Страница 31 из 87
Она прошла мимо, обдав меня томным запахом «Красной Москвы», направляясь по выложенной плиткой дорожке к дому. Мне пришлось, заперев калитку путём накидывания щеколды, её обогнать, и открыть перед ней дверь дома.
— Благодарю! — кинула она мне, даже не поворачивая головы.
После чего переступила порог и, пару раз шваркнул подошвами сапогов о коврик (чуть не порвав его своими каблуками), направилась в комнату.
— Здравствуйте! — поздоровалась с ней Полина, привставая со стула.
— Добрый день! — кивнула гостья, распахивая пальто и присаживаясь за стол. — Борщ? Какая прелесть.
— Вам налить? — спросила жена.
— Нет, спасибо, я пообедала в гостиничном ресторане.
Я решил сразу всё расставить по своим местам.
— Знакомься, Полина, это Колесниченко Любовь Владимировна — супруга ставропольского прокурора Виктора Сергеевича Колесниченко, который пытался меня засадить по ложному обвинению.
В глазах Полины промелькнуло выражение, в котором угадывались одновременно недоумение и обида.
— Да, да, — вздохнула Любовь Владимировна, — мой муж — светлый и чистый человек, который по какому-то ужасному недоразумению был обвинён в том, чего не совершал.
— Ой ли? — глянул я на неё искоса. — Так уж и не совершал? Лукавите, Любовь Владимировна.
Гостья сжала в ниточку тщательно подкрашенные губы, после чего соизволила их чуть разомкнуть, чтобы процедить:
— Послушайте, Евгений! Произошло недоразумение, мужа ввели в заблуждение и он, толком не разобравшись, попросил временно поместить вас в следственный изолятор.
— Да? — хмыкнул я. — Если даже и так, кто же ввёл его в заблуждение? Уж не ваш ли сын, рассказавший историю, будто это я их троих избил ни за что, ни про что?
— Виталик уже осознал свою ошибку, — дёрнула она уголком рта. — Как бы там ни было, Евгений, в ваших силах помочь не сломать судьбу человеку. Моего мужа могут отправить в колонию, а там к работникам прокуратуры очень негативное отношение.
— Ну вообще-то для сотрудников органов существуют специальные колонии, вряд ли его отправят к обычным уголовникам.
— Колония есть колония, я не хочу, чтобы мой муж вернулся домой инвалидом с туберкулёзом лёгких.
— То есть когда он хотел засадить в колонию человека, ответившего на хамство его… вашего сына — это было бы нормально, так?
Она поморщилась, словно от зубной боли.
— Давайте не будем углубляться в дебри софистики. Предлагаю решить этот вопрос кардинально, чтобы больше к нему не возвращаться. Вот!
Лона вытащила из сумочки что-то, завёрнутое в газету, развернула — и нашим глазам предстали несколько упаковок 25-рублёвых купюр, перетянутых резинками.
— Здесь ровно 10 тысяч. Копили на машину сыну, но, видимо, пока ему придётся пользоваться общественным транспортом. Три тысячи ещё даже пришлось занимать у хороших друзей. Вам всего лишь нужно будет отозвать своё заявление и немного изменить показания. Я вам продиктую, что нужно будет написать. Правда, придётся ещё раз побывать в Пятигорске, проезд
Ах ты ж… В голове бурлили сплошь нецензурные выражения, но я в итоге из себя выдавил:
— Уберите это.
— Убрать?
На её лице появилось выражение, словно она ослышалась.
— Здесь 10 тысяч! Это же целое состояние! Я понимаю, вам, как известному спортсмену, наверное, платят какую-то стипендию помимо студенческой, и как композитор вы, вероятно, что-то зарабатываете, но не такие же деньги!
— Я зарабатываю достаточно. Этот дом я купил на свои деньги, и машина у меня стоит в гараже. Так что не бедствуем. Любовь Владимировна, заберите деньги.
— Но…
— Любовь Владимировна, — сказал я, поднимаясь, — вам здесь не рады!
Она, с шумом выпустив воздух через ноздри, сгребла деньги обратно в сумочку, даже не удосужившись завернуть их в газетный лист, после чего тоже встала и бросила в мою сторону полный ненависти взгляд.
— Что ж, вы ещё пожалеете… Можете не провожать.
Она двинулась к выходу, топая каблуками, и мне на мгновение показалось, что она по примеру Людмилы Захаровны из ещё не снятого фильма «Любовь и голуби» распахнёт дверь ногой. Но нет, обошлось. В окно мы видели, как она дошла до калитки, какое-то время провозилась с запором, наконец справилась с ним, и покинула территорию нашей усадьбы. То есть нашего частного домовладения, которое мы с Полиной в шутку называли усадьбой.
— И что это было?
Мы с Полиной переглянулись, я развёл руки в стороны, одновременно пожимая плечами и вздохнул:
— Сам в шоке!
— Надо было ей выцарапать глаза, — прищурилась она и даже чуть оскалилась, став немного похожей на дикую кошку.
А лучше позвонить Хомякову, подумал я и, не откладывая дело в долгий ящик, набрал его домашний номер. Виктор Степанович, по счастью, никуда в субботний день не отлучался, и я сразу же выложил информацию про недавнее общение с женой Колесниченко. Порекомендовал задержать её и поинтересоваться, откуда у Любови Владимировны такая сумма денег. Хомяков принял к сведению и, как я узнал пару дней спустя, прокурорша действительно была задержана и внятно не смогла объяснить цель своего приезда в Свердловск с 10 тысячами рублей. Про сами деньги твердила одно: накоплены за много лет, хотели сыну приобрести автомобиль. И три тысячи, как мне и говорила, заняла у друзей, что оказалось правдой. Для чего? «Волгу» хотела взять,
А три дня спустя раздался телефонный звонок.
— Евгений Платонович, здравствуйте! Это Борис Яковлевич… Да, Козлов. Запоминайте информацию… 18-го декабря утром прилетаете в Москву… Вы же самолётом прибудете, как обычно? Я вас встречаю в аэропорту, отдаю вам загранпаспорт, после чего едем заселяться в гостиницу, а тем же вечером у вас этот… как его… спарринг. По его результатам будет принято решение о степени вашей готовности к бою с Мухаммедом Али. Спортивную форму прихватите, и тренировочную, и для боя с американцем. Хотя там вроде бы только трусы нужны, профессионалы без маек, я узнавал, боксируют. ну и на ноги специальная обувь. А 19-го у нас вылет из Москвы во Франкфурт, оттуда уже летим в Нью-Йорк. Я буду возглавлять нашу небольшую делегацию.
— Небольшую?