного. Но если честно, то я не видела его таким восторженным со времен Лары.

– Лары? – Неожиданная волна ревности окутывает меня. – Кто такая Лара?

Она хитровато улыбается.

– Да так, одна виолончелистка, которая разбила его сердце прошлой весной.

– Понятно. – И мне представляется талантливая изысканная красавица с внешностью Жаклин дю Пре.

– По мне, так на корову смахивает. – Флора выжимает тряпку над раковиной.

Я смотрю через зал, где Эдди придвигает стул к стоящему в углу старенькому фортепьяно. И уже через мгновение звуки регтайм-джаза, такие же задорные и заразительные, как сам Эдди, заполняют собой пространство.

В десять часов, когда прибывает следующая смена, Per поднимает руку, призывая всех замолкнуть.

– Эй, а ну-ка все успокоились! Огромное всем спасибо! А теперь настало время проголосовать и выбрать лучший костюм!

Ему отвечают бурными аплодисментами.

– Сейчас вы все построитесь в линейку, и, когда я махну рукой, зал будет решать.

Добровольцы выстраиваются в кривую цепочку, и Per шагает вдоль нее. Для каждого из конкурсантов Эдди играет разные отрывки из рождественских гимнов, но, когда Per подходит к нам с Флорой, он начинает насвистывать популярную мелодию группы «Юритмикс».

В итоге побеждает сам Per. Этот красный бархатный кафтан, эти громовые раскаты смеха – ну чем не настоящий Санта-Клаус? Только разве мы хуже?

– Ну вот, теперь мы считаемся благонравными, добропорядочными гражданами, – вздыхает Флора, когда мы выходим из подвала церкви Святого Мартина на улицу.

– Что вы скажете, милые дамы, если я приглашу вас куда-нибудь выпить? – Эдди игриво обнимает нас обеих за шеи.

– В таком виде? – говорю я. – Может, сегодня и сочельник, но даже ангела никто не обслужит в таком виде!

– Ты забыла, что я – младенец Иисус. У меня есть связи! Такси! – Он останавливает такси. – Отвези нас в «Ритц», добрый человек!

– Нет, Эдди! Как можно?! Только не в «Ритц»! – протестую я. – Только не в таком виде!

Флора хихикает.

– Да успокойся ты, Луиза. Так будет даже забавно!

– Нет-нет, я не поеду! Я лучше домой! По правде сказать, я очень устала.

– Я сниму свои пеленки, если ты поедешь. – Эдди тянет меня к открытой дверце такси. – Если на то пошло, я даже сниму вообще всю одежду, если ты поедешь!

Я вдруг начинаю нервничать. Зачем я нужна этому красивому талантливому юноше? Почему он так тянется ко мне? Меня одолевает внезапное желание убежать, скрыться, пока я не разрушила каких-то там его ошибочных и прекрасных иллюзий, которые он по-прежнему лелеет относительно моего характера.

– Смотрите, ночной автобус! Если я побегу, я еще могу успеть! Спокойной ночи и веселого Рождества! – Я торопливо чмокаю их в щечки и пускаюсь бежать через Трафальгарскую площадь, хлопая на ветру пластмассовыми крылышками.

– Подожди! – Эдди бросается за мной и, несмотря на мешающее одеяло, догоняет и хватает за руку. – В следующие выходные я устраиваю у себя на яхте небольшой междусобойчик. Ты придешь?

– На яхте?! – Я теряю дар речи

Автобус подъезжает к остановке, скрипя и стеная под тяжестью праздничных украшений. Эдди еще крепче сжимает мою руку.

– Пожалуйста, приходи, Луиза. И сейчас не убегай. Если хочешь, мы отвезем тебя домой.

Какое-то чувство сродни страху пронизывает все мои внутренности. Он нравится мне. Он нравится мне больше, чем я могла бы себе позволить. Больше, чем это допустимо. Вот она, проблема.

Автобус останавливается и начинает запускать людей.

– Зачем меня отвозить? Не беспокойся… вот же автобус!.. – Я смотрю ему в глаза. – Счастливого Рождества, Эдди! У тебя так здорово получается младенец Иисус… у тебя так здорово получается… все!

– Это означает, что ты придешь? – настаивает на своем он.

Кондуктор дает звонок, и автобус отъезжает от обочины. Я вырываю у Эдди свою руку и запрыгиваю на заднюю площадку.

– Посмотрим… Я скажу Флоре, и она даст тебе знать! Счастливого Рождества! – кричу я.

Когда автобус выруливает на Уайтхолл, я оборачиваюсь и вижу Эдди, который одиноко стоит посреди Трафальгарской площади с чайным полотенцем на голове.

Я поднимаюсь на второй ярус и нахожу себе местечко рядом с каким-то человеком в красной бумажной шапке Санта-Клауса, который крепко спит, прислонившись головой к стеклу. Я снимаю с себя крылышки и нимб. В битком набитом автобусе все веселятся, смеются, что-то кричат в трубки мобильников.

Мы проезжаем Биг-Бен, здание парламента, а потом улицу, где я столько лет прожила со своим бывшим мужем. Я пытаюсь представить, что он сейчас делает и как там теперь у нас в квартире – по-старому или изменилось? Может, сойти на следующей остановке и посмотреть? Интересно, как он себя поведет, если я заявлюсь к нему на порог в старой ночной рубашке? Да и узнает ли он вообще меня или отнесется ко мне так же, как я к нему в тот случайный вечер в театре? Автобус подъезжает к остановке и ждет, но я не выхожу. Даже чтобы посмотреть одним глазочком. А потом мы минуем мост, и все – проехали!

Дома я первым делом принимаю ванну и ставлю компакт-диск с балладами Шопена – они напоминают мне об Эдди. Разогреваю на плите суп, несу его в комнату и там, макая сухонькие хлебцы в тарелку, завороженно смотрю на огни рождественской елки! Это очень тихая ночь.

И я задумываюсь. Задумываюсь обо всем. О том, как получилось, что я в самый сочельник сижу в одиночестве, ем суп, и о том, как я даже не захотела выйти из автобуса, и обо всех тех людях в церкви Святого Мартина, о Реге, о том, что он делает, когда не наряжается Санта-Клаусом, и о том, узнаю ли я его, встретив случайно на улице, о Флоре и об Эдди, и о том, поехали ли они в «Ритц» и сидят ли там сейчас. А потом я вспоминаю Оливера Вендта и то, как была уверена, что этот мужчина как раз для меня, вспоминаю, как он выглядел, когда мотался на заднем сиденье отъезжающего такси, вспоминаю о своей бывшей работе и своих былых страхах, о том, как я ошибалась относительно всех и каждого. А потом мне вспоминаются Колин и Риа, как они празднуют Рождество со своими семьями и друзьями. А еще я думаю о нашей смешной маленькой квартирке, в которой сейчас сижу, и меня вдруг захватывает неожиданная волна какого-то счастливою чувства.