Страница 20 из 44
— Остынет же всё! — фыркнула хозяйка, уже доставая пиалу и чайник. Довольно маленькую пиалу. Олог огляделся и заметил сбоку от прилавка небольшой низкий диван с широкими твёрдыми подлокотниками вместо столика. — Шубу вон туда повесить можно.
Олог не любил спорить без большой нужды, а при мысли о горячих, с пылу с жару лепёшках быстро сдался. Вскоре на его подлокотнике высилась горка ностальгической снеди, а хозяйка пристроилась рядом, подливая горячего чая с молоком и ему, и себе.
— Так поздно работаете, — заметил Олог, который терпеть не мог светские беседы, но чувствовал, что молчать некрасиво. — Как муж-то допускает?..
Сказал и прикусил язык: был бы у неё муж, она бы не работала не только так поздно, но и вообще. Хотя странно, женщина-то недурна собой и не вредная.
— А я его выгнала, — легко отмахнулась она. Олог чуть лепёшку мимо рта не пронёс.
— Куда? — спросил он, как будто это было важно.
— Да на все четыре стороны, — пожала плечами та. — Ещё о прошлом годе. Надоел, собака, глодал меня, как мозговую кость!
Олог пытался осмыслить то, что услышал. Нет, нововведения нововведениями, но чтобы жена мужа выгнала, а сама осталась в лавке?
— Вы простите, — неуклюже сказал он, понимая, что должен заткнуться и свалить, но не находя сил сквозь хмель сдержать любопытство, — я путешественник… Это… Из прошлого. Не разобрался тут ещё. Это теперь обычное дело, что ли, мужей выгонять?
— А-а, — хозяйка слово обрадовалась вопросу. — Так-то не очень обычное, но на день рождения Хотон-хон можно. Каждый раз теперь как её день, так мужики трепещут, за два месяца уже лебезить начинают, только что не пляшут под окнами. Боятся, чтобы не выгнали. А мой, дубина, даже не почесался — раз, другой… Ну я и решила, на шакала мне такой, если даже не думает, что я могу и без него обойтись!
Олог подавился вопросом «А можешь?» — очевидно, лавка год простояла, и брошку красивую хозяйка не продала. И то сказать, если уж ему тут спину целительница выправила, когда раньше ни один мужик не мог — а тут всего-то лавка с лепёшками, не такое уж большое дело.
— А нового-то ищешь? — спросил он вместо этого, с перепугу перейдя на ты.
Хозяйка покосилась на него с той самой хитрецой.
— Так, посматриваю иногда, особенно если достойный человек вечером в праздник один заходит.
У Олога вскипело в голове, и дело было не в жаре от печи. Он не мог не распознать приглашения, но ему ой как давно их не делали. И то сказать, он жил на отшибе, одевался — чтобы в кузне работать сподручнее, а еду покупал у ближайшего соседа. Теперь же… Он глянул на висящую на крючке шубу, а потом на свою инопланетную одежду. Раньше-то за деньги приличные вещи было не купить, а теперь лавки на всех углах. Он только хотел объяснить даме, что она неправильно его оценила, но тут же понял, что она-то как раз всё оценила правильно. У него был свой дом, своя кузня, доходные договора и огромная сумма в банке. Шакал, да он мог выложить за ребёнка хоть прям щас!
Конечно, оставались вопросы — как легко дама делала подобные предложения да не разделит ли он судьбу её прежнего мужа, но дама его опередила.
— Только я теперь учёная, — сказала она разговорным тоном, подливая ему чай. — Карман твой платиновый громко звенит, но есть вещи и поважнее. Надо насухую попробовать сначала. Вот если до следующего дня Хотон-хон не полаемся, тогда можно и к Старейшинам пойти.
— И… — выдавил Олог, понимая, что его мнения вообще никто не спрашивает, — часто ты пробуешь… насухую?
Хозяйка поставила перед ним его пиалу и сложила руки на коленях, делано потупившись.
— Часто не выйдет. Это только в день Хотон-хон не зазорно. Теперь говорят «Хотон-хон гуляет, Старейшины обомлевают». А ты осторожнее в другой раз в праздник из дому выходи!