Побег из Атахэйла

– Спасибо. Это даже много. Мы столько не использовали.

– Тебе спасибо. Что всё показала.

Снова пауза. В тот первый день и во все остальные встречи, которые были после, в общении с Солдом всегда самым тяжёлым было его молчание. Даже когда он нёс чепуху, наносил оскорбления, хлестал своей злостью, было проще. Хотя бы было малейшее представление, о чём он думает. В эти периоды тишины я совершенно не могла его понять.

– Знакомство вышло не очень приятным. Со временем ты увидишь, что я не такой уж и козёл. В целом – да. Но не настолько, насколько ты думаешь, дикарка.

Я вскинула на него удивлённый взгляд, а Солд, не дожидаясь ответа, вышел из машины, властной походкой преодолел пирс, взобрался на катер. И уплыл. Я ждала, что он оглянется, но этого не случилось.

Почему-то после его убытия осталось какое-то горькое чувство на языке. Можно было бы пошутить, что я отравилась его ядом. Но я понимала, что дело в чем-то другом. В свои двадцать лет я столкнулась с таким впервые.

Сидя вечером у костра, я держала на коленях остывающий ужин и не могла выбросить Солда из мыслей. И думала я не о его грубости и тяжёлых ударах. Я думала о его глазах, смехе, о вспышке злости, так напомнившей ревность, мгновениях, когда он мог показаться даже приятным. И о его ладони на моём бедре. Несколько часов спустя я всё ещё чувствовала его короткое, наглое, оскорбляющее прикосновение. И почему-то оно волновало меня куда сильнее, чем более откровенные и дозволенные прикосновения Айко.

За ужином все обсуждали нового командира. Для начала люди обменивались впечатлениями и домыслами, а затем всё же добрались до меня.

– Эйли, ты с ним больше всех пообщалась. Что скажешь?

Я пожала плечами.

– Злобный. Властный. Жестокий. Упивается своим положением. Но пару раз он заставил меня подумать о том, что это маска.

– Защита, – подсказал отец.

– Точно, – кивнула я, ковыряясь в глиняной миске с тушёными овощами. – А ты, пап? Мне интересно услышать твоё мнение.

– У него есть манеры. И ему нравится видеть это в других. Просто он пока что неправильного мнения о нас. Вот и не знает, как именно себя вести. Хочет казаться грозным, чтобы заставить нас слушаться. Очевидно, в его представлении мы какие-то дикие животные или кто похуже.

– И он решил сам вести себя, как животное?

– Дайте ему время. Большинство из вас этого не помнит, но Кейн, когда появился здесь, тоже казался страшным. Однако, чем лучше мы узнавали его, а он – нас, тем приятнее было наше общение. Уверен, ваши дети будут относиться к Солду так же, как вы к Кейну. Главное – не провоцировать его на агрессию. Будьте самими собой.

– А мне он показался очень симпатичным, – как всегда не вовремя воткнулась Эджайда.

– Надо же, и он интересовался шлюхами, – бросила я.

– Эйли!

Отец хмурился, не желая быть свидетелем очередной нашей перепалки с Эджайдой. Мы друг друга на дух не переносили. Потому что она продавалась за удобства. Любая островитянка могла стать игрушкой Хозяев с Шаковина, острова-столицы. Стоило лишь озвучить своё желание охране. Её вносили в список, и, когда кто-то из жителей Большого острова интересовался именно ей, её забирали, с завязанными глазами увозили с острова. Иногда девушки пропадали по паре-тройке дней. Иногда и неделями. Возвращались растрёпанными, зато с полными руками даров. В оплату можно было попросить что-то для себя или для острова. Лия часто просила что-то съестное и угощала этим детей. Иногда игрушки, ткани или посуду. А Эджайда всегда просила только то, что нужно ей. Одежду, шампуни (остальные использовали мыло), у неё даже был матрас. Настоящий, не из травы. Однако меня бесило не то, что у неё было то, чего не было у других. А то, что она пачкалась о тех, кто считал нас рабами, вещью. А затем сидела рядом и говорила о том, что продавать себя – это хорошо. Она даже детям нередко хвасталась, что такие красивые украшения у неё в волосах есть лишь потому, что она дружит с могучими мужчинами с Шаковина.

– Раз интересовался шлюхами, то почему поехал кататься с тобой? Увидел в тебе склонность?

– Сейчас эту вилку я воткну тебе в глаз. Интересно, захотят ли тобой пользоваться, когда ты не будешь такой красивой?

– Ты не лучше меня только потому, что я не боюсь пользоваться возможностями. И я не виновата в том, что Айко в обмен на пользование тобой не может дать и виноградного жмыха.

Я вскочила на ноги, намереваясь вцепиться в волосы, но тут над пляжем разнесся гневный крик отца.

– Довольно! Убирайтесь обе. Остаётесь сегодня без ужина. И завтра до вечера никакой еды. Когда будете слушать свои урчащие животы, подумайте о том, что все мы тут – одна семья. И о том, что нужно с уважением относиться к выбору других.

Я сунула тарелку Имани и ушла, бурча себе под нос, но достаточно громко, чтобы меня услышали:

– С чего мне уважать шлюху?

Я ушла в лес по хорошо знакомой тропе. Она вела к холму – самой высокой точке острова. Путь был не очень близкий, но мне нужно было успокоиться. Спустя какое-то время я пыхтела, поднимаясь по бамбуковому настилу. Взобравшись, упала на спину и стала любоваться звёздами.

Папа говорил, что согласно старым поверьям, звёзды – это души умерших. А согласно науке Старого мира, это яркие светила, находящиеся так далеко, что и вообразить трудно. За миллионы, миллионы лет пути. Некоторые из них уже погибли, но их свет по-прежнему виден нам, потому что всё еще летит, преодолевая бесконечные расстояния. Я не знала, какая версия мне нравилась больше. В каком-то смысле у них было что-то общее.

Как всегда, мысли о звёздах расстроили меня хуже некуда. Настроение и без того было паршивым. Я села, яростно смахивая слёзы, и уставилась в темноту, за горизонт, соединивший, будто ниткой в одно полотно небо и океан. Когда приходила сюда, всегда старалась рассмотреть свет других островов. Хотя понимала, что они слишком далеко, чтобы увидеть. Иногда мне всё же казалось, что где-то там виднеется ореол залитого светом Большого острова. Я не знала, где именно он располагается, как далеко, и что там творится. Но была уверена, что там светло и днём, и ночью.

Зашелестела высокая трава, послышалось тяжёлое дыхание, и на вершине появился Айко с большим одеялом. Я с огорчением вздохнула. Мне всё ещё хотелось побыть одной.

– Что ты тут делаешь?

– Твоя мама попросила проверить, все ли у тебя хорошо?

Луна освещала его лицо с высокими скулами, хищным носом и волевым взглядом. Его чёрные глаза блестели в темноте, соревнуясь с самой ночью. Айко набросил одеяло мне на плечи, сел рядом и вовлёк в свои объятия. Стало теплее, я и не догадывалась, что так сильно продрогла. Однако почему-то в мыслях снова всплыло лицо Солда.

– Чего ты так цепляешься к Эджайде? Ну не уважает себя, ну и чёрт с ней. Её проблемы. Зачем тебе опускаться до её уровня?

– Из-за неё нас всех равняют под одну меру. Раз две девушки с острова так легко продаются, значит, все островитянки такие. Не хочу, чтобы меня считали такой же.

– Кто считал? Какая разница, что там думают те, кто зовёт себя нашими хозяевами?

– Солд думает, что я тоже могла бы этим заниматься.

Айко напрягся, крепче прижал меня к себе.

– Так это из-за него?

– Что из-за него? – я снова начинала злиться.

– Из-за него ты сорвалась на Эдж?

Я промолчала.

– Забудь о нём, Эйли. Вспомни лучше обо мне.

Мы долго целовались. Я изо всех сил пыталась забыться в объятиях Айко и не думать о Солде. Но чем сильнее распалялся мой жених, желая наконец зайти дальше поцелуев и поглаживаний, тем сильнее мне хотелось снова оказаться в машине, проезжающей апельсиновую рощу и смотреть на командира, наслаждающегося освежающим ветром.

Я вынырнула из этих мыслей, когда руки Айко потащили вниз мои шорты. Его жадное дыхание касалось кожи на моём бедре. Я взвизгнула и изо всех сил пнула парня, не разбираясь, куда придётся удар. Он вскрикнул от боли и схватился за лицо, а я бросилась вниз.