Я тебя забуду

Глава 1

Глава 2. Кольца на воде

Мужская память как винчестер на старом компьютере.

Порой виснет. Порой хранит лишь битые файлы.

В кабинет захожу не дыша. За спиной звонкий цокот, глухие мужские шаги. Но я не оглядываюсь.

В мыслях вращается бумеранг. Обычный, с прямыми углами. Такой, что возвращается через несколько секунд, стоит только бросить.

Никогда не любила подобные забавы. Даже когда сын упрашивал поиграть с ним. Не нравились мне все эти штуки с бросками и возвращением. Было в них что-то... горькое.

А теперь вот! В полный рост! С ранней сединой на висках. С плечами, которые за девять лет, казалось, стали лишь шире. Гладковыбритый вместо прежней модной щетины. И со взглядом... равнодушным, как в нашу первую встречу. Словно наверху кто-то решил, что пора переиграть старый сценарий.

К счастью, как только я сажусь за свой стол, профессионализм берет верх над эмоциями. Не глядя на часы, опрашиваю пациентку. Красной ручкой, чтобы не забыть, вношу пометки в ее медицинскую карту. Выписываю направления на анализы.

— В прошлой клинике я уже все это сдавала, — растерянно жмет плечами дамочка... Анастасия Дмитриевна Шаталова.

— Прошло три месяца. Прежние результаты уже неактуальны.

В отличие от своих коллег из первой клиники, я не вру. Во-первых, не люблю этого. Во-вторых, если ее направил ко мне Кравцов, то значит, никакой особой выгоды он не ждет.

— Да... — Шаталова разочарованно поворачивается к мужу.

Во взгляде так и читается: «Скажи ей, чтобы отстала!»

— Моя жена сдаст все необходимые анализы, — безразличным тоном произносит ее «спаситель». — Что еще потребуется?

— В медицинской карте отсутствует ваша спермограмма. — Чтобы посмотреть на Шаталова, приходится собрать в кулак всю волю. — Я прямо сейчас могу назначить расширенное обследование и распечатать вам инструкцию, как готовиться к сдаче материала.

Голос звучит четко, без дрожи. Но на последней фразе внутри все начинает клокотать. Неуместные, слишком интимные воспоминания взрываются в голове яркими вспышками.

— Не нужно. Пустая трата времени, — холодно обрубает Шаталов.

— Если есть хотя бы один шанс... — Я все же срываюсь на хрип. — То не понадобится никакой донор.

На слове «донор» хочется подняться с места и рвануть за дверь. Ненадолго. Просто продышаться. Без лишних глаз и чужого, слишком пристального внимания.

— Я бесплоден. Полностью. Это установленный факт. Занимайтесь женой. — Шаталов словно хлещет фразами по моим щекам.

Те тут же вспыхивают. И чтобы не выдать себя или, что еще хуже, не рассмеяться, я отворачиваюсь к монитору.

— Хорошо. — Поправляю очки и волосы. Черные. В каре. — Сейчас выпишу последние направления, и через три недели сможем начать.

Непослушными пальцами вношу в свеженькую анкету оставшиеся данные. Больше не оглядываюсь и не пытаюсь что-то понять. Стараюсь выполнять свою работу, как делаю это уже пять лет. Но не успеваю нажать на кнопку печати, как Шаталов встает. И, поставив руки на столешницу, наклоняется ко мне.

— Елизавета Ивановна… — произносит медленно, будто пытается почувствовать вкус моего имени. — Мы раньше с вами не встречались? — как гром среди ясного неба раздается возле самого уха.

Паника молнией проносится по телу. От внезапной близости вспыхивают все нервные окончания. Огнем горит каждый сантиметр кожи. Я и забыла, как это бывало. Особая магия этого мужчины. Девять лет прошло, но работает! Словно прописано в коде ДНК.

— Вряд ли. — Ногти до боли впиваются в ладонь, и голос звучит спокойно.

— У меня странное ощущение, что где-то вас видел.

Шаталов вскидывает руку и без разрешения касается моего лица. Ведет кончиками пальцев вдоль левой скулы. От щеки к виску. Заправляя выбившуюся прядь, скользит по уху. Когда-то оттопыренному, как у смешного эльфа. И уже пять лет — обычному. Без осточертевшей лопоухости.

Потрясенная, я не шевелюсь и не отвечаю. Жар от мужских пальцев стекает по шее, огненным шаром катится по груди и животу.

Дикая реакция. Слишком острая. Я как металлический осколок, который притягивает к магниту. Никакой воли. Чистая физика.

— Напомнили... одну девушку. — Не скрывая досады, Шаталов убирает руку и садится в кресло.

До раскрасневшейся жены ему будто бы нет никакого дела.

— По статистике у каждого человека на земле не меньше десяти двойников. — Внутри все в лохмотья, но я улыбаюсь. — Вы обознались.

***

Несмотря на то что хочется поскорее закончить, прием длится как обычно — стандартные сорок минут. Куча времени, однако вопрос с бесплодием Шаталова так и остается для меня загадкой.

Из доказательств лишь заключение врача с указанием проведенных обследований. Нет ни одного анализа.

Можно, конечно, спросить у самого пациента. Но эту мысль отсеиваю сразу. Во-первых, он не врач. Четко объяснить не сможет. Во-вторых, я заранее знаю: не станет Шаталов ничего рассказывать. Попытку узнать он обрубил сразу, и, если упорствовать/настаивать, сделает так же, только жестче.

«Связаться с клиникой», — ставлю себе пометку на полях медицинской карты и прощаюсь.

Будто тоже вымотались за этот прием, Шаталовы не задерживаются. Когда оба направляются к выходу, я наконец расслабляюсь. Позволяю себе отключить бдительность. Но у двери Шаталов пропускает жену вперед и внезапно оглядывается.

От его взгляда по телу разбегаются мурашки. Казалось бы, за встречу я должна была привыкнуть к шоу ощущений, которое устроило сегодня собственное тело. Однако этот взгляд выбивает из колеи сильнее, чем прикосновение.

Шаталов словно трепанацию мне делает. Медленно вскрывает мозг и изучает каждую извилину. Ищет. Перебирает. Без анестезии давит на живую ткань.

В ответ так и хочется сознаться. Вынуть из кошелька фотографию сына. Бросить в лицо этому «бесплодному» мерзавцу и спросить, где он, черт бы его побрал, шлялся все эти годы.

От желания выкричаться сохнет во рту. А горло дерет, как во время ангины.

Вероятно, встреться мы так лет шесть или семь назад, я бы сорвалась. Тогда учеба и маленький ребенок на руках забирали все силы. А сейчас тяну губы в улыбке и говорю «До свидания». Так холодно, что серые глаза заполняет чернота и уже через пару секунд я остаюсь одна.

***

После ухода Шаталовых чувствую себя спущенным колесом. Идти не хочется, хотя Глеб наверняка ждет, да и сама я дико соскучилась по сыну. Оставаться тоже нет никакого желания.

Слушая, как где-то в коридоре орудует шваброй уборщица, пялюсь в окно на собственное отражение. Какой-то неподъемный груз на плечах мешает подняться.

«Мог ли Шаталов узнать меня спустя девять лет?» — крутится в голове вопрос, требуя ответа.

Сердце твердит: «Да!» Ему до сиреневой луны все внешние изменения.

Разум отвечает: «Нет!» — и словно в подтверждение заставляет открыть верхний ящик стола и достать старую фотографию. На ней я с Глебом в его первый день рождения.

Лопоухая блондинка с декретной косой до пояса. Похудевшая настолько, что не осталось ни щек, которые когда-то любил целовать один мужчина, ни попы, которая сводила его с ума, ни счастливого, глуповатого выражения лица. Призрак с молочной грудью третьего размера.

Некоторые гусеницы превращаются в бабочек. За девять лет, с помощью парикмахера, пластического хирурга, краски для волос и нескольких тысяч бессонных ночей, я тоже поменялась до неузнаваемости.

Из длинноволосой блондинки — в брюнетку с каре. Из нескладной лопоухой девчонки — в женщину с уставшим лицом, обычными ушами и совсем другой фигурой. Женственной, местами округлой, а местами слишком худой, будто мой тяжелый декрет все еще не закончился.