Страница 3 из 81
Что он мне напомнил?
Чикаго или Нью-Йорк тридцатых годов. Возможно, сказался тот факт, что всё же Сильверсайд был городом эмигрантов, который возводили люди буквально на свой вкус и цвет, строя то, что умеют, или пытаясь воссоздать то, что покинули. Эта часть города считалась когда-то хорошим районом, почему и выглядел примерно соответствующе тем людям, что здесь когда-то жили. Но их потом не стало, время сменилось, а дома остались, как какие-то декорации к гангстерским фильмам. Не хватало лишь соответствующих машин.
Серые кирпичные здания, действительно похожие на городские дома старых мегаполисов, выстраивались рядами и шли вдоль улиц. Классические железные пожарные лестницы снаружи, словно паутина. Фонарные столбы, все обклеенные листовками; потёртые, видавшие и лучшие времена машины, некоторые буквально прогнившие. Прохожие, которые выглядели зажатыми, скрытными и своей аурой будто говорили, чтоб к ним никто не приближался.
И теперь это был мой дом.
Глава 52
Но возвращаясь к моей нынешней реальности — теперь я ходил в одну из школ Нижнего города, больше похожую… на… не знаю даже… Вроде школа как школа, но выглядит обшарпанной, грязной и криминогенной. Ты чувствуешь здесь скорее угрозу, где каждый встречный может создать тебе проблем. Все бросают на тебя взгляд, но не тот, что в моей школе, спокойный и безразличный, а оценивающий и даже, я бы сказал, хищный. Я чувствовал этот взгляд, знал его ещё по прошлой работе. Часть из них ещё не стали теми, с кем я работал, но в скором будущем наверняка вступят на этот путь.
— Итак, все, кто хочет поступить в двенадцатый класс, должны подойти после уроков ко мне. Кроме тебя, Томас, — хмуро посмотрела она на меня. — Нам нужны документы. Настоящие документы, а не имя и фамилия на туалетной бумаге. Ты понял?
— Да, — с безразличием ответил я.
— Отлично. Тогда все свободны, постарайтесь не засирать свой класс, так как вам ещё и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра и так далее учиться здесь.
— Значит, кто-то будет выгребать этот мусор, — крикнул один из парней, и все весело поддержали его.
— Чтоб не пришлось его выгребать, просто не надо мусорить, — довольно грубо ответила учительница. — Есть вопросы?
Она не была похожа на моих прежних учителей. Более строгая, более холодная, грубая и стойкая. Можно сказать, она больше напоминала злого сержанта, только не кричала так же. И я мог понять почему, ведь и дети, — если таких можно назвать детьми, — с которыми она имела дело, были ещё теми личностями.
Я молча наблюдал за классом. Видел то, как одни поддерживают предложившего идею и веселятся, другие хихикают в сторонке, словно что-то предвкушая, третьи сдержанно улыбаются, четвёртые жмутся. Всё как в старой школе, всё те же слои, где есть крутые, нейтральные и те, на кого всё будет сыпаться.
Я скорее относился к нейтральным, так как здесь пусть и недолго, всего две недели, но они прошли весьма спокойно. Может считали меня недостаточной добычей для их интереса, особенно глядя на моё лицо, а может и в принципе было плевать на какого-то изуродованного чела. Да и я молчал как рыба, отвечая только на уроке, ни с кем не переглядывался, никого не сверлил взглядом и вообще не делал ничего такого, что могло бы кого-нибудь спровоцировать. Кончались уроки, я тут же уходил, буквально никого не касаясь. Меньше контакта с людьми, меньше проблем.
Хотя и проблем, как таковых, здесь особо не было на первый взгляд. За всё время я видел всего разборок пять, и только две закончились дракой. Одна до крови.
Издевательства… были, но куда менее жестокие, чем любят показывать по тому же телевизору. Возможно, кого-то и макают в унитаз, но лично я не видел. А таких как, например, выливать грязную воду на голову, раздевать при всех или что-то в этом роде видеть мне не приходилось. Большинство было из разряда подзатыльников, кидания бумажками и так далее. Несколько раз выбивали стул из-под человека. Учитывая, где я нахожусь и что это за люди, такие издевательства были вполне безобидными.
Были и другие вещи, о которых я слышал, но с которыми сталкиваться не приходилось — рэкет и продажа наркотиков. Одним промышляли в туалетах, и пусть я не знал, что там можно достать, но вряд ли что-то тяжёлое. Скорее всего грибы или траву максимум.
Про рэкет… я лишь краем уха слышал, что с части учеников, а иногда и со всего класса, если это младшие, трясли деньги. В буквальном смысле слова взымали за пользование туалетом или же собирали как дань. Как я понял, некоторые из учащихся были привязаны к своим кураторам, которые собирали деньги с определённого круга лиц. Так при мне один из «крутых» парней забирал деньги у вполне добровольно отдающего ученика. Меня это… пока обходило стороной. Да и правда была в том, что денег у меня не было. Не было от слова совсем, ведь я даже не мог позволить себе съездить на автобусе, который здесь ходил. Это был тот момент, когда даже цент становится значительными деньгами.
Но я не отчаивался, ведь, в конце концов, у меня была хоть какая-то работа, которой хватало на жизнь. А ещё цель, которую найти было очень нелегко.
Вернее, цель найти было легко — нелегко было сделать так, чтоб я начал к ней стремиться. Побороть желание свести счёты с жизнью и чувство, которое давило, заставляло меня не видеть будущего. Другими словами, было очень сложно заставить себя просто жить дальше, отвернувшись от прошлого, а не забиться в угол и сдохнуть.
Но я смог. Просто жил дальше через силу, действовал, не давая себе даже думать о случившемся и теребить старые раны. Убеждал, что тот человек умер, и теперь есть новый человек, которому до прошлого нет дела. И чтоб подкрепить свои слова, я сначала искал работу. Потом искал, где жить, потом работал до упаду, чтоб даже мыслей не было об этом.
Первое время работать вместе с моим желанием сдохнуть было очень тяжело — я выматывался как физически, так и морально. Однако потом это потихоньку стало сходить на нет. Всё меньше и меньше грусти и тоски в душе, всё меньше и меньше мыслей об этом. Как и любая боль, будь то похороны близких людей или же расставание с любимыми, моя боль начала притупляться. Я мог бы написать эссе на тему «Как мне было плохо», но не буду этого делать. И так ясно, что мне пришлось пережить.
Вместо душевной боли в итоге на первое место вышла цель — поступить в университет. Моя заветная мечта, ставшая маяком в тёмной бухте, указывающая путь. Хотел ли я этого реально? Плевать, главное, что я знал, куда двигаться, и не позволял себе грустить. Как поступлю, сделаю себе новую цель, к которой буду стремиться и ради которой буду жить. А пока университет был в приоритете. А для этого надо было накопить денег, закончить школу и сделать документы.
Да… новая цель заставляла меня двигаться дальше. И пусть иногда на меня накатывали волны депрессии, однако они уже не могли сравниться с тем, что было в начале.
— Итак, раз у вас нет никаких вопросов, можете быть свободны, — захлопнула она журнал и, напоследок окинув нас взглядом, вышла из класса.
Все дружно зашумели, засуетились, начали собираться. Кто-то уже сбивался в кучки, кто-то, подобно мне, играл в одиночку, не сильно стремясь присоединяться к кому-нибудь.
Девчонки, местная элита из чирлидерш и просто девушек, не обделённых лицом, весело шумели, тарахтя на весь класс, куда или к кому пойти.
— Меня Милк звал к себе, у него сегодня пати и там будет Розг, — толкнула одна другую несильно. Тебе же он нравится?
— Да, но…
— Он только что расстался со своей девушкой. Давай, это твой шанс!
— Да, верно! — поддержала подругу другая девушка. — Давай, Нэнси, идём! Всё лучше, чем в кафешке сидеть!
Буквально за моей спиной уже тарахтели «крутые парни», состоящие из гопников разных сортов, часть из которых уже успели пометить себя татуировками.
— Я жарил её так, что она визжала на всю квартиру, — хвастался один из них с безразличным видом. — Сегодня пойду уже к Кате.