Страница 49 из 68
– Какие такие штучки, о каких штучках ты говоришь?
– Заруби себе на носу – это профсоюз. Хватит с нас неприятностей из-за коммунистов, опять попадемся из-за каких-нибудь политических вывертов.
Тут прозвучал незнакомый голос:
– Господин Сани считает, что, если эти двое придут сюда, надо их выгнать и передать полиции?
Голос был гневный, и со всех сторон ему вторил возмущенный ропот. Сани, как видно, малость струхнул:
– Этого я не говорил! Я сказал, что нам незачем вмешиваться! Мы организованные рабочие, мы законная партия, и до этого нам нет никакого дела!
– Словом, выгнать их и передать полиции. «Нет нам до этого дела»? Их преследуют, да? А вы что, состоите в партии полиции?
Громкий голос Сани вдруг сразу упал.
– Идиоты вы, – бормотал он, – с вами нельзя разговаривать! Зачем передергиваете? Я беспокоюсь о профсоюзе, не понимаете, что ли?
Но тут со всех сторон раздались возгласы:
– Мы законная партия, а не партия полиции!
– Политических беглецов мы не выдадим!
– Коммунист – тоже товарищ!
– Если б они пришли ко мне, я бы пустил их обязательно, хоть я и не коммунист!
Таково было общее мнение. А здесь, в Дьёре, в объединенной партии всегда было большинство социал-демократов. Спор затих, Сани ушел.
Гутман, как видно, окружил себя надежными людьми, в замке наконец повернулся ключ.
– Торопитесь! Скорей! Внизу ждет телега. Сегодня здесь околачивается много подозрительных лиц. Не нравится мне это.
– Сыграй с ними шутку, – шепнул ему Бела.
Он сообщнически переглянулся с Гутманом.
Мы быстро спустились по лестнице. Дверь буфетной была открыта, перед ней стоял старый знакомый с оружейного. Он не заговорил, не сказал приветственных слов, лишь мигнул, что все в порядке. Два других товарища стояли в подъезде. Подвода уже собиралась отправиться, когда мы вскочили в нее. Вместе с нами уселись и дежурившие в подъезде двое рабочих, в подводе нас ждали еще двое. Все это были надежные, старые друзья. Я знал, что за Домом следят, я слышал это раньше от сыщика, но среди друзей я чувствовал себя спокойно. Те, кто мог нас опознать, сейчас гонялись за нами по поселку оружейного завода.
Все в порядке! Две лошади весело бежали к Сигету.
А Покол и компания до пяти вечера проводили облаву в поселке оружейного завода.
Сыщики окружили весь район; они переходили из квартиры в квартиру, осматривали все закоулки и подвалы. Штаб, состоявший из трех человек, становился все более беспокойным и нервным. Они наблюдали друг за другом: кто первый предложит прекратить тщетные поиски.
Местный начальник сыска стоял с покорным и хитрым видом, как человек, который думает: «Делайте, что хотите, а я знаю, что знаю». Тамаш Покол принужден был молчать, – ведь это он предложил бесполезную облаву. Донесения поступали одно за другим: ничего, ничего, ничего. Подполковник не выдержал и вспылил:
– Разве я не предупреждал? А они тем временем преспокойно устраивают свидания с друзьями. Может, и совсем ушли из города.
– Не думаю, – заявил начальник сыска: – на всех вокзалах мои люди, все дороги, ведущие из города, перекрыты.
– Вы слишком уверены в себе, господин младший инспектор! – бесился подполковник. – Не знаете, с кем имеете дело! А мы уже имели такое счастье. Это целая шайка, это банда! И центр их там, в Доме.
– Прошу вас, – ответил начальник сыска, – пойдемте в Дом, если угодно…
– И пойдем! Они должны быть там. Если их там нет, то остались их сообщники!
Они устроили обыск в Доме. К этому времени там собралось более сотни рабочих, и полиция у всех по очереди проверяла документы. Каждого допрашивали в отдельности: знает ли что-нибудь, что делал в тот день и кто может подтвердить его слова. Они пугали людей, но те не робели: одни сердились, другие развлекались. Больше всех веселился маленький Гутман.
Его осенила дьявольская идея. Он подошел к буфетной стойке и вступил в разговор с посетителями, зная, что за ним следят по меньшей мере два шпика.
– Зачем ты обижаешь Сани? Оставь его в покое! – обратился он к одному из рабочих.
– Как же не обижать! – закричал тот. – Самый мерзкопакостный тип!
Гутман пожал плечами:
– Не такой уж он мерзопакостный, как ты думаешь. Я знаю, что знаю…
– Что ты знаешь?
– Так… А что бы ты сказал, если он для обмана устроил ту самую баталию?
– Ну и идиот же ты!
Гутман снова пожал плечами.
– По-твоему, я, может, и идиот, но скажу одно: кричит тот, у кого собственный дом горит! А ты забыл, в каких они были хороших отношениях?
– Кто? Сани и…
– Да, конечно, Сани был председателем певческой капеллы. Правда? А тот был режиссером. Он ходил к Сани домой и ухаживал за его младшей дочерью. Может, их любовь продолжается и сейчас. Почему не вышла замуж младшая дочь Сани? Могла бы уж выйти. Ну-ка, пораскинь мозгами! – Он наклонился ближе к собеседнику, но сказал так, что слышали стоявшие вокруг. – У Сани свой дом, понимаешь? Собственный дом, сад, подвал, чердак, хлев на окраине города… Там можно спрятаться, правда? Сани ведь вне всяких подозрений, верно?
И он с ухмылкой смотрел в ошеломленное лицо рабочего. А тот, возможно, и до сих пор не понимает, в чем дело, если Гутман не объяснил ему своей затеи.
Как бы там ни было, а через десять минут после этого разговора облава была прекращена. Начальник полиции вменил рабочим в обязанность немедленно докладывать, если они что-либо заподозрят, и предупредил: помогая уголовным преступникам, они подводят свой профсоюз.
Был тихий летний вечер. Председатель капеллы Сани безмятежно восседал на веранде собственного дома, опустив ноги в таз с горячей водой, когда к нему нагрянула армия сыщиков. Они вмиг перевернули вверх дном всю квартиру. Даже матрацы сбрасывали с кроватей, а пуховые одеяла ощупывали, бросив на землю во дворе. Больше всего Сани недоумевал, какое дело полиции до того, почему его младшая дочь не вышла до сих пор замуж?…
Разыгрался скандал. Допросили всех соседей: видели ли они двух человек?
Двух человек, конечно, могли видеть в Дьёре многие. В коричневой парусиновой одежде? Может, и в такой…
Ясно одно: бомба Гутмана произвела мощный взрыв. Конечно, это было очень опрометчиво стольким рисковать ради доброй шутки – Сани не замедлил с ответным ударом.
Спустя некоторое время после того, как сыщики оставили Дом, там появился врач вагоностроительного завода – он искал Гутмана. Врач был молодой человек. Я знал его раньше. Сын железнодорожника из Дьёра, социал-демократ, участник событий девятнадцатого года. К счастью, это участие ограничивалось медицинской помощью и ему удалось отделаться от белого террора лишь двумя месяцами интернирования. На заводе врач установил такой порядок: принимать больных три раза в неделю. Я помню, профилактическое лечение было у него навязчивой идеей, и он писал об этом книгу. Это был, без сомнения, честный человек. Ваги он лечил тоже. Теперь врач принес от секретаря распоряжение: пусть Гутман поскорее спрячет нас в более надежное место. Пусть переоденет и, если можно, отправит из города.
Гутман уверил его, что обо всем позаботился и мы спрятаны хорошо.
Наш милый горбун подробно информировал врача о событиях второй половины дня. Они договорились, что в случае необходимости врач будет поддерживать связь между нами и Ваги.
Через полчаса в Доме снова появились сыщики. Но сейчас уже не вся компания, а всего-навсего двое – они препроводили маленького Гутмана в полицейское управление. На допросе присутствовали все три главных начальника. Гутману сказали, что ему предоставляется последняя возможность чистосердечно признаться во всем.
Тамаш Покол, желая спровоцировать Гутмана, предупредил: «Друзья уже покаялись». По этому неправдоподобному замечанию Гутман сразу смекнул, что сыщики ничего не знают. Какие еще «друзья»?…
Не моргнув глазом, старик заявил: он и так все время ломает голову, чем помочь следствию. Он предложил сыщикам побывать в квартире Сани, словно бы не зная о том, что шпики уже давным-давно осуществили его предложение.