Страница 5 из 119
Будь мы просто головорезами и наёмниками, то это одно — пешки на шахматной доске, боевые единицы, которые могут разменивать, пусть такое и не будет поддерживаться. Но он едва ли не клялся, что будет отстаивать каждого из нас до последнего и прикрывать в случае чего, так как мы его команда. Его никто не тянул возводить нас в ранг своих друзей, но он это сделал, и подставлять так людей из команды, с которой он работает… И даже если взять в расчёт тот факт, что мы всего лишь пешки и это естественно, то заказывать своих, чтоб просто замести следы, не отличается от предательства.
В мафии все друг друга предают, и сегодняшний друг уже завтра убьёт тебя, но не за просто так.
Это был ещё один урок, который я запомню на всю жизнь — никаких друзей в криминале ни при каких обстоятельствах, как бы они ни прогибались. Может в домах и родах действуют клятвы, честь, дружба, верность и достоинство, но в кланах всё строится на страхе и деньгах, где никому нельзя верить. Это стая, где все грызутся, а правит самый сильный и хитрый.
Видимо, Бурый решил стать одним из таких. Или был таким изначально.
Глава 92
— Грязная работа моими руками, значит. Это вы предлагаете заместо моей жизни?
— Заместо твоей жизни? Нет, ты нас неправильно понял. Мы тебя убивать так или иначе не будем, потому что Фиеста попросила, а мы уважаем желания своих. Но с другой стороны, неужели ты думаешь, что на этом всё и закончится? — склонила китаянка голову, коварно улыбнувшись.
Но я знаю ответ на вопрос. Рано или поздно Бурый будет чистить ряды, оставляя только самых верных. Я это и так понял, как додумался до того, что он, скорее всего, уже подчищает неугодных. Всегда так, подчищают ненадёжные элементы, чтоб в начале правления как можно прочнее укрепиться на троне. Он уже это делает, не забывая говорить о том, что всегда стоит за своих и никогда их не предаст.
— Ты не думал, что станешь следующей его целью, Томас? — спросила негритянка. — Ведь ты умный, а такие самые опасные. И твой босс это знает. Сегодня он предал Фиесту, завтра он решит свалить всё на тебя.
— Ему нужны послушные собачки, как его верный дружок, близняшки или тот дуб-солдат, — добавила женщина с каре. — А ты туда явно не вписываешься, слишком много думаешь. Не в этот раз, так в другой, придут не к тебе, а за тобой.
— А вы уже и разузнать всё успели, как я погляжу.
— Мы все общаемся между собой. Было бы странно не разузнать о том, кто решил убить одну из нас.
Как будто я поверю в эту блажь. В мире, особенно в городе, где человеческая жизнь стоит всего одного патрона, а убийство и трупы являются такой же неотъемлемой частью города, как крысы, что их грызут, ни о какой доброте и простом интересе речи идти не может.
Они используют меня. Отпускают, как собаку, обвязанную взрывчаткой, которая сразу побежит обратно к хозяину и взорвёт его. И они знают, что у меня остаётся не так много вариантов. Если побегу рассказывать про всё это, то ведьм не найдут, а меня практически точно уберёт Бурый, чтоб я не сдал его. Не буду ничего предпринимать — меня, скорее всего, так или иначе тоже уберут, но потом. Попытаюсь убежать… они ничего с этого не потеряют.
Я практически бесплатный способ избавиться от Бурого, беспроигрышный вариант. Ни сдать их не могу, ни исправить что-либо.
Другой вопрос, что будет, когда я уберу Бурого?
Тут всего два варианта: исполнителей после крупных заказов всегда убивают, чтоб обрубить все ниточки к нанимателю. Как только Бурый погибнет, эти женщины, — ну или тот, кто за ними стоит, — избавятся от меня. А если не убьют они, убьют люди из картеля за Бурого, так как каким бы ублюдком и предателем он ни оказался, я ниже по рангу и у него есть поддержка. У меня же поддержки нет. И если не убьют за его смерть, то просто убьют как возможного конкурента, чтоб расчистить себе дорогу на его место.
И в итоге получаем, что меня сейчас выкинут на улицу, а деваться некуда: убью его я или нет, меня устранят в любом случае. Единственный вариант — бежать. Вновь бежать и прятаться ото всех, надеясь, что за мной никто не пойдёт.
— На кого вы работаете? — ещё раз спросил я. — Я уже вряд ли расскажу это Бурому, но хочу знать.
— Ни на кого, — ответила негритянка.
— Или ты нам не веришь, парень? Может тебе ещё расписку принести? — отбросила волосы со лба женщина с каре.
— В этом городе все на кого-то работают.
— Ты не веришь в то, что есть и свободные люди? — спросила китаянка. — Те, кто не желает в это влезать, но и не хочет, чтоб кто-то катался на их шее?
— Я хотел быть свободным человеком. Но теперь я вижу, что свободными здесь могут быть только те, кто сверху. Остальных присоединяют или ломают. Так что да, я не верю.
— Как знаешь, — пожала она плечами. — Но мы всё равно отпустим тебя, что бы ты ни выбрал.
— Потому что вы ничего не теряете, а я покойник почти при всех раскладах. Убью Бурого, меня найдут либо его люди, либо вы. Не убью, он сам наверняка меня уберёт: пошлёт в горячую точку, где меня наверняка пристрелят.
— Тогда убегай, — улыбнулась она, и, не дождавшись моего ответа, её улыбка стала куда шире. — Не хочешь убегать.
— От всего не убежишь, — покачал я головой.
Уйду отсюда, найдутся ещё проблемы. Невозможно вечно бегать от них, да и устал я это делать. Чудом убежал из своего города, и теперь снова бежать? А там что? Ещё одни проблемы, от которых надо убегать, как испуганной собаке? И почему я вообще должен убегать? Я хочу жить своей жизнью. Мне не нужно, чтоб мир прогнулся под меня, лишь самая обычная независимость в собственной жизни.
К тому же, я жажду мести. Я могу спокойно принять, когда тебя кидает твой конкурент или партнёр по бизнесу, но Бурый называл себя частью нашей команды и предал нас. Будь он работодателем, обычным нанимателем, то ладно, но он выставлял себя едва ли не нашим товарищем, втираясь в доверие, и предал, убивая ради собственных планов. Такое не прощают. И никто не отменял то, что он сделал с сестрой Малу. Раз уж всё так пошло, то почему бы и не вернуть ему за этот должок?
Вопрос лишь в том, каким образом.
Я не хочу умирать. То, что я не боюсь умереть, совершенно не значит, что я спешу на тот свет, а потому просто подойти и выстрелить ему в голову я не смогу. Убьют или свои, или те, кто метит на его место.
Можно отталкиваться от того, что не обязательно работать одному. Перетянуть на свою сторону его людей, кто не готов лизать ему ноги, и уже под их поддержкой пристрелить его. То есть сделать раскол в группе.
Но даже это не решит проблему — очень много проблем связано ещё и с моим возрастом. Большинство будет видеть во мне лишь глупого подростка, которого можно не слушать, игнорировать и не воспринимать всерьёз. Это естественно; взрослые мужики, которым по тридцать лет и которые убивают, не моргнув и глазом, будут видеть в шестнадцатилетнем лишь ребёнка, который что-то о себе возомнил, но на деле ничего из себя не представляет. Они просто не будут меня уважать, пытаясь давить собой. Ничего необычного — в волчьей стае, если никто не видит в тебе силы, все будут пытаться тебя сместить и ещё злиться, если ты дашь отпор: как так, слабак, да посмел дать отпор.
Подобное лечится только массовыми карами, но это время, и велик шанс, что меня самого отправят на тот свет. Там почти пять сотен голов, которые не захотят слушать молокососа. Даже учитывая мою репутацию, каждый будет пытаться испытать «ребёнка» на прочность, считая, что я лишь глупый шкет.
Иначе говоря, если даже меня сразу не убьют за Бурого, то будут гнобить позже, так как сильно молод и они меня особо не знают. Нужно уважение как минимум одной трети всех, чтоб удержаться на месте. У меня его нет.
Так посмотреть, я покойник по любому раскладу…
А тем временем женщины подкатили ко мне столик, на котором лежали некоторые хирургические инструменты, одним своим видом вызывающие если не непроизвольное уважение к их обладательницам, то точно страх, который заставлял сердце биться сильнее. Ножницы, кусачки, плоскогубцы, клещи, ножи, дрель, молоток, скальпели… Хороший набор, чтоб разболтать собеседника.