Страница 78 из 83
Глава 20 Клочья паршивых овец
— Да брехня это всё, говорю вам. Полная брехня, — уверенным тоном бурчал Колдун, возясь со своим автоматом, — Уровень мобилизации никакой, организации — тоже! Да, п*здеть могут и п*здят, но по сути, что эти уродцы могут здесь и сейчас? Армия это не пиписон собачий, ты не можешь просто стукнуть кулаком по столу и нарисовать войска у границы. Никак не можешь. Тем более, что стран этих жопой жуй. Германия? Да, немцы хоть что-то могут изобразить, но никак не…
— Есть такая вещь, Алёша, — прервала его задумчиво курящая Ржа, — называется «мотивация». Даже самая жирная и тупая жопа из бюргеров или амеров может понять масштабы «Трансмира». Его хватит, чтобы эта жопа обосралась. А им показали очень многое из засекреченного. Горные фермы, Алтай-город, университетские городки…
— Заграды, Ржа. Они с заград охренели. Мотивации от такого у всех полные штаны. И снизу капает.
Я лишь нервно зевнул, услышав волшебное слово «заграды». Видел, сам охренел. Вообще наименование глупое для искусственных скальных образований, созданных для защиты и наращивания плодородного слоя почвы, но вот десятки тысяч километров этих заград, скромные и малозаметные — это совсем другой коленкор. Титанический, но почти невидимый труд, инвестиция в настоящее и будущее, предполагающее невероятное расширение посевных площадей. Про леса так вообще молчу, посадить саженец для умелого телекинетика — не просто дело одной минуты, он и после тысячи посадок
…они работали. Много работали. Столько, что теперь распиаренные труды Аршавина не особо и смотрятся, а я как неосапиант — жестоко комплексую. И смотрю на двух ленивых узбечек, скрывающих свою истинную силу… ну, нехорошо смотрю. Не только на них, правда.
Сижу, значит, почти на поле боя, будущем, конечно, в окружении белорусских деревьев, воздуха там с почвой, тоже белорусских, но советских, а заодно тоже вполне себе советских товарищей, но вместо мыслей о текущем положении дел — поглощен впечатлениями, что урвал после просмотра пары телепрограмм с утреца. Окружающие? Вооруженные, профессиональные, с огромным боевым опытом? Они ничем не отличаются от меня, вместе пялились, «птичку» ждали. Ну а что пока делать, кроме как лясы точить? События пока развиваются довольно далеко от нас, так что играем роль штаба, резерва и кавалерии. Болтаем.
Испытываем прозрения. По крайней мере я.
Моя лицемерная точка зрения по поводу неогенов всегда базировалась на таких индивидах как я сам (а чья еще шкура ближе к телу?), либо таких, как моя несравненная начальница. Мы с ней, по сути, ничего не можем, кроме как разрушать. Воевать. Ну вот скажите, какое мне еще применение как неосапианту? Разве что ученым стать за счет того, что могу отдыхать, переходя в состояние тумана. Так что я, отвергая от себя судьбу солдата и убийцы, воспринимаю самого себя как обычного человека, которого шантажом заставляют использовать неприятные и ненужные способности. Мне плевать, сколько горя, хаоса и зла могли причинить те, кого я убил, потому что их уже нет. Не существует. Мои достижения нельзя пощупать руками, ими нельзя восхититься, их не будут вспоминать благодарные потомки. Поэтому я, в своем тщеславии и общей душевной мелочности, нахожу их несущественными.
Но что бы было, будь у меня телекинез Аршавина, этого Героя СССР и типа, который просто позабыл слово «отдых» много лет тому назад? Смог бы я также самоотверженно день за днем в невыносимой скуке повторяющихся действий менять ландшафты, вырезать ямы под фундаменты, переносить грузы столь большие, что для их перевоза была бы нужна своя инфраструктура?
В нерукотворном памятнике команд «копух» нет ни величия, ни показной грандиозности. Тяжелая вымарывающая работа, та самая, которая «скотинит» и «зверит». Может быть, та самая, которая позволяет существовать нам, разрушителям и вредителям. Или мы позволяем существовать ей. Не суть. Бесчисленные туннели, шахты, заграды, выровненные горные плато, расширенные горные дороги, комфортные и безопасные, метро, трубопроводы…
Они день за днем делали сказку былью. Я помню лица этих самых легенд, растерянные и счастливые, когда они пытались общаться со своими детьми в том пионерском лагере, куда направили и нас. Помню, как они себя вели. Люди, почти разучившиеся жить так, как понимаю это я. Уставшие, изможденные, потерявшие все жизненные ориентиры, кроме самых главных. Они не сделали сказку былью. Не построили зиккурат. Не превратили Марс в цветущий сад. Но сделали достаточно, чтобы мир, то есть конкурирующие страны, взвыли в панике, поняв, на сколько миллиардов трудовых человеко-часов их опередили.
Я бы так не смог. Не с моей памятью, в которой очень свежо демонстрируемое в прошлом мире пренебрежение достижениями советских хозяйства, промышленности и техники. Именами, памятниками, историей. «Аршавин? А… что-то помню, вроде бы в школе проходили…» — пренебрежительно и мимолетно скажет какой-нибудь соплежуй в будущем, отворачиваясь от собеседника и погружаясь в историю, которую перед ним услужливо разворачивает автор желтой книги. Историю, где всё достается легко, где уважение, почёт, социальный статус, богатство и любовь можно просто взять силой, которую тебе подарит сюжет. Тупой, бессмысленной силой, не имеющей никакого другого применения кроме как «защищать своё».
Вот она, эта сила. В моих руках. Сделал я ей что-то хорошее?
…только по приказу. По указанию. По совету.
Знаете, что было бы, не будь этих приказов? Другой вариант «Омского выжигателя». Может быть умнее, хитрее, образованнее… но точно такое же ничтожество. Даже не потому, что я обязательно скурвился бы, либо позволил себе проявить какой-то особый сволочизм, а просто потому, что, умея многое, не знал бы, как и где это многое нужно применить. «Доброхот», «злыдень», или жопа с ручкой вроде сестриц Умаровых, они рождаются потому, что желают применять силу по своей воле и разуму, но скудость этого разума? Его нищета? Его узколобость? Это нищета и скудость обезьяны, научившейся размахивать тяжелым молотком. Только вот дом она не построит. Сортир даже не построит. Максимум отнимет, да награбит денег, чтобы заплатить тем, кто умеет. Бытие определяет знание.